Море, море

— Возможно.

— Я его видел как раз за день до того. Был возле башни и видел, как он все пробовал влезть на ту скалу, что возле вашего дома, и все срывался. Это надо быть совсем без головы, чтобы купаться, когда такие волны. В конце-то концов он вылез, но это уж из последних сил. Долез до верхушки и свалился мешком. А в этот раз, видать, совсем вымотался, волны и шваркни о скалу. Да, вот так, наверно, и было. Зря вы разрешали ему там купаться. С нашим морем шутки плохи, я же вам говорил. Говорил или нет?

— Да, нельзя было этого допустить. — Я двинулся дальше.

Он крикнул мне вслед:

— Мой брат Фредди вас знает. Он вас знает.

Я не обернулся. Всю дорогу до дому мы с Лиззи молчали. Я решил, что велю Джеймсу уехать завтра, а Лиззи отправлю на следующий день. Спровадить их вместе я не мог, потому что не хотел, чтобы Джеймс вез ее в Лондон в своей машине. Я чувствовал, что больше она мне не нужна, а без Джеймса и подавно мог обойтись, и невтерпеж стало при свидетелях переживать то, что я все острее ощущал как мой позор и падение.

Я вошел в дом с твердым намерением разыскать Джеймса и сказать ему, чтоб уезжал завтра утром, и вдруг услышал какой-то диковинный, ритмичный, сверлящий звук. Не сразу я сообразил, что это телефон, — я успел начисто забыть о нем. Это он звонил в первый раз, и я тотчас решил, что звонит Хартли. Потом я, конечно, не мог вспомнить, где он стоит. Наконец обнаружил его в книжной комнате и с замирающим сердцем подскочил к нему.

Голос был Розины:

— Чарльз, это я.

— Привет.

— Я хотела сказать, до чего жаль мальчика.

— Да.

— Ужасно жаль. Ну да что тут скажешь. Но послушай, Чарльз, я хочу у тебя что-то спросить.

— Что?

— Это правда, что Перегрин пытался убить тебя?

— Он столкнул меня в море. Он не хотел меня убивать.

— Но он столкнул тебя в эту страшную яму, в самый водоворот?

— Да.

— Ну и ну.

— Ты откуда звонишь?

— Из «Ворона». Могу сообщить тебе новость.

— Какую?

— Ты слышал про этот суперфильм «Одиссея», который собирается снимать Фрицци Айтель?

— Да.

— Ну так вот, он предложил мне роль Калипсо.

— Как раз для тебя.

— Замечательно, правда? Я давно так не радовалась.

— Желаю удачи. А меня, Розина, оставь, пожалуйста, в покое.

— Оставляю тебя в покое. — И дала отбой. Выйдя из книжной комнаты, я услышал в кухне голоса Лиззи и Джеймса. Дверь была закрыта, но что-то в тоне их разговора насторожило меня. Чуть помедлив, я распахнул дверь. Джеймс увидел меня через голову Лиззи и сказал:

— Чарльз.

Вещий страх пронзил меня. Сердце заколотилось, во рту пересохло.

— Да?

Они вышли в прихожую. Лицо у Лиззи было красное, вид испуганный.

— Чарльз, мы с Лиззи хотим тебе что-то сказать. Как же молниеносно в человеческом мозгу возникают видения катастрофы! За две секунды я прожил долгую пору душевных мук. Я сказал:

— Знаю я, что вы хотите мне сказать.

— Нет, не знаешь, — сказал Джеймс.

— Ты хочешь сказать, что вы очень привязались друг к другу и считаете своим долгом сообщить мне об этом. Отлично, принято к сведению.

— Нет, — сказал Джеймс, — Лиззи привязана не ко мне, а к тебе. В том-то все и дело, потому я и должен рассказать что-то, что должен был рассказать уже давно.

— Что же?

— Мы с Лиззи давно знакомы, но решили не говорить тебе, потому что это наверняка вызвало бы у тебя совершенно беспочвенную ревность. Вот, в сущности, и все.

Я воззрился на Джеймса. Таким я, кажется, еще никогда его не видел. Вид у него был не то чтобы виноватый, но смущенный и растерянный. Я отвернулся и настежь распахнул парадную дверь.

— Вот видите… — начала Лиззи чуть не плача.

— Не перебивайте, — попросил Джеймс.

— Мне кажется, добавить тут нечего, — сказал я. — Ты торопишься с выводами, — заметил Джеймс.

— А что еще прикажешь мне делать?

— Выслушать правду. Я познакомился с Лиззи очень давно, на вечеринке, которую ты устроил по случаю какой-то премьеры. Я тогда оказался в Лондоне, ну и пришел.

— Представь себе, я даже как будто припоминаю этот случай.

— Лиззи запомнила меня просто потому, что я твой родственник. Потом, гораздо позже, когда ты уже ушел от нее и она была очень несчастна, она мне позвонила и спросила, не знаю ли я твой адрес в Японии — ты тогда работал в Токио.

— Я хотела тебе написать, — сказала Лиззи сдавленным голосом. — Это была моя инициатива, я натолкнула его на это.

— Но вы стали встречаться, — сказал я, — вы не только разговаривали по телефону.

— Да, мы встречались, но очень, очень редко, не больше шести раз за все эти годы.

— И ты думаешь, я этому поверю?

— Ему было жалко меня, — сказала Лиззи.

— А как же! Значит, вы встречались, чтобы поговорить обо мне.

— Да, но только, если можно так выразиться, на деловой почве.

— Смотри, какие деловые люди!

— Я в том смысле, что Лиззи интересовало, где ты находишься, как твое здоровье. Ни в каком другом смысле мы тебя не обсуждали. Знакомство наше было поверхностное и отнюдь не в личном и не в эмоциональном плане.

— Не может этого быть.

— Речь шла о тебе, а не обо мне и Лиззи. И повторяю, мы почти не виделись и вообще никакого общения не поддерживали.

— Он просил, чтоб я к нему не приставала, — сказала Лиззи, — а мне иногда так хотелось что-нибудь про тебя узнать.

— Джеймс всегда знал про меня меньше, чем кто бы то ни было.

— Безусловно, — сказал Джеймс, — нам давно следовало бы тебе сказать, что мы немного знакомы. Но ты мог истолковать это знакомство по-своему. Не обижайся, но я ведь знаю, какой у тебя болезненно ревнивый характер.

— Ты очень недвусмысленно дал мне понять, что я уже расстался с Лиззи к тому времени, когда ваше знакомство созрело…

— А оно и не созрело. Но la jalousie natt avec l'amour…

— Это-то верно.

— Что это значит? — спросила Лиззи, все такая же красная, испуганная, несчастная.