Море волнуется — раз
Шрифт:
Ладка покосилась на тонометр, хотела спросить что-то, но передумала. Девяносто на шестьдесят — плохо.
Чертова дура! Скучно тебе было, да? Повеселиться решила, да? Ну вот, повеселилась! Где глаза-то твои раньше были? Никого покрепче для своих развлечений кретинских не могла найти?
Так, хватит! Муки совести оставим на потом.
— Через пять минут будет Жуковка, — доложили за спиной и, понизив голос, добавили: — Аптечки у проводника нет.
На столе появилась кружка с кипятком, и Ладка принялась заваривать чай, щедро добавив сахару.
Это ерунда, конечно. Сейчас
— Я сейчас, Марья Семеновна, — Ладка выскочила в коридор и из-за двери поманила соседей: — Помогите мне вещи ее собрать. На любой станции должен быть какой-нибудь медпункт.
Подоспел проводник — тот самый, чья фуражка болталась без надобности у нее в рюкзаке.
— Что случилось-то? То концерты вон какие закатывали, то болеть вздумали. У вас, что ли, давление?
Он с сомнением оглядел Ладку. Та кивнула в сторону купе.
— У бабули. Нельзя ей дальше ехать. В этой вашей Жуковке больница-то есть нормальная?
— А я почем знаю? — чертыхнувшись, спросил мужик. — Пойду бригадиру сообщу, пусть скорую вызывает к перрону! И что за напасть такая с утра пораньше, и уж приехали почти, до Адлера пара часов осталось! Вот непруха!..А ты внучка ее? — прищурился мужик. Она помотала головой. — Ладно, пойду по связи передам. Может, среди пассажиров врач есть…
— Я — врач, — пробормотала Ладка, — вернее, медсестра.
— Медсестра? А чего молчишь?
— Слушайте, вы скорую-то вызвать успеете? Больная сама не дойдет, а на себе ее я не доволоку, понимаете?
Он кивнул. Это точно, куда ей волочь, сама меньше воробушка. Медсестра! Сама же старушенцию на подвиги подбивала. Доплясалась!
Все это отчетливо проступило на его небритой физиономии.
— Ну, идите уже! — Ладка подтолкнула проводника, а сама вернулась в купе — поить Марью Семеновну чаем.
Придерживая старушечью спину, Лада взглядом показала соседке на чемодан на верхней полке. Женщина закивала торопливо и пихнула супруга в бок, а сама начала собирать в пакет бабкины пирожки, складной стаканчик, наивный гребешок для волос.
— Что это вы? — слабо удивилась Марья Семеновна. — Зачем это?
— А станция скоро, — спокойно пояснила Ладка. — Мы с вами туда и отправимся. А вечерком уж тронемся в Адлер. Вы же туда едете?
— Туда, — Марья Семеновна улыбнулась и как-то сразу обмякла в Ладкиных руках. — Внучка у меня там, все звала, приезжай, бабуля, отдохнешь на солнышке. В прошлом-то годе смерч этот проклятый был, я и побоялась, а сейчас вот…
— Все будет в порядке, — Ладка успокаивающе погладила холодную, мелко дрожавшую ладонь. — Вот попьете чайку, на свежий воздух выйдете…
Поезд уже притормаживал, за стеклом поплыли дома и маленькие огородики.
— Скорая сейчас будет, — бодро оповестил проводник, заглядывая в купе. — Давайте, бабуля, выбирайтесь потихонечку.
— Куда выбирайтесь? — прошипела Ладка. — Она шагу не сделает, ясно? Носилки есть?
— Откуда? — Он развел руками.
Ладка решительно выпихнула его в коридор, закрыла за собой дверь и заявила:
— Пока скорая под окнами не будет стоять, Марья Семеновна с места не тронется…
— Да ты с ума сошла! — заорал проводник. —
У нас стоянка три минуты!— Значит, задержите поезд!
— Задержите! — передразнил он, скривившись. — Тут одноколейка! Давай мы твою бабусю осторожненько транспортируем, а там ее врачи и подхватят. Ну, есть же на перроне люди, в случае чего помогут!
— Нет, — решительно сказала Ладка. Он вытаращил глаза.
— Смелая, что ли? Ну, раз смелая, сама с бабкой и оставайся!
— Понятное дело, останусь! — кивнула она. — Только скорой мы здесь дождемся!
Он сплюнул, но, осознав, видимо, что спорить себе дороже, тут же сменил тактику: забубнил, что когда приедет скорая — неизвестно, потому что вчера в районе буря была, и поселок весь без света сидит, а поезд должен следовать по расписанию, а зарплата маленькая, а детей в доме семеро по лавкам.
— Ну, давай мы ее осторожненько вынесем, — умоляюще произнес проводник. — Я одеяло дам, скрутим по типу носилок и вперед.
Останавливаясь, поезд дернулся так, что их бросило друг к другу. Ладка отпрыгнула. Что же делать-то, а?!
— Несите одеяло, — зло сказала она.
Кое-как справились, только Марья Семеновна все закатывала глаза и тихо говорила, что зря они все это затеяли, что она полежала бы немножко и непременно бы самостоятельно поправилась. Проводник злобно косился на Ладку, решив, что та абсолютно напрасно навела шороху. Помогавшие им супруги только вздыхали и охали.
Едва Ладка с Марьей Семеновной расположились на лавочке возле перрона, репродуктор надсадно кашлянул и сообщил, что поезд отбывает. Проводник вприпрыжку поскакал обратно, а соседи, повздыхав еще секунду-другую, ринулись следом.
Ладка тронула худое запястье.
Пульс едва пробивался.
— Девушка, это вы с бабушкой?
Понятное дело, что она — девушка, а рядом — бабушка, и они — вместе!
Ладка уставилась на коллег — мужика с очевидными следами похмелья на сизом лице и неряшливого вида девицу, жующую бутерброд.
— Че случилось-то у вас? — чавкая, поинтересовалась девица.
Рефлексия межреберного копчика с завихрением коленной чашечки в среднем полушарии мозга, чуть не сорвалась в ответ Ладка.
Пожалуй, местные эскулапы именно до этого бабку и доведут.
Мужик почесался и стал все-таки пристраивать носилки на лавке.
— А скорая где? — поинтересовалась Лада, помогая Марье Семеновне улечься.
— В… — весело откликнулся мужик, а его напарница невозмутимо вытерла жирные ладони халатом.
— Че, с сердцем что ль че? — догадалась она. — У нас кардиологов сроду не было, надо в Туапсе везти. Дай ей нашатыря нюхнуть, Палыч.
Палыч покрутил пальцем у виска. Ну слава Богу, подумала Ладка, хоть немного соображает.
— Больница-то у вас есть?
— Как не быть! Вон, через улицу.
— Да не надо меня в больницу, ребятки, — застонала Марья Семеновна, — сейчас полежу, и так все пройдет.
Мужик радостно хрюкнул.
— Может, правда, не надо?
На этот раз девица покрутила у виска, косясь на бабушку с выражением безмерной тоски. Как пить дать, коньки отбросит. Лучше уж в больнице, чем у них на носилках.