Морок
Шрифт:
— Просто знаю. — В глазах Люси было много чужого, «не её», но в то же время, она ему улыбалась. Улыбалась как всегда. Кроткой и ласковой улыбкой.
— Люцик… — Олег что-то ещё хотел спросить, но Ваня возгласом разорвал неловкость.
— О! Лёгок на помине! — Выкрикнул он, пялясь на то, что видимо, объявилось позади Олега. Все взгляды мгновенно устремились туда. К ним степенным шагом приближался Вадим. Шёл он с запада и лицо его, попадая под восходящий солнечный свет, всячески преломлялось: глаза щурились, а губы тянулись в улыбку. В довольную охотничью улыбку… Плечи и шея его были нагружены явной добычей. Спина чуть сгибалась под тяжестью туши неизвестного животного.
— Не опять, а снова! — Олег сам не заметил, как произнёс мысли вслух, а подошедший Вадим, отвечая, сбросил, наконец, грузную ношу к их ногам. Оттёр пот и улыбнулся. — Не слышу поздравлений!
Восторги посыпались разные.
— У! Красавец олень!
— Это не олень. Косуля. Матёрая, зараза… А, Николаич?! В прошлый раз поскромней была.
— Есть такое дело. — Согласился Вадим, вытирая платком руки. — Кило на тридцать потянет. Так что… Кушать будем от пуза и свежатину. Тушёнка, поди, всех притомила, а?!
— Красивая. — Задумчиво сказала Люся, стараясь не глядеть на огнестрел, растёкшийся красной кляксой чуть выше подбрюшья.
— И очень, кстати, вкусная! — Заметил Олег, приобнимая супругу сзади. — В самом деле, тушёнка уже не катит. Раз здесь встряли, то хоть пошамаем как люди. Да, Вадим?
— Ух-гу-у… — Прогудел Зорин, соглашаясь. — Вообще-то, это самец! Но, думаю, по вкусовым критериям он не уступит предыдущей тёлке. Ну, разве что немного пожёстче. Незначительно.
Он нагнулся, ухватив морду косули и двумя пальцами оскалил ей зубы.
— Не старый козлик. Хоть и не юный. А главное, ничем не болел. Здоровые корни — здоровое мясо! Олег! Поможешь освежевать…
Одиннадцатый час был вершиной изумительнейших запахов, отходящих с дымом костра от жарящегося мяса. Кусочки шипели и шкворчали, нашампуренные в прутьях. Жир кипел и капал в огонь, а аромат прожарок просто сводил с ума. В отличие от говядины, косулечье мясо более нежное и по структуре волокон уступает в плотности коровьему. Потому-то говядину предварительно доводят: смягчают, маринуют, а затем на углях доводят до ума. Оленина же, особенно косуля не требует сверх титанического усердия, если конечно зверь не преклонных годочков. Достаточно недолгого вращательного движения, скажем, махонького кусочка филейной части, чтобы обжарить его, таким образом, не только с боков, но и насквозь. Главное тут не перестараться и поймать момент. Не сжечь и протомить…
Очень скоро, лоснящиеся от жира пальцы каждого из участников походной одиссеи, сжимали по прутику такого лакомства.
— М-м-м… Вкусно как, а?! — Мычал Климов, погружая зубы в забуревшую корочку, за которой как за панцирем открывалось нежно-розовое дымящееся мясо. — Если здесь так вкусно угощают, то… Не всё так плохо.
— Уг-м-му… — Соглашаясь, кивал Вадим, вгрызаясь в свой обжарок. Он намеренно подсовывал ребятам сочные филейные кусочки, а сам брал что пожестче. — Если искать положительные моменты Холма, то это, пожалуй, плюс из плюсов…
— А разве есть ещё плюсы? — Поинтересовался Олег.
— Ну… Если мы действительно буксуем… Во времени… — Вадим бросил взгляд на небо. От утренних страшилищ оставалась белесая дымка, уходящая к северным границам. Прощальная полоска или как он выразился давеча «пол облака на небо». — То мы не уходим дальше двадцать первого числа. А значит, не надо бояться, что нас потеряют на работе. Для нас счас время безлимитно. Чем не плюс?
