Монастырь дьявола

Лифт начал подниматься снова. Он прыгнул на крышу и, пригнувшись, поехал вверх. Миновав этажа четыре, он снова ухватился за трос и повис перед запертой дверью. В этот раз открыть автоматические створки было очень тяжело. Ему приходилось действовать только одной рукой. Времени оставалось в обрез. В любую минуту лифт снова мог двинуться. Одно неловкое движение, и он полетел бы в черную шахту, вниз…. Наконец дверцы дрогнули и поддались. Он тяжело пролез в отверстие, раздвигая дверь дальше уже собственным телом. Снова коридор и (нескончаемое везение в этот день!) пустой. Электронный ключ легко подошел к одной из белых дверей. Он вошел в пустую, скудно обставленную комнату (несколько столов, компьютер, стулья). Самым главным в комнате было окно. Самое настоящее окно, без решетки.

Находясь в темнице, он уже почти забыл, как выглядят окна. Каково же было его удивление, когда, высунувшись из окна, он увидел, что этаж, на котором он оказался, был всего лишь вторым! Значит, и темница, и все те этажи, которые он проехал на крыше лифта, находились под землей. Существование такого подземного города внушало мало оптимизма. Очевидно, эта организация (с которой ему не повезло иметь дело) действительно была серьезной…. Что ж, он прошел так много, что глупо было бы отступать!

Перед домом была ухоженная зеленая лужайка с красивыми головками розовых и красных цветов. Прыгать на нее явно не имело никакого смысла! Обзор из окна был незначителен. Перед домом могли быть люди, охрана – рисковать так было просто глупо! Действуя более незаметно, у него еще оставался шанс уйти. Он быстро вышел из комнаты. Лестница находилась посередине коридора – красивая, широкая, с резными деревянными перилами и мраморными ступенями. Он стал осторожно спускаться по ней. Спускаться пришлось не долго. Вскоре он оказался в огромном пустом холле, в котором снова (о везение!) не было ни души. А впереди была входная дверь – прямо на лужайку, на широкую, закруглявшуюся перед входом дорогу. На лужайке не было деревьев, и все просматривалось, как на ладони…. Но он подумал, что нужно рискнуть. Входная дверь (из дерева и стекла) была приоткрыта и состояла из двух дверей. Он миновал один проход, приоткрыл дверь второго… Возможно, через огромную дверь и ускользнуло его везение. А может, просто одному человеку не может столько везти в один и тот же день.

Он не увидел их отражения в стеклянных дверях. Возможно, потому, что просто не подумал об этом. Их было семеро, и все выглядели одинаково – в черном, стандартном виде, и шли тоже стандартно – шеренгой. Группа одинаковых молодых мужчин входила в двери, и они столкнулись почти одновременно, так, как бывает в самых неудачных минутах – лицом к лицу. Он увидел рядом со своим чужое лицо, и на мгновение остолбенел…. Он увидел, как темные глаза стоящего напротив сузились при виде чужака…. Потом раздался крик.

Язык, на котором кричал тот человек, он не понимал, просто подумал, что это могла быть латынь. Все начали кричать одновременно, метнулись к нему, догнали почти на крыльце, когда, растолкав двоих или троих, он все-таки вырвался наружу….. По зеленой открытой лужайке мчались к ним все увеличивающиеся в размерах черные точки (услышав крики, к ним бежали на подмогу).

Потом все произошло слишком быстро и неожиданно. Так быстро, что он не успел осознать. Он выбросил кулак вперед и ударил в чье-то лицо. Красные брызги… Хрип…. Он слышал, как треснула кость…. Клятва, данная себе, рухнула, как карточный домик, погребая его под обломками. Рухнула при виде крови. Он поражал насмерть баррикаду из чужих тел. Он двигался как стальной вихрь, по кругу. Он был одинок, бесконечно одинок – потерянный в отталкивающем его мире. Семь неподвижно лежащих тел на ступеньках…. За несколько слишком долгих минут… Семь тел и пустота, в которой он был одинок. Самое одинокое существо из всех, когда-либо живших на огромной земле.

Перепрыгивая через них, он бросился вперед, не различая дороги, двигаясь намного быстрей, чем те, кто пытался его догнать. Он отметил, что люди, бежавшие за ним по пятам, не пытались стрелять в него, и это был положительный момент. Пуля могла достать его наверняка. Но пули не было. И от этого ноги его словно преобразились в крылья.

