Монстр в твоём шкафу
Шрифт:
Однажды у Амира появилось много друзей. Всё потому, что родители купили ему первую Плейстейшн. Говорят, что сейчас дети испорченные, меркантильные – дружат с теми, у кого самый крутой телефон… Но клянусь: так было во все времена!
В моём детстве большинство ребят довольствовались приставками на картриджах, а у моего друга раз и сразу Плейстейшн. Теперь не я один приходил к Амиру в гости. Он приводил домой одноклассников. И мы сидели компанией вчетвером, а то и впятером. Рубились в Mortal Kombat 4, целыми днями проходили первые три части Resident Evil, Dino Crisis и прочие игровые хиты того времени.
Да,
Мы с размаху ударялись ладонями, жали друг другу руки и повторяли: «Дружба на всю жизнь!». Я в это верил. Думал, что мы и в старости будем вместе.
Однако я потерял своего лучшего друга, когда мне было восемь, вскоре, как прочитал статью в газете. Амир пропал. Исчез из своей комнаты ночью. Как растворился в собственной кровати.
Я, как и все, был в шоке, но первое время не убивался и не плакал. Просто не мог поверить, что с Амиром могло случиться что-то плохое.
Он найдётся! Мой друг всегда был и всегда будет – так мы договорились.
Потом исчез его одноклассник Дима, который часто бывал у него в гостях. Через неделю исчез Серёга – ещё один школьный друг Амира. Эти ребята тоже пропали ночью из своих квартир.
Тогда я попрощался с иллюзиями и понял: он не вернётся никогда, как не вернулись другие похищенные дети. И я тоже скоро исчезну! Меня заберёт Крысолов. Странно, что он не украл меня первым.
Мама тоже поняла, что к чему и попросила отца навесить замок на балконную дверь. Мама так волновалась, что провожала и встречала меня со школы. И у меня больше не было своего ключа. Теперь я не мог покинуть квартиру без родителей. Да и куда было рваться? Я сам боялся до дрожи.
Газетный писака использовал легенду о Крысолове лишь для красного словца. Но я был ребёнком и воспринимал это всерьёз. В средневековой истории, Крысолов манил за собой детей с помощью музыки. Я думал, что и этот маньяк может использовать звуковой гипноз.
Дети открывают перед ним двери и молчаливо уходят за ним…
На ночь я закладывал ватой уши, ведь ещё не знал, что она бесполезна, как и замки на дверях.
Я проснулся ночью и сразу увидел в углу своей комнаты страшного, высокого человека.
На нём были тёмные брюки в полоску, пальто с широкими плечами, а на голове шляпа-котелок. Такую одежду давно никто не носит. Его лицо было настолько отталкивающим, что я не мог на него смотреть.
Этот человек, похоже, дожидался моего пробуждения. У меня не получилось притвориться спящим, от страха моё дыхание стало слишком шумным и высокий человек двинулся к моей кровати.
Он поднял правую руку. Из рукава показалось что-то острое. При первом взгляде, мне показалось, что это нож, но это и была его рука – вытянутая, наточенная кость, как лезвие. А его левая рука была нормальная, как у всех людей.
Человек подступал неторопливо. Я же мигом выскочил из-под одеяла и пролетел мимо прямо в коридор. Верзила махнул рукой-ножом по воздуху.
Я вбежал в спальню родителей с криками: «Мама! Папа! Меня убивают!». Но их там не было! Их не было нигде! Ни в спальне, ни в коридоре, ни на кухне. Они исчезли, а входная дверь, обычно
запертая на все замки, была открыта. В подъезде, как и в моей квартире не горели лампы.У меня не было времени думать – за мной по коридору шёл страшный человек и я босоногий, в одной пижаме оказался на тёмной лестничной площадке.
Дверь квартиры напротив и все остальные в подъезде, тоже оказались открытыми. Я бежал вниз, звал маму и папу.
Позади громко топали ботинки, перила гудели. За мной спускался страшный верзила. Он прибавил шаг, чтобы не упустить меня.
Я звал на помощь, но не заглянул ни в одну из квартир. Интуитивно чувствовал, что все они пусты. Все люди в нашем доме исчезли. Остался только я и этот человек с ножом вместо руки.
На улице горел фонарь, но сразу погас, когда убийца ступил во двор. Он не бежал, а двигался быстрым шагом. Длинные ноги позволяли ему преодолевать сразу большое расстояние, и он отставал всего чуть-чуть.
Я запретил себе оглядываться и побежал быстро как мог. Сбивал пятки о гравий, но бежал.
Наш маленький город всегда был тихим по ночам, но тогда это была особенная, мёртвая тишина. Дрожь прошла по спине, когда я понял, что кричать бесполезно – нигде нет людей. Словно весь мир опустел. Никто не придёт на помощь!
Куда ни глянь – всё открыто: подвалы, магазины и даже трансформаторные будки. Я желал только отделаться от верзилы. Его заострённая рука обещала страшную и мучительную гибель. Я постарался сделать так, чтобы он потерял меня из виду. Сворачивал за каждый угол, бесшумно пробегал по траве и наконец нырнул в открытую дверь хлебной лавки, и укрылся в кладовой.
Я видел, как за большими окнами погасли фонари. Это означало, что он был рядом.
Человек в шляпе прошагал в холодной тьме и замер на пороге хлебной лавки. Он не входил, но и не следовал дальше, будто решал, стоит ли тратить время, чтобы осмотреться внутри.
У меня сжались и сердце, и лёгкие. Я потерял способность дышать. Верзила стоял на месте. Обе его руки скрывали длинные рукава пальто.
Мои ноги были истёрты. Я знал, что мог наследить кровью и страшный человек без труда меня найдёт, если обнаружит пятна на полу.
Что было делать? Только сидеть, молчать, не издавать ни звука и надеяться, что он пройдёт мимо.
Я сжимал руки в замке, как в молитве. Пальцы потеряли чувствительность и стали холодными.
Верзила ушёл. Он отправился искать меня в другом месте, а я так и остался сидеть на полу в кладовой.
Я проснулся от удара в живот. Грузчик нёс ящик с буханками и не заметил спящего ребёнка на полу. Увидев обычного человека и ощутив аромат свежего хлеба, я заплакал. За окнами сияло рассветное солнце и люди снова были здесь.
– Мальчишка! – вскрикнул грузчик.
Он и продавец пытались добиться от меня объяснений, как я оказался в закрытом магазине. Мои ответы не казались им правдивыми: дверь не могла быть открыта ночью, тогда бы сработала сигнализация.
Мои мать и отец уже успели со мной попрощаться. То, что моя кровать пуста мама обнаружила ещё в час ночи, ведь она часто проверяла мою комнату.
Когда мы встретились, родители меня и ругали, и обнимали, и плакали. Я не понимал их, а они не понимали меня. Мы будто разговаривали на разных языках.