— Ну, это же не выход, Вадим! — Сделала большие глаза Наталья. — Мне не хотелось бы, здесь застрять навсегда,
как бы тут вкусно не было!— Наташа, никому здесь застрять не хочется! — Как можно твёрже сказал Зорин. — Будем решать, но чуть погодя. А сейчас, ешьте пока…
Он раздал новые прутики и сознательно переключил разговор.
— Этот Холм — край непуганых косуль! Причём они настолько расслабились, — Вадим покрутил прутиком, усиливая значение слов, — что совершенно не реагируют на диапазоны звуков и запахов. Подпускают на расстояние выстрела легко! А ведь, считается, животное труднодоступное. Крайне пугливое и чуткое на ветер…
— Ну, правильно! — Усмехнулся Олег, тщательно разжёвывая пищу. — Сюда люди отродясь не захаживают! Волки по горам не шастают. Чего им бояться? Птичек? А жёлуди, как ты сказал, очень вкусные… По ходу, аппетит отбивает чувство страха!
— Возможно. — Подумав, произнёс Вадим. — Тут у них, видимо, пастбище.
— А вот интересно, — подал голос Ваня, — косули могут беспрепятственно покидать Холм? И не возвращаться? Или ж они — собственность Холма?
Все поумолкли, озадаченные новым ребусом, а Зорин прошёлся по мыслям вслух.
— Рано или поздно им надо спускаться к воде, а там… Не знаю, возвращает их Холм назад или они поднимаются на своих четырёх копытах… — Он пожал плечами. Затем что-то вспомнив, добавил: — Зайцы тут вполне адекватные. Попался мне такой сегодня… Но он меня сразу срисовал, задал стрекача только ну!
Люся улыбнулась, но сказала серьёзным и респектабельным тоном.
— Животным неведомо течение времени. У них всё просто: день и ночь! Среди зверей нет материалистов и мистиков. Они просто звери… Поэтому ВСЁ ЭТО на них не действует!
Люсины выходки стали привычными для всех, кого она недавно удивляла, но только не для Зорина. Он с неожиданным для себя удивлением поглядел на девушку. Последнее её предложение с акцентом на «всё это» ударило крепко по сознанию. Люся говорила не абы как. Она говорила знающе. Что-то изменилось в ней. Или это истерия местного воздуха?
За чаепитием, когда съеденная жареная пища заливалась размешанной на сгущёнке чаем, Зорин счёл момент этакой физической умиротворённости как нельзя подходящим для обсуждения чего-либо…
— Ну, а теперь самое время поговорить о делах наших скорбных. — Вадим поглядел на Наташу. — Жарко?
Та сидела в короткой свежевыстиранной маечке и своей незыблемой панаме.
— Пекло…
— А кто-то ждал дождя… Ладно, разобрались. Если сомнения были, то сейчас, надеюсь, они развеялись! — Он взглянул на чистое, сверкающее солнцем небо. — Говорят один раз — это случайность. Второй — совпадение. Третий — закономерность. Наш случай как раз третий. И я бы, чёрт с этим правилом, допустил бы и счас, что всё это нелепая случайность, совпадение, природный характер августа и так далее и тому подобное… Но, дорогие мои хорошие, часы… Часы не могут так себя вести! Ладно б если просто тупо остановились, претензий не было, но они ведь ходят. И ходят хорошо! Всегда так ходили! Самовзводные. Противоударные, непроницаемые… У них погрешность — две минуты вперёд, это за неделю. Часы хорошие, ребята! Память об армии, подарок начальства, но не в этом суть… За восемь лет пока ношу, ни разу не ломались. И ничто в них не ломалось. И календарь всегда ходил. Так ведь, он и сейчас ходит! Он по-прежнему перелистывает дату после полуночи, а с утра? Железно — двадцать один! И погода в соответствии… А?! Что скажите? Тут не надо иметь дедукцию Холмса, чтобы свести два пальца воедино. Если есть, какие соображения или поправки, выкладывайте! Может, кто по-другому всё видит?