Монограмма

Постоянное счастье отупляет разум богов, и они забывают, что состояние блаженства, которым они наслаждаются, когда-нибудь прекратится — вместе с заслугами, приведшими их в этот мир. Они всегда живут, так сказать, на основной капитал прошлых добрых дел, ничего не добавляя к нему в настоящем. (Здесь, по мнению Лиды, заключена великая мысль о том, что никогда не следует стремиться к награде за добрые дела, иначе наслаждение этой наградой остановит добрые устремления индивидуума, и он будет низвергнут затем в ад страдания.)

Боги наделены красотой, долголетием и свободой от боли, но именно этот недостаток страдания, препятствий и зла лишает их существование всякого положительного усилия, всякого творческого порыва и духовного горения. Счастливые, поглощенные собственным счастьем, они не стремятся к знанию более глубокому, чем то, которым уже обладают, а затем утрачивают и то, что имели. Это ведет к укреплению чувства «эго», заблуждению отдельного существования и все более глубокому погружению в сансарический мир. (В том, что в мире богов находится только крона (ветви и плоды) волшебного дерева Кальпатару, тогда как его корни — в мире асуров, Лида видит намек на то, что состояние счастья (плоды дерева) — суть не творческое, активное, а пассивное состояние, которое никогда не может быть развито само из себя, продлено и усовершенствовано со своего уровня, но всегда — с низшего уровня и плана. Счастье неизбежно впадает в страдание, заканчивается им, и поэтому нужно быть всегда готовым к этому. Но ключи (корни дерева) счастья находятся у страдания: не будем же уклоняться от одного и искать другого — заключает Лида.

Изысканнейшая пища, которая никогда не пресыщает богов (последний кусок для них столь же вожделен и сладок, как первый), — намек на изысканную духовную пищу, которой услаждают себя люди божественной природы и которая никогда не пресыщает их. Искусства, танцы, пение, созерцание прекрасного, поэзия, творчество — никогда не утомляют и вечно желанны богам. Друзья оставляют бога, когда он теряет способность к наслаждению: что, как не возможность разделить наслаждение с другими, удерживает нас возле людей? Лютня Бодхисаттвы Авалокитешвары — это символ возвышенного искусства, которым только и могут быть пробуждены люди, погруженные в счастье, ибо наслаждающиеся слышат лишь голос удовольствия. Бесконечные гармонии высшей Реальности недоступны богам, и Бодхисаттва преобразует эти гармонии в понятные им сладостные звуки лютни, и боги с охотой внимают им.

В нижнем секторе Колеса становления, напротив дева-локи, мы видим миры ада (нарака-лока), область невыразимых мук и страдания, обратную сторону небесных наслаждений. Но муки ада — это не наказание, налагаемое на греховное существо каким-нибудь всемогущим Богом, Создателем или Творцом: страдания существ — это неизбежные результаты их собственных поступков, плоды злых мыслей и дел. Поэтому Судья мертвых, бог Яма, не «судит» в обычном смысле, а лишь присутствует на суде; безмолвный, он только держит Зеркало Кармы — зеркало совести, — в котором грешник сам читает свой приговор. Это приговор его совести, внутренний голос человека, выраженный в слоге ХРИХ, который мерцает в глубине зеркала. Никто не может уклониться от этого всеведущего, преследующего своим сиянием, Зеркала Кармы: оно всепроникающе, всезнающе и вездесуще. К тому, кто смотрит в него пристально, оно милосердно и тогда оно умеряет свое сияние, уклоняющегося же оно всюду преследует и как бы заключает в зеркальную комнату его совести. Но лишь бесконечную справедливость и праведность излучает это зеркало, и, каким бы невыносимым ни был его блеск, его действие всегда благотворно. Поэтому Яма, Царь Смерти, Царь Закона (Дхарма-Раджа) и Судья мертвых — есть эманация Амитабхи в образе Бодхисаттвы Авалокитешвары, который, движимый безграничным состраданием, нисходит в глубочайшие ады и — через силу Зеркала Знания, пробуждающего голос совести, — трансформирует страдание в очистительный огонь мудрости, так что существа, очищенные этим огнем, поднимаются выше, к лучшим областям существования. Для того чтобы сделать это совершенно ясным, Бодхисаттва, кроме своего ужасающего появления в образе Царя Смерти, изображается в этой области еще раз в своем истинном образе — милосердного врачевателя страданий Бодхисаттвы Авалокитешвары. Из руки Бодхисаттвы исходит очистительный огонь, воздымающийся столб белого пламени, сокрушающий всякое зло и возжигающий светоч мудрости.

