Морпех. Русский Уругвай
Шрифт:
– Теперь я знаю, почему белые воины такие сильные и выносливые, что даже в полуденную жару воевать могут. После того, что в вашей бане творится, вам уже ни что не страшно!
А потом он рассказал своим воинам, что такое баня и для чего служит. Рассказал, конечно, своими словами. И поставил условие: кто из воинов в баню не пойдет – будет изгнан с позором и от служения Великому Морпеху Воеводе отставлен. Воины, конечно же, не пожелали себе такой участи и пошли все. Первую помывку выдержали, правда, единицы. Я объяснил, что с первого раза может и не получиться приобщение к таинствам обретения мощи телесной. Меня воины выслушали, переговорили между собой и встали в очередь в баню. А я стрельцам сказал, чтобы не сильно над индейцами изгалялись. Хотя бы первые две-три помывки: местным наши банные забавы
– Отлично, Олег! Ты сам не понимаешь, что сделал. Ты дикарей к нашей культуре приобщать начал, к русской. Баня с парной и вениками – она только на Руси есть. А языку русскому всех воинов обучать надо. Обязательно!
Быстро поели, и Олег показал, сколько камней сегодня добыли.
– Все добытое – в деревне, в сундуках в моем доме, – доложил эскудеро. – Ни охраны, ни замков здесь не надо, кроме нас эти камни никому не нужны.
– А что в скалы полез? В реке камни кончились?
– Может, и не кончились, но лежат глубоко. Мы ямы в рост человеческий в русле копали, воду отводили. Но чем глубже, тем добыча меньше. Потому я в скалы врубаться приказал. Конечно, здесь изумруды добывать труднее, да и меньше попадается, чем в реке находили. Но все же. Я пустую породу в соседний распадок носить приказал. Так что если придется местные скалы, нами уже отработанные, ниже рыть, вглубь, то порода мешать не будет.
– У меня нет слов, Олег. Я в тебе не ошибся, ты отличный руководитель.
– Да нет, воевода. Я работаю, а не руками вожу. Как ты сказал, так я и делаю.
– Правильно делаешь. А с рабочими какие отношения? Кто норму выполнил, ушли?
– Нет, не ушли. Некоторые артели уже по четыре нормы выполнили, но продолжают трудиться.
– И чем же ты их удерживаешь?
– Я спрашивал, почему не уходят. И услышал: хоть труд и тяжел, но мы каждый день получаем достаточно пищи и спать уходим сытыми. Нам не надо думать, что мы и наши дети будут есть завтра. На нас никто не нападает, не надо сражаться или убегать. Нас не убили, у нас не отняли жен и детей. Мы подчинились Великому Морпеху Воеводе и будем делать то, что он прикажет. А он нас защитит и накормит.
Вот это да! Значит, среди множества племен коренного населения уже появилось новое племя – «наемный работник». Человек, продающий свой труд за небольшую, но достаточную для сытой и спокойной жизни, плату. Капитализм сделал первый шаг по земле Уругвая!
Я допил заваренный женщиной-кухаркой чай матэ, дождался, пока она нальет вторую порцию и, потягивая его через тонкую трубочку, сказал:
– Ты, эскудеро, действительно сделал великое дело, но и сам не понял, что сделал. Вот, послушай.
И я стал рассказывать Олегу притчу о добровольном рабстве.
– В очень древние времена, в стране, что зовется Египет, правил один фараон. И ему надо было быстро построить город. Но дело двигалось медленно.
– Видите, – обратился он как-то к жрецам, приехавшим с ним посмотреть, как идет строительство. – Там внизу бесконечные колонны скованных кандалами невольников ступают друг за другом, неся по одному камню. Мы думаем, что чем больше число рабов, тем больше они смогут сделать работы. Они покорны, но далеко не все из них мирятся со своей участью. Много среди рабов ярых бунтарей и их последователей, готовых в любую минуту поднять мятеж. Поэтому к каждому десятку рабов назначаем одного стражника. Чем внушительнее число рабов, тем больше охранников. Всех нужно хорошо кормить, чтобы они выполняли свою работу. Только все равно они ленятся и бунтуют.
– Глядите, – продолжил фараон, – как неторопливо тянутся рабы, а полусонная охрана ленится понукать их кнутами. Надо придумать, как просто и без затрат удержать рабов от бунтов и ускорить строительство.
