Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

– Где она? – прокричал Ярви. Ральф лишь таращился с откоса, беспомощно шевеля губами.

На сколько возможно задержать дыхание? Никак не на такое время, это точно.

На его глазах Ничто отошел на пару шагов от берега и высоко поднял меч, острием вниз.

– Ты спятил? – взвизгнул Ярви, не понимая, в чем дело.

Разумеется, так оно и было.

Меч устремился вниз, вверх взметнулись брызги, Ничто упал на лед, его свободная рука метнулась в воду.

– Есть! – И он выдернул из реки Сумаэль – та повисла, как тряпка в струйках замерзающей воды, – и волоком подтащил к берегу, где ждали Джойд с Ральфом.

– Дышит? – проорал Ярви, ползя на четвереньках из боязни уйти под лед самому.

– Как понять? – Джойд, на коленях, склонился над ней.

– Щеку ей ко рту прислони!

– Вроде бы нет!

– Ноги ей задерите! – Ярви выкарабкался на берег и, перебирая свинцовыми коленями, помчался вдоль замерзшей реки.

– Что?

– Вверх ногами ее переверните!

Джойд оцепенело поднял ее за лодыжки, голова девушки болталась в снегу. Подскочил Ярви, просунул ей в рот два пальца и начал водить ими вверх-вниз и по кругу, стараясь пропихнуть их как можно глубже в глотку.

– Ну давай! – он рычал, роняя слюну, упирался и тянулся как мог. – Ну!

Один раз он видел, как мать Гундринг делала то же самое – мальчишке, упавшему в запруду у мельницы.

Тот мальчишка не выжил.

Сумаэль не шевелилась. Холодная и бескровная, уже будто труп, и Ярви неистово шипел сквозь стиснутые зубы все без разбора молитвы, сам уже не зная кому.

Он почувствовал ладонь Ничто на своем плече.

– Любого из нас ждет Смерть.

Ярви стряхнул его руку и давил, наваливаясь сильнее.

– Давай же, ну!

И вдруг, сразу и без перехода – так просыпаются дети – Сумаэль дернулась и кхекнула, изливая воду, потом сипло втянула в себя полвдоха и выкашляла воду опять.

– Боги! – Ошарашенный Ральф сделал шаг назад.

Ярви был изумлен не меньше его и уж точно никогда раньше не был настолько рад пригоршне холодной рвоты в ладони.

– Отпускать меня собираетесь? – прохрипела Сумаэль, ее глаза закатывались вбок. Джойд выпустил ноги девушки, и та скорчилась в снегу, оттягивая ошейник, кашляла и отплевывалась – и ее начала колотить жестокая дрожь.

Ральф глазел, рот раскрыв, будто стал свидетелем чуда.

– Ты – просто чародей!

– Служитель, – проурчал Анкран.

Ярви не желал, чтобы все ковырялись в его ранах.

– Ее нужно согреть.

Они мучились, пытаясь высечь огонь небольшим кресалом Анкрана, рвали с деревьев мох на трут, но все вокруг было влажным, и несколько искр так и не занялись. Каждый по очереди пробовал браться за кремень, а Сумаэль смотрела горящими, как при лихорадке, глазами и дрожала все сильнее, пока не стало слышно, как хлопает ее одежда.

Джойд, который некогда каждое утро растапливал печи в пекарне, ничего поделать не смог, ничего не смог и Ральф, который разводил костры на всех побережьях моря Осколков, в ливень и шквал, и даже Ярви предпринял заранее обреченную попытку, стискивая кресало бесполезным обрубком, пока не изранил все пальцы под шепот молитвы Анкрана Тому, Кто Возжигает Пламя. Но боги на сегодня покончили с чудесами.

– Может, выкопаем укрытие? – Джойд покачнулся на корточках. – Как в тот раз, в метель?

– Снега не хватит, – ответил Ярви.

– Тогда сложим из веток?

– Снега чересчур много.

– Идем дальше, – Сумаэль неожиданно оказалась на ногах, ее шатало, за спиной шлепнулся в снег кафтан Ральфа – слишком большой для нее.

– Очень тут жарко, – произнесла она, разматывая парусину на ладонях, ткань заколыхалась на ветру. Она рванула на себе ворот сорочки и потянула цепь на шее:

– Платок слишком тугой. – Она ступила вперед: один заплетающийся шаг, другой – и рухнула плашмя, лицом прямо о наледь.

– Идем дальше, – прошамкала она в снег.

Джойд бережно перевернул ее, поставил прямо и обхватил одной рукой.

– Отец тебя ждать долго не будет, – зашептала она, от синих губ поднялась тоненькая струйка пара.

– У нее голова застужена. – Ярви приложил руку к ее дряблой, неживой коже и почувствовал, как руку трясет. Он откачал Сумаэль, но без огня, без пищи зима все равно заберет ее за Последнюю дверь, и этой мысли, он понял, ему не выдержать. Что они без нее будут делать?

Что без нее будет делать он?

– Делай же хоть что-нибудь! – по-змеиному зашипел Ральф, хватая Ярви за руку.

Что же? Ярви прикусил лопнувшую губу и уставился в лес, словно среди голых стволов мог показаться ответ.

На все найдется свой способ.

Он недоверчиво прищурился, затем оттолкнул Ральфа и поспешил к ближайшему дереву, здоровой рукой распарывая обмотки. Он сорвал с коры какой-то рыже-бурый клок, и истлевшие угли надежды вновь засверкали искрами.

– Шерсть, – пролепетал Анкран, поднимая еще клок. – Здесь проходили овцы.

Ральф вырвал комок у него из пальцев.

– Куда их гнали?

– На юг, – заявил Ярви.

– Откуда ты знаешь?

– Мох растет с подветренной, западной стороны деревьев.

– Овцы означают тепло, – сказал Ральф.

– Овцы означают еду, – сказал Джойд.

Ярви ничего не сказал. Овцы означают людей, а люди могут быть настроены по-разному. Но чтобы оценить выбор, нужно, чтобы было из чего выбирать.

– Я останусь с ней, – объявил Анкран. – Если получится, приведите подмогу.

– Нет, – отозвался Джойд. – Мы идем вместе. Теперь мы все – одновесельники.

– Ее кто понесет?

Джойд пожал плечами:

– Раз надо таскать мешки – не хнычь, а начинай перетаскивать. – И он просунул руки под Сумаэль и, поднимая ее, скорчил гримасу. Лишь самую малость запнулся, а потом приткнул подергивающееся лицо девушки к своему плечу и без лишних слов, с высоко поднятой головой, тронулся в путь на юг. Сейчас она – невелика тяжесть, но голодному, промерзшему и усталому – такому как Ярви – это казалось невероятным подвигом.