Справа от мира богов расположен мир титанов, злых богов (асура-лока), мир вечного уныния, зависти и борьбы. Онтологическое (психологическое) положение людей асурической природы очень неустойчиво, они всегда между раем наслаждения и адом муки, небом добра и землей зла. Духовные возможности таких людей огромны, но постоянная зависть, грызущая их, отравляет им существование. Древо желания Кальпатару, которое растет и у них, вечнозеленое и полное прекрасных плодов, никогда не может принести им удовлетворения, ибо при одном их прикосновении к дереву плоды наполняются червями и гнилью: всякое исполнение желаний асуров тут же отравляется завистью к еще большим радостям других, и они лишаются даже достигнутого. Они в вечной борьбе с другими, в постоянной муке отчаяния, никогда не снимают доспехов, потому что даже во сне закованы в броню зависти и ревности, сон их тяжек и беспокоен.

Борьба за плоды Древа желаний всегда проигрывается асурами из-за того, что они жаждут слишком многого и не могут удовлетвориться тем, что им уже дано. Им всегда мало, им всегда нужно чужое, все, и зависть не дает им воспользоваться даже достигнутым (Лида нарисовала дерево Кальпатару на границе локи богов и локи асуров таким образом, что мы видим, как со стороны миролюбивых богов дерево почти обобрано, а со стороны вечно борющихся и завидующих асуров ветви сгибаются под тяжестью плодов: вечно борющиеся и страждущие никогда не получают плодов своей борьбы, они даже не видят их — так Лида трактует этот сюжет).

Асура-лока сопредельна, с одной стороны, с дева-локой, миром богов, — и этим подчеркивается близость асуров к богам, надо лишь оставить зависть и алчность; с другой стороны, их мир граничит с прета-локой, областью вечно голодных духов, в который приводит эта безумная жажда и зависть. Не удовлетворяясь малым, люди утрачивают и необходимое, и тогда страдание их еще более возрастает. Или теперь у них будет почти все, но воспользоваться достигнутым они уже не смогут.

В области вечно воюющих и завидующих асуров Бодхисаттва Авалокитешвара предстает с грозно поднятым пламенеющим мечом, потому что существа этого мира понимают только язык насилия и угрозы. Вместо братоубийственной и изнурительной борьбы за внешние мирские плоды Бодхисаттва учит более благородной борьбе за плоды внутренние: знания и непривязанности, которые символизируются плодами в их собственном саду. Пламенеющий меч Авалокитешвары есть эзотерический символ активного Различающего Знания, которое расторгает тьму невежества и все узлы сомнения и печали.

Обратная сторона состояния вечно домогающихся власти и завидующих асуров — состояние вечного страха, подозрительности и смятения животных. Асура-лока прямо противопоставлена в Бхавачакре тиръяк-локе, животной области. Зависть психологически противопоставлена страху потому, что вечно сопровождается им. Мир животных — это мир вечного преследования, зависимости от природы, игры бесконтрольных страстей и инстинктов, мир гонения, отчаяния, презрения, слепой покорности судьбе. Никто не может быть счастлив здесь, даже сильный. Все страдают от тьмы невежества и предрассудков страстей. Все или преследуют, или преследуемы, насилуют или спасаются от насилия. Вечная забота о пропитании тяготит здесь каждого. Крайняя неосмысленность существования сопровождает всякое действие, всякий волевой акт животного. Они начинают и замыкают собой пищевую цепь.