Оживилась свита и наперебой выдала кучу советов, но фараон их отверг. Тогда вперед выступил верховный жрец, известный всем своей мудростью и здравомыслием. Он сказал: «Рабы
станут работать живее, и не станет нужды в охране, если подарить им всем полную свободу! Пусть глашатаи возвестят всем эту волю Властелина. К ней надо добавить предложение: пусть все несут в город камни. За каждый камень свободный труженик заработает монету. Ее он сможет потратить на все, что пожелает: еду, одежду или развлечения».С рассветом другого дня, фараон со свитой вновь поднялся на гору. Поразительная картина открылась их взорам. Тысячи вчерашних невольников, словно муравьи, деловито спеша несли камни. Некоторые хватали сразу по два камня и, натужно дыша, тащили их. Завидев такое дело, подключились и стражники. Все хотели получить как можно больше монет и зажить счастливо, в достатке.
Не один месяц фараон с удовольствием наблюдал с горы за грандиозными переменами. Он видел, как бывшие невольники собирались в группы, мастерили повозки и, загрузив на них камни, с усердием, обливаясь потом, тащили их в город. «Они еще и не такое изобретут», – думал про себя фараон. Наблюдая дальше, он заметил появление торговцев пищей и водой. Что так же положительно сказывалось на работе бывших рабов, а ныне свободных людей. «В последующем эти свободные люди сами изберут начальников над собой и будут им подчиняться» – думал мудрый властитель. «От того, что они считают себя вольными, суть не поменялась: они, как и прежде, переносят камни. И большинство из них это устраивает. Как и меня – город-то строится быстро!»
Олег сидел, задумавшись. Даже матэ пить перестал. Помолчав, он произнес:
– Значит, те рабы, получив свободу, позже сами себя обратили в рабов, но не поняли, что сделали. Так, воевода?
– Так, Олег. Этой притче уже две тысячи лет. Все люди, трудящиеся на этой земле и считающие себя свободными, находятся в добровольном рабстве. Они рабы своей работы. И никуда от этого не деться. Так и с твоими индейцами. Они свободны и могли бы уйти в свои леса и степи. Но сами, своим решением остаться и продолжить работать за сытный кусок и защиту от врагов, обратили себя в рабство. Из которого уже никогда не смогут вырваться. Да и не захотят! В этом ты убедишься, когда я закрою прииск и объявлю, что они могут уходить куда угодно.
Олег не знал, что в будущем будет существовать целая наука, изучающая этот феномен – добровольное рабство. И придут к выводу, что разумное устроение общества потребления для свободных людей в конечном итоге является утонченной формой рабства. Только вот не смогут однозначно ответить, может ли раб своего благополучия и страстей быть счастливым? Но эти рассуждения – удел людей будущего. А я своими умными речами, вижу, загрузил Олега конкретно. Вон он сидит, нахохлившись, даже чашку с матэ на стол поставил. Надо спасать мужика, а то еще ум за разум зайдет, и потеряю ценного кадра.
– Эй, эскудеро! – окликнул я задумавшегося. – Пошли в деревню, похвастаешься добычей!
Олег быстро встал и, сделав приглашающий жест, вышел из шатра после меня. По пути я задавал ему какие-то второстепенные вопросы и постепенно расшевелил, переведя его мысли с моей зауми на более ему привычные рельсы. Хотя про рельсы он тоже ничего не знал, а я сделал себе огромную зарубку на носу: не давать жителям этого времени слишком много известной мне информации. Опасно для их психики. А если и давать что-то, то без объяснений. А на резонные в таких случаях вопросы, все же люди – создания любопытные, есть набор стандартных отмазок: «Так Бог повелел!» или «Меня Бог надоумил!» Думаю, Он на меня не обидится. Скоро мне эти отмазки часто употреблять придется. Я, ведь, с Его подачи, становлюсь Прогрессором!
Количество добытых трудами Олега «со товарищи» изумрудов впечатляло. Три сундука, в каждом пуда по четыре камней разной величины. От «с ноготь мизинца» до «с куриное яйцо». И еще один сундук, заполненный где-то на четверть. Увидит их Моисей-ювелир, точно дуба врежет! Или умом тронется. Ни то, ни другое меня не устраивало. Он мне нужен живой и здоровый. Со всем его мастерством и, что даже еще важней, с его связями. Не всех же евреев-ювелиров в Европе на костер отправили! Остались, ведь, и живые, свободно работающие и богатеющие. Вот они-то мне и нужны, а то мои двести килограммов изумрудов так и останутся игрушками для индейских детей.