Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

Анкран скорчился на земле – с широко раскинутыми руками. Ярви всхлипнул, подполз и потянулся к нему. Но дрожащие кончики пальцев остановились, не касаясь пропитанной кровью рубахи. Перед Анкраном отворилась Последняя дверь. Ему уже ничем не помочь.

Шадикширрам лежала на щебне подле его тела, и пыталась сесть, и не могла, и от этого выглядела донельзя удивленно. Пальцы ее левой руки запутались в фигурной гарде меча. Правой рукой она зажимала бок. Потом отлепила руку. На ладонь натекла полная горсть крови. Ярви растерянно опустил глаза на свою правую руку. В ней по-прежнему был нож. Скользкое лезвие, пальцы, запястье и всю руку по локоть залило красным.

– Нет, – взревела она. И попробовала поднять меч – но он для нее был уже слишком тяжел.

– Не сейчас. Не так. – Ее окровавленные губы скривились, когда она взглянула на Ярви. – Не ты.

– Здесь, – ответил Ярви. – Я. Как ты говорила? В бою нужны обе руки. Но заколоть в спину хватит и одной.

И в этот миг он понял, что вечно терпел поражение на боевой площадке не потому, что ему не хватало силы, мастерства или даже руки. Ему не хватало воли. И где-то на «Южном Ветре», где-то в непроторенных льдах, где-то здесь, на древних развалинах, он наконец ее обрел.

– Ведь я командовала военным флотом императрицы, – прокаркала Шадикширрам, ее правый бок весь потемнел от крови. – Я была возлюбленной… герцога Микедаса. У моих ног лежал весь мир.

– Все давно кончилось.

– Твоя правда. Умненький… мальчик. Я слишком добра… – Ее голова запрокинулась, и глаза уставились в небо. – Доброта… меня и…

Полуразрушенный эльфийский чертог усыпали тела.

Баньи походили на чертей издали. Вблизи они смотрелись жалкими. Тощие и низкорослые, будто дети, вязанки лохмотьев. Их священные обереги из китовой кости оказались плохим щитом против неумолимой стали Ничто.

Один из них еще дышал и рукой потянулся к Ярви, не выпуская из другой руки стрелу, засевшую в ребрах. Его глаза наполняла вовсе не ненависть – одно лишь недоумение, страх и боль. В точности как у Анкрана, когда Шадикширрам его убивала.

Значит, и они – обычные люди, как все. Те, кого Смерть, беря под руку, провожает в Последнюю дверь.

Этот все пытался вымолвить слово, когда к нему подошел Ничто. Одно и то же слово, снова и снова – и тряс головой.

Ничто поднес к губам палец.

– Шшшш. – И пронзил банью в сердце.

– Победа! – истошно взревел Ральф, спрыгивая с последнего пролета на землю. – В жизни не встречал такой мастерской работы мечом!

– А я такой меткости лучника! – сказал Ничто, заключая Ральфа в сокрушительные объятия. Теперь, объединенные бойней, они стали лучшими друзьями.

Сумаэль встала под сводами арки, держась за плечо. Кровь расчертила полосами ее руку до самых пальцев.

– Где Анкран? – спросила она.

Ярви покачал головой. Он боялся заговорить – иначе его бы вырвало. Или из глаз полились бы слезы. Или и то, и то сразу. От боли и гаснущей ярости. От облегчения, что остался жив. От скорби, что его друг не остался. Скорби, что с каждой секундой наваливалась все сильнее.

Джойд повалился на отбитую глыбу эльфийской кладки и выпустил из рук изрубленный щит. Сумаэль положила ладонь на его дрожащее плечо.

– От всего сердца признаю – гетландцы лучше всех! – брызгал пеной Ральф.

– А я как раз начал в этом сомневаться! – Ничто хмуро огляделся. – Я ждал встречи с Шадикширрам.

Ярви посмотрел на изогнутый клинок, оказавшийся в руке будто случайно.

– Я убил ее.

Наверно, ему полагалось пасть на колени и возблагодарить богов за столь невероятную победу. Но кровавая жатва порубленных мечами и утыканных стрелами в этом месте мертвого прошлого казалась не совсем тем, за что следовало благодарить.

Поэтому он сел рядом со всеми и начал отковыривать из-под носа присохшую кровь.

В конце концов он – король Гетланда, так или нет?

Довольно уже стоять на коленях.

Огненное погребение

Мертвые пылали.

Обнимавшее их пламя рождало странные тени, плывшие по стенам стародавних эльфийских развалин. К алому небу поднимались размытые клубы дыма – подобающие почести, оказанные Матери Войне за победу. Так заявил Ничто, а мало кто был с нею на столь же короткой ноге, как он. Ярви казалось, что, если внимательно присмотреться, в огне до сих пор можно разглядеть кости – девятерых погибших баньи, трех погибших вольных моряков, Анкрана и Шадикширрам.

– Я буду тосковать по нему, – сказал Ярви, с трудом сдерживая слезы.

– Мы все уже по нему тоскуем, – сказал Джойд, утирая свои краем запястья.

Ничто, не скрывая своих, заливших исполосованное шрамами лицо, кивнул на кострище.

– Я буду тосковать по ней.

Ральф фыркнул.

– Я уж точно – фигушки!

– Тогда ты еще дурней, чем померещилось мне поначалу. Достойный враг – самый желанный подарок богов. Враг подобен доброму точилу для твоего клинка. – Ничто мрачно осмотрел меч – без единого пятнышка, хотя у самого под ногтями присохла запекшаяся кровь – а потом еще раз вжикнул по нему оселком. – С хорошим врагом ты остер и всегда готов к бою.

– Лучше я тупым останусь, – буркнул Джойд.

– Выбирай врагов тщательнее, чем друзей, – проговорил Ничто, обращаясь к огню. – Враги пробудут с тобой много дольше.

– Не расстраивайся, – Ральф похлопал Ничто по плечу. – Если жизнь чему и учит, так это тому, что новый враг всегда недалече.

– Друзей, если что, во врагов превратить не трудно, – сказала Сумаэль, поплотнее запахиваясь в полушубок Шадикширрам. – Вот с врагами задружиться – намучаешься.

Ярви не понаслышке знал, что она права.

– По-вашему, Анкран хотел бы именно этого?

– Умереть? – переспросил Джойд. – Вот уж вряд ли.

– Погребения в огне, – пояснил Ярви.

Джойд скосил глаза на Ничто и пожал плечами.

– Если человеку, не чурающемуся насилия, что-то втемяшится в голову, разубедить его не так-то просто. Тем паче когда у него из носа еще запах крови не выветрился.

– Да и смысл-то какой выступать? – Сумаэль вновь почесалась через несвежие бинты, которыми Ярви обмотал ее раненую руку. – Те, что там лежат, – мертвы. Отмахнуться от их жалоб проще простого.

– Ты хорошо дрался, Ярви, – окликнул его Ничто. – Как истинный король.

– Разве король позволит другу умереть вместо него? – Ярви виновато поднял глаза на меч Шадикширрам, вспоминая удар за ударом, вспоминая багряный нож в багряной руке, и вздрогнул под чужим плащом. – Разве король ударит женщину в спину?

Изнуренное лицо Ничто и сейчас не просохло от слез.

– Хороший король принесет на алтарь победы любую жертву. Когда надо бить – он ударит кого угодно и как сумеет. Великий воин – тот, кто еще дышит, когда на пир слетаются вороны. Великий король – тот, кто глядит, как сгорают трупы его врагов. Пускай Отче Мир проливает слезы от выбранных средств. Матерь Война улыбается достигнутой цели.