Морозко или тот ещё подарочек

– Как вы могли меня заморозить?
– заорал Лис, вращая бешеными глазами.

– Как ты оттаял так быстро?
– удивился старик, хотя восхищения в голосе было явно больше.
– А хотя, не отвечай. Ты же не откажешься Настеньку вызволить?

И все обиды были тут же забыты.

– Что надо делать?

Через полчаса мы поняли, что магией это место не найти, а порталами не добраться, но дед сдаваться был не намерен, хотя я то и дело пытался возражать. Он куда-то свалил и свалил надолго, после чего вернулся лишь на следующий день, выглядя, как жертва пожара — местами обгоревший, кое-где пожёванный, но с яблоком из знакомого сада. Видно, бился, как в последний раз.

– Даже спрашивать не буду.

– Вот и не спрашивай, - рявкнул он, а пока я думал, как отыскать птичье царство, Лис уже со всем разобрался.

Ушлый ушастый сговорился с оленями, и те, оказывается, хорошо знающие каждую заповедную тропу, каждый воздушный поток, рады были сообщить, что «доставят по адресу». Но лично я проклял и рогатых, и магический транспорт за время этого путешествия, потому что почти три дня в компании этих зверей, травящих анекдоты и ржущих от них же, как умалишённые, кого угодно превратят в злобное существо!

Таким я и ступил на земли, что теперь занимали жар-птицы — уставшим, разъярённым и мечтающим начистить кому-нибудь морду, если не найду Настю.

Здесь царила тишь да благодать.

Огромный замок — не чета моему — угрожающе возвышался над лесом, а сады, растянувшиеся на километры вокруг, надёжно защищали территорию от чужаков, и я, если честно, растерялся от такой обороны. Что если не выйдет вернуть её?

Дед же, видя, что я опять превращаюсь в слюнявое нечто, подбросил на ладони клубок с красными нитками, и тот покатился вперёд, указывая дорогу, а мальчишка и рад был устремиться следом, не дожидаясь нас.

– Это…?

– Привет от твоего отца. Некогда ему было с нами, но его тяга коллекционировать древние артефакты почти обогнала одного небезызвестного некроманта, - сказал он, флегматично глядя, как клубок разматывается, становясь всё меньше.
– Ну? Чего встал?

И я тоже пошёл вперёд, словно на невидимом поводке шагая вглубь сада, ощущая звенящий в голове и ушах зов. Яблоко в руке искрило всё сильнее, будто чувствуя ту, которой предназначалось, а я чувствовал себя, как этот волшебный плод, и не мог дождаться, когда снова увижу её.

Настя нашлась в компании женщины, с чьей красотой вряд ли могло бы что-то сравниться, да только я не считал кого-то привлекательнее моей снежной девочки. Я смотрел на неё и лишь в тот миг осознавал, что больше не хочу отпускать, даже если сама попросит. Просто я уже болен, а диагноз невозможно спутать ни с одной другой болезнью…

Я так и застыл, любуясь золотистыми переливами солнца в пшеничных волосах, что не сразу заметил, как напрягся дед. Он в неверии вглядывался в незнакомку, словно пытался запечатлеть её образ или сравнить с какой-то, лишь ему известной картинкой, и это меня насторожило.

– Дед?

Так и не оторвав от ещё одной пернатой взгляда, он проследил за тем, как та поднимается, что-то сказав Насте, и уходит.

– Забирай свою птичку и не наделай новых ошибок, а я пока переговорю с этой дамочкой. Она обязана мне кое-что объяснить…

И он решительно отправился на разговор под нашими с Лисом недоумевающими взорами.

– Идём?

– Погоди, - осадил я парня.
– Нужно, чтобы этих петушар, - кивнул ему на троицу, что уже спешила к моей крохе, - рядом не околачивалось. Переждём.

И мы затаились, наблюдая из-за кустов. Часть меня хотела верить, что Настеньке тут плохо, но другая, вечно не вовремя вылезающая часть нашёптывала, что ей больше по душе эти перекачанные типы, обмазанные маслом, чем я.

Вмешаться и навешать им хотелось до скрежета зубов, но от расправы с летающими золотистыми перьями спас Лис. Он схватил за руку и указал в сторону Насти, а та и не думала знакомиться с этими клоунами — спряталась совсем рядом с нами, и я как деревенский дурачок не мог оторвать глаз от, казалось бы, ещё сильнее похудевшей фигурки. Сердце затопила такая нежность, какой во мне точно никогда не имелось, а сомнения в собственных действиях разом куда-то испарились.

Яблоко само выпало из ладони, ища путь, что тот клубок, и моя маленькая птичка не сумела удержаться от древней магии, манящей её в золотую клетку моих рук. Потому что когда я снова её коснулся после нескольких дней разлуки, понял, что отпустить будет означать мою смерть — медленную и мучительную, и никакое проклятье с этим уже не сравнится.

– Отпусти! Отпусти меня, чудовище!
– изо всех сил вырывалась она, но я слишком крепко держал.

– Никогда. И лучше не дёргайся, снежинка, а не то прямо здесь тебя возьму. А мы же оба помним, как тебе нравится при свидетелях.

На моём плече Настеньке было самое место, а моим ладоням — на её непоседливой попке, и вредная, упрямая девчонка затихла, вместе с её магией, рвущейся наружу.

– Я тебя не прощу, - пообещала она, больше не сопротивляясь.

– Простишь, - заверил я, неся её к саням, где нас уже ждали любопытные морды, а Лис буквально заметал следы хвостом.

– Мечтай.

– Простишь. Потому что хоть я и облажался, а извиняться не умею, я готов идти на компромисс ради тебя. И мы поговорим… Как следует всё обсудим.

Не знаю, услышала ли она меня, но поверила вряд ли. В любом случае, у меня было время, чтобы доказать серьёзность своих намерений, а вот на побег его оставалось все меньше.

– О, Наську доставили!
– воскликнул обрадованный Обжора, и остальные поддержали оленьим ржанием.
– А дед где?

– Налаживает связи, - отмахнулся я, уже давно догадавшись, что старик тут явно задержится, и упаковал нас.
– Трогайте!

Спорить они не стали, там более, уже почуяли, как вздрогнула земля. Сани едва начали подниматься в воздух, когда в нас прицельно полетел яркий шар, напоминающий солнце, и я едва успел уклониться, когда плечом поймал второй. Боль прострелила до самых пальцев, а перед глазами заплясали искры, и Настенька заметно испугалась. Попыталась призвать силу, но та не отозвалась, и мне пришлось её обрадовать:

– Ничего не выйдет из-за яблока.

Взгляд, подаренный мне, сулил одну лишь мучительную, медленную смерть, пока олени пытались выровняться, но очертания крохи уже расплывались.

– Ты придурок?

– Говорил же, придурок — значит, при дуре…

Её злость я почувствовал с новым прицельным ударом в спину, и наш транспорт под ругань оленей резко ушёл в сторону, а Настя явно что-то сотворила, да я уже не видел. Она что-то выкрикнула Обжоре, и тот чётко последовал инструкциям, слушаясь мою птичку, голос которой отдалялся от меня всё сильнее.