Монолиты готики

Лео понимающе кивнул. Очкарик оказался не таким сухарем, как он думал. Вероятно, Доктринусу тяжело говорить о случившемся. И его можно понять. Столь неприглядная мерзость, как каннибализм, да еще в отношении собрата по Клану… Титус не пользовался большой популярностью, но он, как ни крути, являлся Гирудо. Убийца будет найден и понесет достойную кару.

Пытаясь уверить в этом самого себя, Краулер подошел к лампе, присел на корточки, и, не сознавая зачем, щелкнул тумблером, пытаясь включить радио. Древние каменные своды угнетали одним своим видом, а темнота, бурлящая за пределами светового круга, форсировала передовые рубежи. Немного ритмов в духе «Latino» или «сука-любовь» могли разрядить обстановку.

Но в ответ раздалось лишь шипение. «FM» диапазон остался наверху, в другом тысячелетии.

– Слишком глубоко, – пояснил Доктринус. – Мы изолированы от прочего мира.

Данное заявление никак не располагало к тому, чтобы хоть немного приободриться. Альбинос затравленно огляделся. Как было и прежде, ему показалось, что своды Зала начинают сближаться, словно гидравлический пресс. В сравнении с этой неторопливой мощью, каждому дюйму которой решительно плевать на внешний мир, вампиры казались ничтожными букашками – секундами, оставшимися незамеченными в безбрежном океане Вечности…

– Скажи, – начал Леонард (не для того, чтобы завязать беседу, но чтобы нарушить молчание, становившееся невыносимым), – тебе не… страшно было здесь, одному?..

– Страшно?.. – Доктринус пренебрежительно хмыкнул. – Нет. Это самое сердце нашей обители, и уж если где-то вампир может чувствовать защищенность, так только здесь. Кроме того, преступник провернул все, что хотел, и СЮДА не вернется. Это наиболее безопасное место во всей Цитадели.

– А как насчет того, что все злодеи возвращаются на место преступления?..

– Возвращаются, но лишь тогда, когда там еще осталось, на что поглядеть. А в нашем случае, как ты понимаешь, дела обстоят по-другому. – Усмехнувшись, Доктринус обвел рукой мрачные стены. – Если, конечно, вор – не фанат «Баек из склепа».

Краулер подавленно кивнул. Он уже пожалел, что задал сперва один нелепый вопрос, и, вслед за тем, еще более глупый. Требовалось поскорее исправить положение. Продемонстрировать, что сам-то он ничуть не испуган, и более Доктринуса осведомлен насчет повадок «расхитителя гробниц обыкновенного».

«Как, в таких ситуациях, поступают великие сыщики? – спросил себя альбинос. – Ах да, бродят кругами, и, состроив умную мину, рассказывают о том, ЧТО случилось. Что же, собственно, случилось У НАС?..» Посмотрев на белый контур, каковым обвели тело Титуса, Лео не испытал ничего, кроме досады.

К своду крепились металлические жердочки, предназначенные для тех стражей, кто не читает «Playboy» – дабы летучие мыши, уцепившись коготками, могли спокойно свисать вниз головами… «Судя по всему, – думал Краулер, – Титус что-то увидел или услышал, спикировал к полу, где…»

Тут альбинос с удивлением обнаружил, что Доктринус развернулся, и, не дожидаясь, пока «уполномоченный» покончит с осмотром, двинулся к лестнице.

– Эй, ты куда?..

– Туда, – невозмутимо откликнулся Доктринус, ткнув пальцем в потолок. – Полагаю, мы здесь все осмотрели. Лично я не намерен тратить время сверх необходимого.

Леонард, мягко говоря, был озадачен столь небрежным отношением к собственной персоне (ведь сам Огастус признал его компетентность!..), а потому, вероятно, ответил чуть более раздраженно и резко, чем следовало бы:

– Что значит «осмотрели»?!. Разве ты не собираешься рассыпать вокруг магнитный порошок, и ползать по полу в поисках упавшего с преступника волоска?.. – со всей строгостью, на какую был способен, осведомился Краулер.

Доктринус поглядел на него, как на полоумного.

– А может, мне здесь все хорошенько пропылесосить, а потом изучить образцы под микроскопом?! – самым неприемлемым тоном огрызнулся очкарик. – Нет уж. Это НЕ входит в мои обязанности. Если угодно, ползай по полу сам.

Вампир невозмутимо ступил на лестницу.

Альбинос открыл было рот, чтобы осадить наглеца, но в последнюю секунду прикусил язык. Внезапно до него дошло, как же здесь тихо. А эти тени… Леонарда преследовало чувство, будто за колоннами, во Тьме притаился голодный каннибал. Впрочем, теней было достаточно, чтобы в них уместилась целая рота каннибалов, только и ждущих момента, чтобы вцепиться в глотку.

Краулер понял, что также не испытывает ни малейшего желания находиться в Зале Заледеневшей Вечности «сверх необходимого». Подхватив лампу, он бросился нагонять Доктринуса. К счастью, тот не успел уйти далеко.

Серпантин лестницы они преодолели в молчании. Альбинос светил приемником.

Очкарик сразу же направился в правое крыло Цитадели, не удостоив вниманием бродившего по холлу Казиуса. Судя по тому, какую рожу скривил привратник, они с «секретным отделом» состояли отнюдь не в лучших отношениях (о чем Лео даже не догадывался). Огастус руководствовался в политике заветами более старшего Цезаря, и более младшего Макиавелли. «Разделяй и властвуй», или «сохрани в тайне, что говоришь сам, и сбереги Череп» [6] .

6

Данное высказывание содержится в тайном труде «Размышления о природе и будущем расы вампиров».

Пройдя несколькими коридорами, они поднялись по узкой деревянной лестнице, и оказались у металлической двери, оснащенной, к удивлению Краулера, сканером сетчатки. Каковым, собственно, Доктринус не замедлил воспользоваться. Что-то лязгнуло, и дверь приоткрылась. Вампиры вошли.

Альбинос с любопытством огляделся. Вне сомнений, это была лаборатория. Она же – секретный отдел. Сюда допускались лишь избранные – к числу коих, разумеется, относились «уполномоченные», – а потому Леонард впервые переступал этот порог. Он всегда был готов расширить кругозор, а потому голова его вращалась, точно на шарнире, из стороны в сторону. Куда охотнее Краулер расширил бы кругозор коллекцией «Versace», но выбирать не приходилось.

Помещение было довольно просторным, с высоким потолком, на котором кое-где темнели разноцветные пятна. Оные кляксы альбинос нашел несколько странными, и, ввиду туманности происхождения, более чем подозрительными (если не учитывать такую теорию, как безобидное занятие абстрактной живописью – путем нанесения краски под давлением в шесть атмосфер). В южной стене располагались три узких, наглухо тонированных стрельчатых окна. По всей видимости, Доктринус мог не прекращать свою деятельность и в разгар светового дня, не подвергая риску здоровье и психику.