МОР

Частенько Вика заглядывалась на случайных прохожих и уже много раз виданных местных молодых людей, но всем им она была неинтересна. Ведь в характеристики её «принца» входила внешняя привлекательность, на страшненьких она не засматривалась, так же как и эти красавчики, не желавшие водиться с «крокодилом».

В дверь позвонили. Вика утёрла слёзы и посмотрела в глазок. На пороге стояла соседка, время от времени наведывавшаяся то за солью, то за ещё какой дребеденью. Хозяйка неохотно открыла, готовясь к новому попрошайничеству.

– Викусь, привет.

– Здравствуйте, – поздоровалась Вика. Несмотря на не такую уж и большую разницу в возрасте, она никак не могла заставить себя говорить с соседкой на «ты». Когда им с отцом дали эту квартиру взамен старой в доме под снос, Вике было четырнадцать, а этой даме аж двадцать два года. Она только вышла замуж за крайне симпатичного парня, и они вместе заселились в своё новобрачное жилище. Тогда она была очень красивой, и Вика смотрела на неё с завистью, ненавистью и восхищением. Теперь она превратилась в жуткую квашню после рождения троих детей, а муж всё ещё казался привлекательным, хотя и немного потрёпанным.

Вику это в какой-то мере даже радовало. Нет, не потрёпанность соседа, а увеличение в объёмах его жены. Так она вызывала гораздо меньше зависти и восхищения. Но вот как она продолжала удерживать подле себя такого видного мужчину, для Вики оставалось загадкой. «Только из-за детей, небось».

– Нет пары яичек взаймы, а?

Хотя соседка вечно просила взаймы, долги никогда не возвращала. Вика вздохнула и, вымученно улыбнувшись, сказала:

– Да, конечно, сейчас. Заходите.

– Если есть, то штучки три-четыре, – крикнула та вдогонку удалившейся на кухню Вике.

Вика принесла полупустую пачку с четырьмя яйцами и протянула нахлебнице – или наяичнице.

– Спасибо, Викусь, так выручила! А то детей кормить совсем нечем. Ну, я побегу, сейчас реклама закончиться.

– Не за что.

Вика засветилась своей кривозубой улыбкой, отчасти чувствуя радость оттого, что она хоть кому-то может принести пользу. Но всё же раздражения и негодования от подобной наглости и бестактности было куда больше, так что улыбка спала, как только за непрошеной гостьей захлопнулась дверь.

Вместо нежелания казать миру свою страшноту появилось стойкое желание оказаться подальше от всеобъемлющей нахальности некоторых представителей человеческой расы. Накинув куцее пальтишко, Вика вышла в сумрак февральского вечера.

На улице было зябко и многолюдно. Труженики спешили в свои тёплые норки посте тяжелого рабочего дня. Многих из них ждали, кого-то с ужасом, а кого-то с радостью. Кого-то любили, кого-то терпели или ненавидели. Среди формально одиноких были кошатники и собачники, чьи питомцы приносили своим хозяевам радость и зачастую были гораздо большими друзьями, чем двуногие собратья.

А Вику не ждал никто. Она терпеть не могла животинку и жутко раздражалась, когда кто-то из её виртуальных друзей ставил на аватарку милую киску или того хуже – глазастую мартышку. В арсенале её родственников была сбежавшая мамашка, откинувшийся батя, ветхая бабка в Оренбуржской области, которую она видела от силы два раза, и дальние родственники, время от времени приезжавшие по праздникам в её безрадостном детстве. Ни с кем из оставшихся в живых она знаться не хотела.

А так хотелось любви.

И хотелось не бежать в заснеженный парк на поиски суженного, а сидеть с ним дома в обнимку и быть любимой. Ведь это так просто, нормальное человеческое желание чувствовать себя нужным кому-то, быть для него целым миром и окунаться в его мир, осваивая новые горизонты многообразия человеческой души.

Случались с Викой и влюблённости. Обычно это были очень красивые и не очень хорошие мальчики, парни и мужчины. Но в каждом за внешней красотой она стремилась разглядеть и внутреннюю, извечно натыкаясь на серую невыразительность эгоистичных душонок. Несмотря на очевидность их полнейшего безразличия или даже презрения к ней, она наделяла их качествами рыцарей и надеялась на взаимность.

Каждый в калейдоскопе так и не ставшими её мужчин был на бережном счету, и Вика часто мысленно возвращалась в те времена, когда они наполняли её сердце. Бывало, влюблённости вспыхивали вновь, хотя эти люди давно не появлялись на горизонте. Тех, что Вика имела возможность отыскать в запутанной паутине мировой сети, она непременно находила и делала их странички соцсетей вынужденными заложниками своего браузера. Она могла часами разглядывать фотографии, просматривать записи и не решаться поставить один-единственный лайк.

Свежий снежок припорошил расчищенную утром дорожку между зеленых насаждений, вдоль которой стояли резные лавочки с редкими отважными, решившимися сидеть на морозе. В руках Вики, по обыкновению, находилась книга. На этот раз она взяла «Грозу» Островского, одно из немногих произведений школьной программы, зацепивших её юные ум и душу.

Порой она даже читала прихваченные в дорогу сокровища, но зачастую просто носила с собой как маячок тому ненаглядному, который сможет разделить её интересы и увидит в пустоте блёклых глаз то, что она найти так и не смогла.

Смотря на себя из глубин замутнённого сознания, Вика видела милую никем не понятую девушку. Она не знала, почему мир и люди в нём так к ней жестоки. Она вечно мусолила эти мысли в своей юной головке и удивлялась тому, как ничто не меняется и продолжает тухнуть, как и в те годы издёвок одноклассников и отцовского менторства.

Её вечно шпыняли совершенно незнакомые люди, которым она ровным счётом ничего плохого не сделала. То кассир обсчитает и возмутится, если она вопреки своему обычаю укажет на его оплошность. То случайный прохожий на совершенно свободной дороге заденет так, что потом синяк ещё не делю не сходит. То бабушка-одуванчик обматерит на чём свет стоит только потому, что Вика решилась предложить ей свою помощь в ношении сумок. Все её не любили, и Вика с этим соглашалась, потому что видела – любить её не за что. Но всё же истово противилась такому положению вещей и желала быть любимой и нужной.

На одной из лавок лежал проссатый бомж, и Вика с отвращением отвернулась. Потом несколько раз обернулась, чтобы про себя возмутиться его отвратительности и опущенности. Дальше её взору предстала милая парочка, лобызавшаяся под заснеженной сосной. Вика с завистью и негодованием смотрела на их обнимашки, мечтая оказаться на месте этой счастливицы и укоряя незнакомцев за столь неприличное поведение в общественном месте.

Навстречу и в обгон с тыла шныряли родители с детьми и влюблённые, державшиеся за руки. До чего же они раздражали! Чтобы снизить давление социума, в котором все вечно кружились вокруг межполовых взаимоотношений, Вика начала рассуждать на тему того, что в современном обществе вовсе необязательно быть чьей-то женой. И вообще, быть чьей-то. Многие сильные женщины смогли достичь заоблачных высот, избежав участи быть замужем.