Бодхисаттва Авалокитешвара появляется здесь с развернутой книгой в руках, в которой значатся лишь начальные буквы санскритского алфавита, потому что животным не хватает самых начал знания, прежде всего способности членораздельной речи и начатков аналитического мышления, которые одни могли бы освободить их от тьмы бессознательных побуждений, вечной зависимости от природы и немоты их неразвитого рассудка.

Слева от области богов мы видим мир человека (нара-лока), сферу целенаправленной активности, неистощимой энергии и духовного горения. Здесь свобода воли играет существенную роль, потому что качества всех других областей существования становятся здесь вполне осознанными, и возможности всех других лок — типов существования — находятся одинаково в пределах досягаемости человека. С одной стороны лока людей граничит с миром богов, с другой — с миром животных. Это многообязывающее положение. Сопредельная близость обоих миров заставляет задуматься. Здесь также осознается и тот факт, что возможность конечного Освобождения лежит вне сансары, хотя и достигается посредством ее. Если нара-лока, мир людей, сопредельна с одной стороны с миром богов (дева-локой), а с другой — граничит с миром животных (тирьяк-локой), то у человека есть выбор. Однако близость божественных наслаждений дева-локи и животных наклонностей тирьяк-локи все время искушает человека, и он попеременно впадает то в одно, то в другое из этих состояний. Эта опасная близость божественных возможностей и животных инстинктов создает особый тип психики — человеческой, все время балансирующей между тьмой и светом, добром и злом, наслаждением и наказанием, удовольствием и страданием. Чтобы попасть на небо богов, нужно избавиться лишь от гордости и излишней активности человеческого мира; чтобы не попасть в мир животных, нужно оставить вожделение и страх, для чего необходима добродетельная и осмысленная жизнь.

Счастливое пребывание в небесах («рай») и мучительное (в «аду») никогда не рассматривалось в Индии как вечное и необратимое, но только как преходящее и временное, после чего человек опять возвращается в мир и продолжает свой путь к свободе. Интересно, что состояние человека рассматривается индусами как единственно возможное для дальнейшего совершенствования: во всех остальных состояниях, вплоть до божественных, существо избывает свою карму пассивно. Ибо тяжесть, мрак, алчность, неутоленная жажда, отчаяние, страдание, отсутствие разумности, невежество, бессознательность, вечная борьба одних состояний (асура-, прета-, нарака- и тирьяк-локи) и безоблачное, безмятежное счастье других (дева-лока) отнимают у существ свободу выбора, лишают их даже самого основания для высших стремлений и доброй воли. В жизни человека страдание и счастье психологически соотнесены и уравновешены, человек инстинктивно чувствует их моральную природу; именно равновесие между ними и создает ситуацию выбора, эмоциональную передышку, пространство для маневра воли — но вместе с тем и ответственность человеческих существ. Строго говоря, всякое другое существование — богов ли, асуров ли, претов, адских существ или животных (то есть людей с различными типами кармической зависимости, а следовательно, и менталитета) — лишено моральной ответственности, не подлежит ей, потому что воля этих существ всецело подчинена их инстинкту, полностью отождествлена с энергией их кармы, всегда является только плодом и никогда — семенем. Человеческое же существование — и плод, и семя; человек как пожинает плоды зрелой кармы, так и закладывает фундамент новой, необратимое прошлое и открытое будущее создают благоприятную почву для высших стремлений в настоящем. Именно настоящее — сфера плодотворной деятельности человека, и именно в нем он обретает всю полноту достоинства и ответственности. То, что в сценах загробных судилищ всегда изображаются именно люди, а не боги, животные или другие существа, является, по мнению Лиды, прозрачным указанием на справедливость этой гипотезы. Только человеческое существование является наградой (а не Бога и его «рая»), потому что только человек проявляет свободу воли и несет ответственность за свои поступки; все остальные лишь отбывают наказание — кто счастьем, кто мукой; энергия их воли и энергия их кармы совпадают почти без зазора; они всегда взаимообусловленны, однонаправленны, равностремительны и по отношению к осознанной воле пассивны. Человеку же нужна лишь возможность выбора — и она у него есть; ему нужна добрая воля — и он наделен ею; нужен Путь — и он дается ему.