Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

– Из пекла преисподней, – прошептал Ярви, – тебя сможет вывести только дьявол.

Последняя схватка

Голос Ральфа расколол тишину.

– Идут! – И кишки Ярви словно провалились в задницу.

– Сколько? – бодро спросил Ничто.

Чуть погодя:

– Где-то с двадцать.

– О боги, – запричитал Анкран, закусывая губу.

До сего момента теплилась надежда, что они повернут назад или потонут в реке, но, как обычно происходило с надеждами Ярви, эта засохла и плода не принесла.

– Чем больше их численность, тем больше нам достанется славы! – вскричал Ничто. Чем хуже они попадали, тем сильнее он цвел. В этот миг было можно высказать многое о бесславном выживании, только увы – выбор-то уже сделан. Если он вообще когда-нибудь у них был, этот выбор.

Конец бегству, конец уловкам.

Ярви уже успел проговорить про себя не меньше дюжины молитв, всякому богу, высокому ли, малому, который мог бы помочь им хотя б чуточек. И все равно он закрыл глаза и произнес еще одну. Пускай к нему прикоснулся Отче Мир, но эту, последнюю, он обратил одной лишь Матери Войне. Молитву сберечь его друзей, его одновесельников, его семью. Ибо каждый из них, на свой лад, стоил спасения.

А еще ниспослать врагам красный день. Ибо ни для кого нет тайны: Матерь Война предпочитает молитвы с кровью.

– Сражайся или умри, – прошелестел Анкран и протянул Ярви руку, и тот дал свою, пусть и ту, бесполезную. Они взглянули друг на друга, он и тот, кого поначалу он ненавидел, строил козни, смотрел, как бьют, а потом бок о бок с ним продирался через безлюдные пустоши и стал искренне понимать.

– Если мне достанется не слава, а… другое, – произнес Анкран, – сумеешь как-нибудь помочь моим?

Ярви кивнул.

– Клянусь, помогу. – И то правда, какая разница: не исполнить две клятвы или одну? Проклятым больше одного раза не станешь.

– А если мне выпадет другое… – Просить Анкрана убить дядю казалось завышенным требованием. Он пожал плечами. – Пролей по мне реку слез!

Анкран сумел улыбнуться. Выдавил нетвердую ухмылку, с просветом, где не было передних зубов, – но тем не менее ему удалось. И на тот миг это было наивысшей, достойной восхищения доблестью.

– Матерь Море выйдет из берегов.

Потянулась тишина, и колотушка в груди у Ярви нарезала ее на мучительные мгновения.

– Что, если умрем мы оба? – прошептал он.

Прежде чем он дождался ответа, раздался скрежет Ничто:

– Эбдель Арик Шадикширрам! Добро пожаловать в мою светлицу!

– Как и ты, она отжила свое. – Ее голос.

Ярви прижался к щели в стене, до боли в глазах всматриваясь в проход.

– Все мы мельчаем в сравнении с прошлым, – отозвался Ничто. – Некогда ты была адмиралом. Потом стала капитаном. А сейчас…

– Сейчас я – ничто, так же, как ты. – Ярви увидел ее под тенью привратного свода – глаза блеснули, когда она заглянула в проем. Пытаясь понять, что тут, внутри, и кто. – Пустой кувшин. Сломанный корабль – из моих пробоин вытекла вся надежда. – Он знал, что его ей не заметить, но все равно отпрянул за потрескавшийся эльфийский камень.

– Сочувствую, – крикнул Ничто. – Потерять все – очень больно. Мне ли не знать?

– И сколько, по-твоему, стоит сочувствие ничего ничему?

Ничто усмехнулся.

– Ничего.

– Кто еще с тобой? Лживая сука, которая любила залазить выше моих мачт? Угодливый слизняк, с клубнем брюквы заместо руки?

– Мое мнение о них выше твоего – но нет. Они ушли вперед. Я здесь один.

Шадикширрам зашлась хохотом и прильнула, подаваясь в проход – Ярви заметил высверк обнаженной стали.

– Нет, ты не один. Но скоро будешь.

Он вгляделся в очертания башни, увидел изгиб Ральфова лука, натянутую тетиву. Но Шадикширрам была слишком хитра, чтобы подставляться под выстрел.

– Я чересчур милосердна! В этом моя вечная, губительная ошибка. Надо было прикончить тебя еще много лет назад.

– Попробуй сегодня. Прежде мы дважды встречались в бою, но на сей раз я…

– Собакам моим доскажешь. – И Шадикширрам пронзительно свистнула.

Сквозь арку хлынули люди. Или похожие на людей существа. Баньи. Дикие, лохматые тени, белизной зияли лица, сверкали бусы из янтаря и кости, скалились зубы, гремело оружие из заточенных камней, моржовых бивней, китовой челюсти. Они верещали тарабарщину, выли и улюлюкали, словно звери, словно черти – как будто сводчатый проем превратился во врата преисподней, и та изблевала из себя содержимое на погибель всему живому.

Несшийся первым захрипел и осел, со стрелою Ральфа в груди, но остальные затопили развалины, и Ярви отшатнулся от смотровой щели, будто получив пощечину. Позыв удрать был всемогущим, неудержимым, но на его плече лежала ладонь Анкрана, и он стоял, трепеща как листок, и сдавленно поскуливал с каждым выдохом.

И все же стоял.

Раздались вопли. Удары, выплески стального лязга, ярости, боли. Не понять, кто и отчего – и это было едва ли не самым невыносимым. Страшно орали баньи, но куда страшнее был голос Ничто. Бурлящий стон, шелестящий хрип, царапающий рык. Клекот последнего, сиплого вздоха.

А вдруг – это он так смеется?

– Идем на помощь? – шепотом спросил Ярви, при этом сомневаясь, что сможет переставлять ноги.

– Он велел ждать. – Свернутое лицо Анкрана побелело, как мел. – Будем ждать?

Ярви повернулся к нему и краем глаза увидел спрыгнувшую со стены тень.

Он был скорее мальчишкой, нежели воином, навряд ли старше годами, чем Ярви. Служил на «Южном Ветре» матросом. Ярви помнил, как он хохотал, качаясь на снастях, но так и не узнал его имя. Сейчас, похоже, знакомиться уже поздно.

– Вон там, – выдавил он и Анкран повернулся как раз тогда, когда со стены соскочил еще один. Тоже моряк – здоровый, бородатый, и в руке его булава, тяжелое оголовье утыкано железными шипами. Чудовищный вес этого орудия притягивал взгляд, Ярви задумался: что, после яростного взмаха, останется от его черепа? Моряк улыбнулся, будто угадал его мысли, затем прыгнул на Анкрана, и оба упали и покатились, сплетясь и рыча.

Ярви помнил про неуплаченный долг, знал, что должен ринуться на помощь другу, выручать соплечника, но вместо этого развернулся навстречу парню, словно тут, как на плясках после жатвы, разбивались на пары, и некое чутье велело обоим пригласить партнера по росту.