Монтана. Уровни. Начало

Лок. Так его звали? Как «замок»?

Он и стал тем замком, который защёлкнулся, не дал её пульсу выскользнуть. Лок…

Она почему-то была уверена, что остальные выйдут следом, что вся команда войдет «на базу». Но обернувшись, поняла, что, кроме Дэна и неё самой, никто из авто не вышел.

Насквозь пронзила досада.

Ей нужно его увидеть, ей нужно с ним поговорить. Потому что он всего лишь спросил: «Как ты себя чувствуешь? Можешь идти?» Конечно же, она полагала, что он пойдёт вместе с ней.

Но док остался в машине.

Так не может быть, так не должно быть. Так не расстаются.

– Дэн…

– Да?

Мужчина в чёрной футболке шагал быстро.

– А… – она не успела даже задать вопрос, как её, остановившуюся на пороге, втолкнули внутрь.

– Входи. Здесь воздух изменен, здесь небезопасно. Остальное внутри.

Для неё всё смешалось – слишком много впечатлений. Яркая комната, она посреди неё, огромный незнакомый мужик вводит данные в наклонную сенсорную панель. Её попросили просто постоять, после – назвать имя. Почему-то не хотелось рассматривать убранство и, вместо того, чтобы глазеть на то, что находится снаружи – хотя бы на того же «голиафа» в пару метров ростом, – Лика залипала во внутреннем мире, в своих тревогах.

Сейчас их окончательно разделят, её отправят через некий Портал куда-то далеко, в город. Эта пустошь останется здесь; команда, скорее всего, уедет обратно. Как потом связываться, как найтись снова? Нельзя расстаться, не поговорив.

Даже Дэн назло куда-то исчез.

Тело Лики сканировали лучи, начинающиеся в потолке и заканчивающиеся в полу. Они бороздили её одежду, лицо, иногда посылали «зайчики» в глаза.

– Расставьте руки в стороны. Теперь верните на место.

Она ощущала себя новобранцем, прибывшим служить в армии на чужой планете.

А спустя минуту из раскрытой двери, из смежной комнаты, вдруг услышала знакомые голоса. И его, Лока, в том числе.

– Я хочу с ним поговорить, я должна. Слышите? Можно?

Она сошла с некоего невысокого постамента, вращающейся платформы.

– Кто вам разрешал двигаться?

Ей и запретить никто не мог.

– С нейрографом! – сказала она очень громко, так, чтобы до громилы дошло. Но он вдруг рявкнул на неё.

– Стоять! На колени. Взгляд в пол!

Анжела не собиралась ничего подобного исполнять, но её будто ударили под дых. Слова высокорослого незнакомца прошили её разрядами, и тяжёлое тело рухнуло вниз. Подкосились ноги. Опустилась голова. Теперь Лика находилась в позе раба – ах, вот как, оказывается, здесь себя ведут с новичками? У неё не двигаются ни руки, ни ноги, голова не поднимается, пошевелиться не удаётся.

– Мне нужно поговорить с нейрографом! – заверещала она что было мочи. Но ей приказали «молчать».

– Зачем ты так жёстко обращаешься с нашей гостьей?

Она узнала бы его голос из тысячи.

Перед ней, стоящей на коленях, показались коричневые ботинки, попали точно в фокус застывшего взгляда. Док опустился на корточки; теперь Лика при ярком освещении отлично видела его руку с тату-змеёй на фаланге большого пальца. От бессилия – этот маньяк приказом поставил её на колени! – хотелось не то рыдать, не то орать. Но перехлестнуло облегчение, когда нейрограф мягко попросил:

– Урин, отмени свои приказы.

– Ей запрещено видеть твое лицо.

– Значит, этот не отменяй.

Здоровяк что-то недружелюбно пробубнил, внутренние оковы спали.

– Пойдём, – док протянул руку, – поговорим.

И она бы радовалась на полную, если бы могла поднять на него глаза. Тело двигалось, язык тоже. А вот взгляд – взгляд только в пол.

Хорошо, что в помещении, куда он её привел, судя по звукам, – никого. Хорошо, что они одни.

Он поставил Лику у стены; сам так близко, что почти прижат. Погладил её по щеке, вдохнул глубоко.

– Ты зачем так кричала?

Анжела видела пуговицы на стильной куртке. И размыто подбородок – трудно смотреть всё время вниз. Давила обида.

– Зачем он со мной так? Сразу… на колени.

– Он обязан действовать по уставу. Здесь у некоторых случается истерика. Приступ. Всякое бывает.

Ей в эту минуту хватало знакомого голоса; бушующее нутро успокаивалось, когда он звучал.

– Я просто… хотела… с тобой поговорить.

– Я здесь.

Док улыбался. Ей пришлось закрыть глаза – так было проще. Не напрягались окологлазные мышцы, хотя бы удалось поднять голову.

Что-то нужно было сказать, что-то правильное, очень важное.

– Спасибо, что помог мне… в машине.

Прозвучало странно, двояко. И больше всего Анжела боялась услышать фразу «Это моя работа», хотя именно это предложение должно было венчать конец диалога. Но не услышала ничего. Только почувствовала отголосок напряжения в стоящем напротив человеке – ему помнилось, что это было непросто.

– Всё хорошо теперь. Скоро ты отправишься дальше.

– Мы увидимся ещё?

Она не могла не спросить.

– Возможно. Жизнь длинная.

Очень ровная фраза, ни о чём не говорящая.

– Тебя зовут Лок?

– Тебе не положено знать мое имя. Мы – просто проводники.

– Для меня… не просто. – И только потому, что нейрограф молчал, добавила. – Ведь и для тебя это было… «не просто»?

«Ведь ты не с каждой…». Не с каждой делаешь «это».

Ужасно, но она боялась знать. В конце концов, в салоне звучали слова «гормональный выплеск» – может, её оргазм тоже был частью его работы?

– Ангел, – док говорил мягко, и её будто гладили изнутри. – Не впадай в иллюзии. Я перевожу двух-трёх человек в день – это моя работа. Слежу за их состоянием.

– Я хочу увидеть тебя ещё раз…

– Для чего? Ты теперь здесь, и тебе встретятся на пути очень красивые, очень сильные, достойные мужчины.

«Я хочу тебя» – она не должна была сообщать об этом так прямо, но, кажется, всё её тело излучало в данный момент флюидами схожий смысл. Попыталась снова открыть глаза, посмотреть на него – поняла, что при попытке поднять взгляд блокируются мышцы шеи и происходит расфокусировка, опять закрыла их. От досады почти стукнулась затылком о стену.

И в этот момент док поцеловал её. Не смог удержаться – она почувствовала. Лика впервые почувствовала его по-настоящему – не только руку, не только иллюзию о том, как это было, если бы они слились, но и первое настоящее касание. И поплыла голова. Она бы позволяла ему целовать себя вечно, она бы не сумела отлепиться от него. И в поцелуе этом не было ничего целомудренного, он был жадным, жарким. Док наградил им не её – себя. Анжела это чувствовала. Он хотел ощутить её ещё раз, он, как и она, жаждал контакта, но в какой-то момент прервал блаженство, прервал поцелуй. Только губы его остались очень близко, дыхания сплелись.