Морок
Шрифт:
Они выбрались на сушу. После холода ручья, икры ног приятно отходили теплом. Голавли, ещё живые, бились о траву, норовя прыжками проделать обратный путь, до спасительной воды.
— Давай лови их! Пока не разбежались. — Олег начал собирать удирающую рыбу в пакет.
— Хорошие! — резюмировал Ваня с неподдельным восторгом, гоняясь за рыбиной. — Жи-ирные!
— А то! Видишь как. Всего десять минут и обед готов. А ты хотел с удочкой сидеть. Удочки придумали философы!
— С чего ты так решил?
— Ну, как же! Закинул крючок, и сиди. Думай о высоком, глядя на поплавок.
— Ну,
— Краснопёрых, это кого?
— Окунишек. Три полных ведра, и это втроём. Четвёртый над костром колдовал. Могли бы больше, да куда… С такого улова вся рота могла укушаться.
— Больно ты знаешь, сколько на роту нужно.
— Ну, не знаю. Не служил… Ты ведь, тоже, Голова, там, небось, не на хозблоке сидел.
— А вдруг сидел, что тогда?
— Не в твоём характере.
— Больно, ты знаешь о характерах. — Олег выдернул сигарету, присаживаясь на карточки. — А вообще, Ванька угадал. Столовой не рулил, не моё… Но расчёты провизии на взвод, делал. Как-никак, замкомвзвода, а это не хухры-мухры. Должность обязывает.
— Натулик говорила, ты старшиной вернулся. Чё, Голова, армейка в масть пошла?
— Натулик. — Усмехнулся Головной. — Твоя Натулик много знает. А я ведь с ней про армию не трепался.
— Достаточно, что жена знает. А две бабы, сам знаешь, радио ещё то.
— Это верно. — Согласился Олег. — Бабы наши трескотню любят.
— Ну, и как там, вообще? Меня комисснули, а ведь тоже мог там оказаться. Ребят спрашивал… Все кричат по-разному. Одни, дескать, это школа для мужиков, другие — дурдом, а третьи — с зоной сравнивают.
— Ты, знаешь, Вань. — Олег втянул дым, глубокомысленно сузив глаза. — Правы и те, и другие. На счёт дурдома, я бы поспорил. Его и здесь хватает, на гражданке… Чего тогда на армию пенять. Моя мнюха не будет чем-то отличаться от других. Скажу одно: в армии, чтоб хорошо жилось… Нужен сильный кулак, здоровое горло и… Отсутствие всякого морального балласта.
Олег помолчал, выдерживая паузу, затем смахнув бойкого кузнечика с колена, продолжил:
— Тебе, Вань, там бы тяжело было…
— Почему?
— Ты… Добрый. И язык у тебя острый, злой, а сам добрый. Вот если б поменять полюса. Тогда ещё… Таким как ты в армии поддержка нужна. Иначе и месяца не пройдёт. Задрочат в ноль, и фамилии не спросят. Я этого, знаешь, сколько перевидал?
Летнее солнце активно поливало томную лощину, и всё живое, что там находилось и шевелилось. Июльские лучи безбрежно растекались по широтам вековой глуши, и не было намёка, что разогретый воздух смочит дождь. Ручей придерживал жару. От него так приятно потягивало свежестью.
— Ма-а-аль-чиш-ки-и-и!!! — Протяжно донеслось издали.
— Идее-о-о-ом!!! — Заорал Олег в ответ и помахал рукой крохотным девичьим фигуркам.
— Пошли, Ванёк! Нас заждались.
Он пружинисто пошёл навстречу лагерю. Ваня засеменил сзади. Хотел ещё что-то спросить.
— А
у тебя поддержка была? — Совсем не то спросил он.Олег затормозил и обернулся. Рот был искривлён ухмылкой.
— А мне она нужна? — Вопросом на вопрос ответил он.
И не дожидаясь ответа, двинулся дальше.
«Тебе — нет!» — Мысленно ответил Ваня, глядя в широкую спину Головного.
Олег пробивал жизнь лбом, как, пожалуй, ледокол пробивает лёд, не жалуюсь и, не ища никаких поддержек.
Ваня вдруг вспомнил, как Головной появился в их доме.
* * * * * *
Новичок не казался робким. Хмурый взгляд исподлобья, плотно сжатые губы, острые худосочные плечи, стриженая голова — всё это, мозаикой, складывало портрет злюки, и уж никак не мальчика-одуванчика. Переступив порог, он молча озирал помещение. Пацаны тоже не спешили знакомиться. Все ожидали его первых шагов.
Визуальный контакт длился всего несколько секунд, но самые первые впечатления, о новеньком уже сложились.
Гнус сразу же решил расставить акценты, без китайских церемоний.
— Ну, чё застыл у входа?! Здороваться тебя не учили? А?! Язык проглотил? Ко мне, давай, шуруй! Здесь я смотрю!
Парень, на мгновение сузил глаза, затем также молча, пошёл к кровати старшака, зажав под мышкой, потёртую, видавшую виды сумку. Остановился у спинки койки. Гнус глядел на это лёжа, как подобает пахану. Затем, лениво пошевелился и поднялся вперёд, принимая сидячее положение.
— Кто такой? Откуда? Для начала, представься, а потом очень вежливо поздоровайся!
Новенький хмуро продолжал жечь глазами, только складки в уголках губ стали выразительно чёткими.
— Ну! — Психанул Гнус. — Немой, что ли?
— Олег. Головной. С Лесной. — Голос незнакомца был негромок, но в его звучании улавливалось достоинство.
Это, кстати, уловил и Гнус.
— Давай, поздоровайся со старшаком, как положено. — Неуверенно повелел он.
Это было, сейчас, важно. Первый поступок определяет всё.
Новенький не торопился прогнуться. Продолжал сверлить его, своими жгучими глазами. У Гнуса противно заныло под ложечкой.
— Ну!!! — Заорал он.
Крик вселял ему уверенность.
— Не нукай! Не запряг! — Вдруг громко произнёс новичок. — Место моё покажи!
— Твоё место, счас, будет в туалете, понял?! Если не научишься слушаться старших! По…
— А это ты видел, паскуда?!!! — Внезапно заорал парень.
Крик был словно хлыст. Старшака передёрнуло. Он вскочил на ноги, вытаращив бешеные глаза. Сумка у паренька из подмышки выскользнула на пол. В руке он что-то зажимал.
Ребята повскакали. Почувствовав в воздухе адреналин, потянулись к месту предполагаемой драки. Конфликтующих плотно обступили. Зрелище обещало быть интересным.
— Ты, чё? Ты, чё? Брось это, пацанчик… Хуже будет!
Ваня кинул взгляд на правую руку новенького, плотно сжатую в кулак, у самого бедра. Похоже, гвоздь. Только сильно заточенный. Глаза Гнуса трусовато бегали. Взгляд метался по лицам ребят, искал поддержки и не находил её. Все, единодушно, были на стороне новенького.
— Я здесь старшим поставлен. У тебя проблемы будут, понял?!