Море для смелых

Директор Бродвея — в вельветовых брюках и оранжевой рубахе под клетчатым пиджаком — старается скрыть за своими остротами тревогу. Потрясая газетой «Известия», где опубликован новый после реформы бюллетень курсов иностранных валют, Кодинец спрашивает Нелли:

— Синьора, не нужны ли вам бирманские кьяты, иранские риалы или венгерские форинты? Доллар — девяносто копеек…

— Мне нужна хотя бы троечка в зачетке, — откликается Прозоровская, — учти, только троечка.

— Необычайное зрелище, парадокс, — продолжает балагурить Кодинец, — студент и… кошелек.

Кодинец достает из кармана брюк новенькое коричневое портмоне.

— Жаль, я не запасся заранее медяками, теперь останусь в стороне от личного просперити.

«Остроумец, — сердито смотрит на него Лешка, — только и разговоров, что о медяках. Посмотрим, как твои карандаши тебе помогут на экзаменах».

Кодинец на гранях нескольких карандашей нацарапал самые трудные формулы, а карандаши сунул в верхний кармашек пиджака остриями вверх.

— Я прочел в учебнике только напечатанное петитом, — доверительно признался он Лешке, — вверну при случае и, гляди, сойду за умного.

Экзамены начались. Лешка мучительно решала: когда лучше идти сдавать — сейчас или позже? Верх взяла совершенно несвойственная ей осторожность: «Чего торопиться? Узнаю, как спрашивает, какие вопросы задает… Лучше позже пойду! Экзаменатор устанет, не будет мучить дополнительными вопросами».

Правду сказать, она была не очень уверена в себе. Подготовка походила на аврал, а экзаменовал… Багрянцев. Гнутов болел, и его курс дочитывал Игорь Сергеевич.

Лешка успела подглядеть в щель двери — Багрянцев сидит за столом чужой, строгий. На каждого выходящего оттуда она налетает с расспросами:

— Ну как, здорово гоняет? Настроение свирепое? Подумать дает?

— Сорок минут обдумывал ответ, — степенно говорит Павел.

— Измором взял! — съязвил Кодинец.

— Было бы что продумывать, — нахмурившись, с достоинством ответил Павел, — четверка — тоже оценка…

— А у меня перед глазами все двоилось! — чистосердечно рассказывает Саша неведомо откуда появившемуся здесь Студентусу-юрфакусу. — Я как начала тарахтеть, как начала! С перепугу. Багрянцев говорит «довольно», а я остановиться не могу… Сама себя не слышу.

Паша Грачев с молчаливой нежностью посматривает на нее сверху вниз. Вообще этот Студентус-юрфакус стал длинной тенью Молекулы. Саша увлеклась сейчас учением древних йогов и начала вырабатывать в себе выносливость, выдержку. Первым последователем Саши оказался Грачев. Вот идут они вечерней улицей, и вдруг Молекула командует: «Йоги!» Они вместе замирают, глубоко и сосредоточенно вбирая воздух.

К Багрянцеву зашел декан. Еще хуже!

Директор Бродвея появился в дверях экзаменационной и, озираясь, молча исчез. Сияющая Нелька так поспешно прикрыла за собой дверь, будто избежала погони. Счастливая, объявила:

— Троечка!

Наконец и Лешкин черед. Веер билетов на столе поредел.

Багрянцев посмотрел на Юрасову ободряюще. Она вытянула билет. Пробежала его глазами здесь же, у стола, не садясь. Вздохнула с облегчением. Кажется, знает. Вот только третий вопрос…

Один за другим уходили ответившие, она — последняя. Почему декан смотрит так испытующе? Ей стало не по себе. Словно прочитав ее мысли и не желая смущать, Тураев вышел.

Лешка стала отвечать довольно бойко, но потом что-то немного перепутала, начала на доске писать уравнения ионных реакций и ошиблась.

«Все. Теперь он ясно увидит, какая я непроходимая бестолочь», — .холодея, подумала Лешка и стала отвечать еще сбивчивее.

На дополнительные вопросы ответила кое-как.

Игорь Сергеевич взял в руки зачетку, сказал с сожалением:

— Недоработали, Красная Шапочка… Увы, недоработали…

Лешку поразила не столько тройка, сколько то, что он ее назвал Красной Шапочкой. Откуда мог узнать?

Ей и стыдно было, что отвечала много хуже, чем должна была, и досадно: ну, чего так придираться, давно ли сам был студентом и разве не помнит, что такое волнение? Ну, да для нее не имеет ни малейшего значения оценка, лишь бы она знала предмет.

Обращение «Красная Шапочка» как-то смягчило горечь поражения, даже вызвало, удивительное дело, гордость. Ясно ж: он ждет от нее большего. Если бы относился безразлично, возможно, поставил бы четверку.

Нет, она определенно отвечала плохо. В подготовке не было серьезности и глубины… Отвлекалась многими делами. Теперь стыд-то какой!

Лешка на улице достала зачетную книжку, снова сокрушенно уставилась на тройку и подпись Багрянцева.

Уже успела испортить зачетку! А сколько она должна вобрать на свои узкие страницы бессонных ночей, волнений, тревог…

Сейчас эти страницы чисты, полны ожидания. Но пройдут годы, и множество почерков, подписей соберется здесь. Будет ли она протягивать зачетку с готовностью или неохотно, рассматривать, как сейчас, со вздохом сожаления или с гордостью?

Лешка спрятала зачетную книжку, глубоко задумавшись, побрела дальше. Настроение было явно ниже нуля. Очнулась у носа легковой машины, остановившейся перед ней со скрежетом. Шофер, высунувшись из кабины, что-то кричал о полоумных девицах, от которых нет жизни. К месту происшествия спешил молоденький милиционер-сержант.

— Придется, девушка, платить штраф, — строго сказал он.

Лешка ожесточенно протянула ему деньги.

— Тогда выписывайте сразу две квитанции, мне еще вон там дорогу переходить.

Милиционер деньги не взял, а участливо спросил:

— Что случилось? Почему вы так хотите попасть под машину?

В Лешке заговорил бесенок озорства. Она сделала печальное лицо.

— В университете крупные неприятности.

— Выгнали? — с сочувствием воскликнул милиционер, наверняка заочник Юридического факультета.

Лешка неопределенно мотнула головой.

— Да вы так не волнуйтесь, все еще уладится, — начал успокаивать ее сержант и, бережно взяв под руку, повел к мостовой.

— Мы вам поможем на работу устроиться.

— Регулировщицей?! — невинненько спросила Лешка, а сама еле сдержала смех.

Две пожилые женщины остановились на краю тротуара. Одна из них, посмотрев осуждающе на Лешку, которую вел милиционер, сказала убежденно:

— Аферистку поймали. Ну и молодежь пошла!