Море. Сосны

И потом он ехал один в купе, после Лоо. Вспоминал этот вопрос – “главным?”. И тихо смеялся.

Поезд ехал по рельсам Грузинской ССР. Этот край назывался Абхазией.

Курил в тамбуре и ни о чем не думал. О том, что все могло бы быть иначе.

Нет “моря”, нет “рыбы”

Виктор шел по асфальтовой дорожке профсоюзного санатория. Шел он к морю. И сам себе не верил – вокруг него не природа, а просто очень красивая южная декорация.

Откуда тут взялись сосны, если их место – в Карелии или Ленинградской области? Вода в Балтийском заливе никогда не бывает такой синей, а небо?- таким прозрачным. Все немного было ненастоящим, все как в цветном кино.

Кофе тут готовили в турках на горячем песке. Всюду стояли лотки со сладкой сахарной ватой или с жирными чебуреками. С вареной кукурузой.

Белые войлочные шляпы с мохнатыми полями, в них ходили все – мужчины, женщины и дети.

Виктор сел на лавочку, обмахнулся полотенцем.

Потный Фотограф спросил его:

– Сам-то откуда?

– Ленинград.

– Уважаю, – сказал Фотограф.

Потом наклонился к Виктору, поманил его пальцем. Виктор придвинулся ближе.

– У них в словаре нет слова “море”, – тихо сообщил ему Фотограф.

– У кого?

– У этих. – Фотограф кивнул за спину.

Но за спиной у него никого не было.

– Понимаешь? – Прозвучало как “панимаишш”.

– Понимаю. А что?

Фотограф разозлился:

– Живут на море, а слова “море” в своем языке не имеют. Что это значит?

– Что?

– То, что они здесь никогда не жили. Это не их земля.

Виктор вытер полотенцем лоб.

– А как же они тогда это самое море называют?

– Ай, откуда я знаю! Может быть, “это большое мокрое”, может быть?- “соленая вода – другого берега не видно”. Слова “рыба” у них тоже нет. Я не знаю, как они ее называют. “Та, что живет в воде с хвостом”. Они же немножко обезьянки, я не могу точно понимать, что они говорят между собой.

– Кто они?

– Абхазы, – тихо сказал Фотограф.

– Это здешние? – уточнил Виктор. И посмотрел на Фотографа. Он выглядел абсолютно как “здешний”, как “обезьянка”.

– А вы тогда кто? Нездешний?

– Я не отсюда. Я вообще – грузин…

– А разве грузины не здесь живут?

Виктор шел к морю и слегка прихрамывал. И тут мы вспоминаем, что у него нет одного большого пальца на ноге.

Пацан с плохим аппетитом

Столовая – это профсоюзный рай. Все здесь было белое – скатерти, занавески, высокие наколки на официантках. Салфетки на столах накрахмалены, выставлены на стол высокой пирамидкой.

– Не могу я кушать, – печально говорил Виктору его молодой сосед.

Так странно прозвучало у парня – кушать. Кушают дети и больные, а этому бы в самый раз наворачивать и трескать.

– Чего так?

– Отравился чачей. – Парень понизил голос: – Ее нельзя здесь покупать. Умер у них дедушка, а его нельзя хоронить, пока с гор не спустится вся родня. А время-то идет, солнце жарит как в преисподней. Тогда они кладут дедушку в большой чан и заливают крепкой чачей. Там лежит, ждет, когда последняя родня с последней горы спустится. Лежит, не киснет.

Виктор отодвинул тарелку с супом, мрачно спросил:

– И чего?

– А то! Куда потом чачу девать? Жадобы же, денежки любят – страсть! Они разливают эту чачу по бутылкам и русским продают. Пацан, допустим, город Апатиты, Мурманская область, как я, – купил и выпил. И отравился мертвой чачей.

– Правда, что ли?

– Откуда мне знать? Здешние нам правды не скажут!

– Здешние – это кто?

– Грузины ж!

– Здесь абхазцы живут, а грузины – не здесь.

Парень присвистнул:

– А ты их различаешь? Надо же!

– Не различаю, – ответил Виктор.

Лика никому не дает

Из забегаловки вышли два парня.

– Забегаловка что надо, тут Лика работает! – сказал один Виктору.

– Она никому не дает! – сказал Виктору второй.

– Водки. Сто! – весело сказал Виктор, подойдя к прилавку. – И салат. А вы – Лика?

– Лика. И что с того?

– Ничего. Сто водки.

Она пошла за водкой и салатом.

Виктор стал смотреть ей вслед.

Лика ходила так, как будто при каждом шаге одна ее коленка задевала за другую. Не то чтобы она бедрами вихляла или крутила попой, а просто так у нее получалось. И Виктору сразу же захотелось увидеть ее коленки. Просто коленки, а не попу.

Вернулась, принесла сто водки и салат “Столичный”.

Виктор посмотрел в ее глубокий вырез на платье. Лика и сама время от времени туда смотрит, опускает голову и дует вниз. Потому что ей жарко.

А когда она опускает голову, то челка сразу же падает ей на лицо. Она не убирает ее руками, а резко запрокидывает голову, и челка сама послушно ложится на место.

А когда она запрокидывает голову, то видно ее белое и нежное горло. А по бокам розовые мочки ушей.

Виктор посмотрел на ее розовые мочки ушей и подумал – наверное, у нее и соски такие же, розовые. И страшно покраснел от этой мысли.

Самое плохое, что эта самая Лика все поняла, проследила цепочку его мыслей – от челки до мочек ушей и далее – и все поняла.

Положила руки на край стола, наклонилась к Виктору:

– Вон у вас кольцо на руке, а вы – туда же!

Виктор молчал, и водки ему расхотелось.

– И дети, наверное, есть?

– Есть, – честно ответил он. – Толя и Таня.

– А жену как зовут?

– Валя.

И Лика засмеялась.

(Да что же это?! Далось им это имя: Валя – Валентина, самое обычное из обычных, ничего смешного…)

– Мужчина, послушайте, – устало сказала Лика. – Лика никому не дает. Вам же сказали. А вы не поверили?

“Жигулевское”

Темный ночной пляж.

Виктор сидел и смотрел в черноту.

Луч маяка проходил круг и возвращался к Виктору, проходил над его головой, и он каждый раз поворачивал голову.

Захрустела галька. Это из темноты возникли парни. Они присели на корточки вокруг Виктора. Угрожающе молчали. Потом спросили:

– Сам-то откуда?

– Ленинград. – Виктор напрягся.

– Не Москва? Не врешь?

– Откуда Москва-то?

– Ну ладно, сиди тогда.

Все сидели какое-то время молча. Парни время от времени низко опускали голову и сплевывали себе под ноги.

– А вы? – спросил Виктор.

– А что – мы?

– Здешние?

– Ну. Мы кавказские. С Краснодара.

– Хочешь анекдот? – спросил Виктора самый младший парень. – Едет Хрущев на ишаке. А навстречу ему чурка. – Ай, какой хороший свинья! – Это не свинья, а ишак! – Не с тобой гаварю!