Моника

– Сеньор Ноэль, свидетель не может выступать в защиту, – напомнил председатель. – Если обвиняемый добровольно отказался от защиты…

– Потому, что у него есть совесть, которая не является злом, – прервал Ноэль, словно продолжая линию председателя. – Потому что думает, что его намерения достаточно ясные, это всем видно, и к тому же, сеньор председатель, сеньоры судья, присяжные, из-за особого склада характера обвиняемого. Это нужно сказать перед судом. Как существуют злобные лицемеры, так существуют и лицемеры добра, и перед вами как раз характерный случай на скамье подсудимых. Вот человек благородный, щедрый и человечный, в сердце которого есть милосердие и любовь к ближнему, но он слишком ранен, унижен, чтобы показать это. Мы причинили ему много зла, чтобы он мог сказать без стыда, что он все еще хороший, щедрый и продолжает любить человечество.

Сеньор председатель разговаривал со свидетелем, Сегундо Дуэлос, который сказал, что сколько бы знал Хуана Дьявола, столько бы и помогал ему оправдаться, либо не признать, либо смягчить обвинения. Так вот, понимание страданий его детства умаляет его грехи. Сегундо Дуэлос этого не знает. Не верю также, что глубоко его смогла узнать сеньора Мольнар, хотя о ее замечательной женской чуткости вы уже догадались. Я знал его с детства, и могу сказать, что он хороший, действительно хороший, сеньоры присяжные, несмотря на его глупости, несмотря на то, что первым порицал его.

– Могу ли я задать вопрос свидетелю, сеньор председатель?

Все повернулись к Ренато, которого сотрясала злоба, сдерживали только прекрасное образование и воля. Он прошел вперед, свирепо вглядываясь в рассеченное морщинами лицо старого нотариуса.

– Вопросы, какие хотите, сеньор Д`Отремон, – разрешил председатель.

– Доктор Ноэль не просто свидетель, а восхвалитель Хуана, – едко высказался Ренато. – Нет или есть у Хуана законы или правила?

– Естественно нет, но…

– Является или нет правонарушением то, что человек создает законы и следует прихотям, вопреки всему и всем, своевольно и несправедливо, раздавая премии и наказания, словно у него в руках сила Бога? Это правонарушение или нет, сеньор нотариус Ноэль?

– Ну, конечно. Это далеко неправильно так себя вести, но…

– Есть это или нет в случае с обвиняемым Хуаном Дьяволом?

– Я не могу отрицать, что это есть в этом случае…

– Тогда сеньоры присяжные могут вынести разумный и справедливый вердикт: Да, обвиняемый виновен!

– Но обвиняемый не зверь, это человек из плоти и крови, – гневно взбунтовался Ноэль. – Сеньоры присяжные тоже люди, как нотариусы, судьи и жандармы. Об одном следует упомянуть, и я задаю вопрос на этом суде: чего добьется общество, наказав чересчур Хуана Дьявола, если будет следовать мертвым буквам закона?

– Общество избавится от него и даст здоровый пример тем, кто хочет подражать ему, – подчеркнул Ренато высокомерно. – К тому же, это будет настоящей справедливостью, лишенной чувствительности.

– Я скажу одно. Хуан как слепая сила. Отталкивая и раня его, общество делает его врагом, превращает его силу во зло. Поймите же сейчас, признайте его невиновным, дайте ему возможность исправить ошибки и возместить убытки, общество лишь приобретет великодушную и полезную силу.

– Возможно. Но не законными средствами. Вы человек закона, нотариус Ноэль. Поэтому еще более нелепыми и несуразными кажутся ваши слова, вы неприятно меня удивили. Но не важно. Представьте точные весы: с одной стороны, общество и закон; с другой – Хуан Дьявол. Кого вы выберете, доктор Ноэль?

– Я… я… – бормотал старый нотариус. – Я встану на сторону Хуана.

– Тишина! Тишина! – взывал председатель, бешено звоня в колокольчик, пытаясь утихомирить усиливающийся шум. – Время для обсуждения вышло, выслушаны все свидетели. Суд закрывается. Сеньоры присяжные, можете удалиться на обсуждение. Всем покинуть зал!

Публика вломилась в зал, ожидая вердикта присяжных, которые медленно возвращались, занимая места. Судьи тоже заняли места, председатель поднял руку, призывая к тишине, и приказал:

– Секретарь, заберите вердикт присяжных, прочтите громко. А вы, обвиняемый, встаньте.

– Вот вердикт, сеньор председатель, – пробормотал секретарь. – Суд присяжных сообщает: «Перед честью и совестью, перед Богом и людьми, нет, обвиняемый не виновен!»

Волна бешеной радости охватила загроможденные публикой скамьи. Странный гомон, одобрения одних, возражения других сотрясали широкую трибуну с важными персонами, почетными гостями. Буря различных эмоций пробегала с одного конца до другого, весь зал стоял на ногах, Хуан искал глазами Монику. Он видел, как она подняла дрожащие руки, словно благодарила Бога, отступая с волнением, пока не оперлась о спинку стула, замерла рядом с Ренато, пока с другой стороны его брата, превратившегося теперь в злейшего врага, не появилась другая женщина, которая однажды зажгла его сердце и плоть, которая с ложной заботливостью повернулась к Ренато, с еще большим притворством играя спектакль:

– Дорогой Ренато, не надо так беспокоиться. Такое случается, и никому до этого нет дела…

– Тихо! – просил председатель. – В соответствии с вердиктом суд полностью оправдал Хуана Дьявола, оставляя за собой право предостеречь и посоветовать ему впредь быть более благоразумным. Во исполнение воли народа, выраженной в вердикте присяжных, приказываю немедленно отпустить его на свободу, так как нет причин задерживать его. А…! Судебное разбирательство сеньора личного обвинителя закончилось!

Все пришло в движение. Сегундо Дуэлос, Колибри, остальные члены экипажа Люцифер, лейтенант Бриттон и другие моряки Галиона с воодушевлением подбежали к Хуану и окружили его. Судьи спускались с трибун, удалялись жандармы, председатель суда пожал руку Ренато и сказал:

– Сожалею всей душой, сеньор Д`Отремон, но этого ждали все. Также сожалею, что должен присудить вам оплату судебных издержек, закон есть закон, и мы не можем принимать решения по своему усмотрению, как сеньоры присяжные.

– Я очень вам благодарен, сеньор председатель, и меня не удивил исход дела. Я понимал его неопределенность…

– Да еще с врагом в собственном доме, – председатель бросил многозначительный взгляд в сторону Ноэля, который скрылся в толпе. Затем обернулся к Монике, но та, казалось, не видела и не слышала, что происходит. Она оставалась неподвижной, напряженной, руки вцепились в спинку стула, и наконец, она шагнула, как во сне.

– Моника!

Галереи опустели. Голос Хуана остановил Монику, ее пошатывало, она словно больше не могла и вот-вот готова была упасть. Он успел поддержать ее, но взглянув на нее, что-то сковало его душу, губы задрожали:

– Моника, я думал, ты уходишь. Считаю, что должен поблагодарить тебя, и не нахожу слов, чтобы выразить. Ты была такой благородной, великодушной. Твое безумное предложение отдать приданое, и как ты говорила в мою поддержку…

– Я думаю, что все, или почти все говорили в твою пользу, Хуан. Тебе не за что меня благодарить, потому что я не сказала ничего, кроме правды.

– Но то, что эта правда есть в твоем сердце, уже много значит для меня. Ты так запомнила вечер, когда я рассказал тебе о мучениях Колибри, и ты…