Морана
Шрифт:
О чем, собственно, и был вопрос про вечерние планы, в котором был скрыт очень толстый намек на желательный поход в кинотеатры города, в которые недавно завезли сразу четыре новых фильма-комедии: вдвоем Марию и Анну до позднего вечера из детдома ни за что не отпустили бы, но вот с Александрой запросто. С ней Зося Брониславовна могла «благословить» даже на самый последний киносеанс, заканчивающийся за полночь — а вредная Шаркман с недавних пор вообще не рисковала заговаривать с воспитанницей Морозовой без действительно большой необходимости… Ну а Свислочь интересовала русоволоску поскольку-постольку, ибо будущий фармацевт нацелилась переплюнуть по густоте бронзового загара свою темноволосую подругу-смугляночку,
— Планы? Часика полтора отдохнем, потом отправимся в Дом Красной Армии…
Пользуясь тем, что их предводительница глотнула чая, Соледад почти одновременно с Анной звонкоголосым дуэтом предположили:
— В бассейн?!
— В кинозал?..
Отставив кружку и опустевшее блюдечко с мазками крема и глазури, Саша легонько тряхнула рукой, и плотно обвивающие ее запястье витки нефритовых четок плавно сползли на скобленые доски столешни.
— Сначала в «Военторг», закупить быстрозавариваемой лапши, супов и каш — вам до Ярославля чуть больше двух суток ехать. Или вы на пирожках из вокзального буфета хотели продержаться?
Девушки переглянулись, после чего Тимченко неуверенно протянула:
— Ну-у, вообще-то Зося Брониславна что-то говорила про соленое сало и отварную картошку… Гм. А потом, Саш?
— Поплаваем в бассейне, поужинаем в столовой для старшего командного состава, ну и как вы хотели, в кино сразу на два сеанса подряд.
Заулыбавшиеся подруги тут же позабыли о плотно набитых животиках и полезли в шкаф за своими дорожными чемоданами — доставать сатиновые купальники и парадно-выходные сарафаны, и укладывать вместо них документы и альбомы Александры. Когда они начали менять летние костюмы-«морозовки» на платья, вредная лиловоглазая девица сначала дождалась завершения этого процесса, и только потом как бы невзначай заметила, что все же успела закончить к сегодняшнему дню обещанные им комплекты нижнего белья. Да-да, те самые, из черного шелка — после чего Мари и Анна в четыре руки растерзали бумажный шпагат и невзрачный брезент тючка — причем справившись с этим без ножниц и вообще каких-либо инструментов.
— Ой, мамочки!!!
— Ах, какая прелесть…
Моментально скинув с себя все до последней ниточки, юные модницы бережно вдели себя в самые настоящие «взрослые» комбидрессы[5]и начали поочередно крутиться напротив зеркала, бережно разглаживая цветные вставочки и гипюровые кружева. Конечно, они заодно рассмотрели-оценили и то, что Саша сшила для себя, но два тонких (шелк же!) нательных комбинезончика были столь понятны и откровенно утилитарны, что девушки в очередной раз пожалели подругу, которую злые преподаватели и сухарь-военком загнали аж до середины августа на дурацкую практику в медсанбат.
— У-ум… Са-аша, я тебя обожа-аю!!!
Мягко улыбнувшись, беловолоска покосилась куда-то в сторону и перешла на испанский:
— К нам Шаркман пожаловала. Соледад, передай мне, пожалуйста, сундучок Хугина.
Скромная советская сирота, отличница в учебе, а так же в боевой и политической подготовке ОСОАВИАХИМ, Анечка Тимченко на том же языке недовольно прошипела:
— Бесит она меня… Всюду ей надо свой нос сунуть! Мне Ритка Соловцева недавно шепнула — эта ее расспрашивала, о чем мы в спальне болтаем между собой!..