Он обогнул здание, стараясь бежать не по прямой (зная, что прямые пути облегчают погоню). Вдруг впереди что-то блеснуло – крыши нескольких машин. За домом на асфальтированной площадке стояли машины, он бросился к первой же… Дальше удача вернулась, но он почти ее не заметил. Ключ торчал в замке зажигания, а дверцу он открыл, выбив стекло кулаком. Он немного порезал руку, но даже не увидел крови, текущей из мелких порезов. Еще мгновение – и он был за рулем. Он сорвался с места так, что по асфальту скрипнули шины. И вовремя: площадка с машинами была уже полна людей. На огромной скорости, не снижая оборотов, по зеленой лужайке он мчался к воротам, видневшимся впереди. Сзади были слышны крики (предостерегающие или угрожающие, он так и не понял). Потом он услышал выстрел. Кто-то все же не выдержал, и схватился за пистолет. Но пули уже не могли его догнать. Заднее стекло разбилось с грохотом, осыпав фонтаном осколков сидение сзади. Еще один выстрел: было слышно, как со скрежетом пуля ударилась о металлическую крышу машины. Он увеличил скорость, и на полной скорости протаранил запертые ворота, которые разлетелись от сильного удара. Его осыпало стеклом. Он почти утонул в этом жутком звуке: грохот удара, скрежет выворачиваемого металла, звон рассыпающегося стекла…. Главным было то, что ворота открыты, а сам он не пострадал. Он выехал на грунтовую дорогу и быстро помчался вперед. Дорога шла через лес. Погони за ним не было.

Он ехал достаточно долго. Грунтовка сменилась асфальтным покрытием, а дорога в лесу – современным скоростным шоссе. Сообразив, что ехать по шоссе в таком виде опасно, он быстро свернул на одну из боковых дорог. Но перед поворотом разглядел указатель: до столицы, в которую он возвращался (и из которой еле-еле сбежал всего несколько дней назад) было совсем близко. Он въехал в редкий пролесок и остановил машину. На его руках, на порезах лица запеклась кровь. Он вышел из машины, боясь смотреть на свои руки. Полной грудью вдохнул пряный, насыщенный ароматами земли и листвы воздух.

Спустя час он пешком вышел обратно на скоростное шоссе, бросив машину в лесу. С помощью аптечки в автомобиле ему удалось придать себе приличный вид. Он выглядел теперь совсем не плохо, только очень уставшим. Пройдя некоторое расстояние, он разглядел придорожную остановку автобуса и остался ждать. Рейсовый автобус подъехал через 15 минут, и, опустившись на мягкое сидение (в автобусе почти не было людей), удовлетворенно закрыл глаза.

1413 год, Восточная Европа

Из дверей подземелья шла страшная вонь. Двери раскрыли, и рука в металлических доспехах бросила в подземелье ребенка.

Маленькая девочка, Марта, всхлипывая, упала на пол. Тюрьма ее была темной и узкой. Стены каменой кладки сырого подземелья густо поросли мхом. Где-то под потолком жалко приютилось крошечное окошко, но оно было так густо забрано кованной решеткой, что почти не пропускало свет. У одной из стен была набросана охапка грязной соломы.

Жирная крыса с писком выскочила из соломы, и, тяжело проковыляв по всей камере, приседая на задние лапы, деловито, но не очень быстро, скрылась в большой дыре под полом. Но ребенок лежал на полу и видеть крысу не мог. Худенькие плечи девочки, кое-как прикрытые грязными лохмотьями, нервно вздрагивали. Наконец рыдания стали менее судорожными, и, приподнявшись с пола, девочка попыталась запахнуть лохмотья на груди. Дверь за ней давно закрыли, и в подземелье не проникал даже лучик света. Вскоре глаза девочки привыкли к темноте, и, сев на полу, она принялась осматриваться по сторонам. Разглядев, что в камере никого больше нет, девочка облегченно вздохнула.

Быстро вскочив на ноги, она бросилась к охапке соломы и принялась разрывать ее дрожащими руками. Один из камней пола заметно шатался, и девочка с легкостью его приподняла. Вскоре в ее руках оказался грязный холщовый сверток. Это был кусок грязного холста, в который был завернут небольшой по размеру предмет. Развернув тряпку, девочка аккуратно сложила тряпку на полу. В камере было слишком темно, но даже в темноте стало видно сияние… На дрожащей ладошке ребенка лежал синий камень-сапфир. Это было подаренное мамой «синее солнышко», самая значительная драгоценность из всех для детской души. Ценность камня определялась ни размером его, ни огранкой. Маленькая девочка и не знала о том, что этот камень был драгоценный сапфир. Для нее это было «синее солнышко», к которому прикасались руки ее мамы…. Солнышко, подаренное мамой….. И эту самую значимую, самую высшую в мире ценность нельзя было ни измерить, ни взвесить, ни оценить…..

По лицу Марты текли слезы, и «синее солнышко» дрожало в детских руках. Так, всхлипывая, девочка прижала кулачок с камнем к груди, к сердцу, и свернулась на соломе, поджимая босые ноги, дрожащие от холода, под себя, под рванные лохмотья, на которые налипла грязь.

В зале трактира было темно и пусто, и эта пустота усиливала ощущение полной заброшенности. Оставив стражу за порогом дома, инквизитор захлопнул за собой дверь.

После ареста Катерины и гибели владельца трактира – старика, соседи избегали закрытый дом так, словно в нем поселилась черная чума. Заброшенный, заколоченный дом производил жалкое, удручающее впечатление. Здесь еще сохранилась посуда, небрежно оставленная на столах, а скамьи были отодвинуты так, словно люди только-только вышли отсюда – но все равно надо всем этим запустением висел знак беды, который нельзя было спутать ни с чем. Оттого соседи с ужасом избегали даже тень дома.