Приняв воронью «сокровищницу», девушка самым бесстыдным образом ограбила своего питомца, вывалив из картонной скрыни все ее содержимое. Вороша пальчиками колечки-цепочки с редкими вкраплениями цветных стекляшек и кусочков цветной фольги, Александра рассеянно заметила:
— Это ее работа и обязанность, знать, чем дышит и живет подотчетный контингент… Девочки, подойдите.
Разделив трофеи Хугина на три неравных кучки, две из них Морозова пододвинула подружкам, а третью начала ссыпать в маленький холщевый мешочек, который лежал все в том же сундучке.
— Это подарок вам от меня и Хуги: носите и не теряйте. А то одна жадина вас заклюет… Остальное просто храните: будет чем-то вроде обменного фонда. Иногда проще выменять что-то на золотое колечко, чем долго объяснять, откуда у тебя деньги… Кстати, держите — мне они в медсанбате тоже не нужны. Форму даст армия, и кормить-поить будет она же…
Похихикав и спрятав в свои дорожные чемоданы на колесиках по рулончику бумажных червонцев, девочки с удивлением обнаружили, что Птиц умудрился натаскать каждой из них по паре серебряных и золотых сережек, такой же биметаллической паре колечек, браслетику-цепочке, и…
— Ой, папа… И мама!
А вот два красивых медальончика на цепочке из белого металла, немного похожего на необычно-тяжелое серебро, Хугин точно не смог бы нигде найти. Подхватившая свой первым Соледад сначала потерла подушечкой указательного пальца католический крест на крышечке, а раскрыв подарок, увидела выгравированные тонкими линиями портреты своих покойных родителей и рвано вздохнула. Анна тут же начала крутить-открывать свой: добившись успеха, вгляделась в изображения молодой женщины и бравого лейтенанта, замерла и сначала резко побледнела — а потом начала медленно розоветь. Хлюпнула носом, отвернулась, намертво зажав медальончик в кулачке, затем торопливо натянула на себя сарафан швами наружу и выметнулась прочь из кабинета.
— Ты куда, Ань!?!
Растерянно поглядев вслед подруге, жгучая брюнеточка уставилась на Александру с немым вопросом в глазах.
— Ей было три года, когда при нападении на погранзаставу погибли ее мать и отец. Так что она тоже… Помнит.
— А кто напал?
— Банда атамана Булак-Балаховича. У псковского крестьянства его до сих пор помнят как «Вешателя»…
Смахнув подарки русоволоске обратно в вороний сундучок, Морозова громко и на чистом русском поинтересовалась:
— Ида Марковна, вам там удобно?
Через полминуты в дверь с независимым видом зашла товарищ Шаркман, моментально залипшая глазами на новенький шелковый комбидрес фигуристой смугляночки. И внимательно его разглядывавшая все то время, пока девушка торопливо надевала на себя легкий летний сарафан. Только тогда молодая воспитательница наконец-то вспомнила причину своего появления и начальственным тоном объявила Родригез, что той необходимо срочно зайти в приемную расписаться в какой-то там билетной ведомости. И отсутствующей Тимченко тоже! Сочтя миссию исполненной, педагогиня все с тем же деловитым видом вышла прочь, позабыв закрыть за собой дверь — ну или надеясь, что Маша Родригез тут же побежит вслед за ней. Однако испаночка лишь повторила вслед за отсутствующей подругой:
— Бесит!
И подошла к спокойно складывающей свои «тельнички» Александре, прижавшись-приобняв ту со спины за талию. Вздохнула, словно в чем-то сомневаясь, и тихо-тихо поинтересовалась:
— Будет война, да?
— Хм-м?.. Почему ты так думаешь?
Помолчав немного, девушка нехотя призналась:
— Тогда, в Барселоне, когда папа и брат уходили, я почувствовала… Плохое. Еще в воздухе было что-то такое… Тревожное. И люди себя вели не так, как обычно… Не знаю. Может, я все себе надумываю?