Морпех. Русский Уругвай

Сатемпо с воинами я отправил пешком. Пусть разомнутся. Заодно приказал с каждой деревни, через которую будут проходить, брать десятину продуктами питания. Об этом с тестем я тоже договорился и он при мне разослал гонцов к младшим вождям с этим распоряжением.

Старатели – старались, а изумруды прятались в мой личный сундучок. Олег с тремя разбогатевшими стрельцами паковали вещички и усиленно прощались со своими местными подружками, а я откровенно скучал. Дождался прихода баркасов, отправил вторую партию стахановцев. С трудом дотерпел до возвращения плавсредств, загрузил в них продукты и всех остальных, работавших не так усердно, почему в третьем караване и оказались, но надеявшихся на мою доброту. Правильно надеются: я – добрый. Зачем мне столько крепких работников бросать на произвол судьбы? Я помню, что в ответе за тех, кого приручил. И мы нужны друг другу.

На воде было уже прохладно, неисчислимые недавно стаи водоплавающих птиц исчезли, откочевав в Северное полушарие. Как знать, не летит ли стая гусей, изрядно мною прореженная в прошлое плавание по этому озеру, на Русь? Хорошо иметь крылья! Крылья – это хорошо…

Вот тогда-то у меня и зародилась мечта построить самолет или, хотя бы, планер! Или дельтаплан. А что? Кое-какими знаниями я обладаю, а найденные Ахметом раненые бойцы, погибшие в своем времени и Волей Божьей перенесенные в конец 16-го века мне в помощь – воздушные десантники. С парашютом знакомы. А простейший дельтаплан – тот же парашют, практически. Стоит подумать!

Обратный путь до мыса ничем примечательным отмечен не был. С Матаохо Семпе простились сердечно, даже взгрустнули на пару. Пообещал, что когда буду в этих краях – обязательно загляну и привезу железное оружие и инструменты. Чем вождь отдариваться будет, пусть решит сам. Намекнул, что поляны, оставшиеся после лесоповала, неплохо бы разработать и засеять. Еды у его племени станет больше, а он, вождь, могучее. Сытые воины – сильные бойцы! Попросил остающихся на мысу индейцев не трогать, а помочь продуктами. Вождь обещал.

Глава 3

Путь до залива Монтевидео занял около недели с учетом плохой погоды. Из-за нее же пришлось обходить остров Лобос мористее обычного маршрута движения кораблей. Непосредственную опасность представляли песчаные банки у мысов Сан-Мария и Сан-Антонио, намытые мутными водами Рио де Ла-Плата, несущими в океан многие тонны грунта. О приближении к первой банке нас предупредил лот: возле нее глубина была всего 6–7 саженей. Обошли. Вторая банка гораздо коварнее. Она не что иное, как продолжение мыса Сан-Антонио. Корабль, ведомый не знакомым с этими местами капитаном, ориентирующимся на показания лота, может нежданно врезаться в ее северную оконечность: глубина с 12–14 саженей резко уменьшается, и капитан не успеет вовремя среагировать. Рамон знал об этом, потому мы и отошли от берега дальше в океан. Вскоре увидели землю, но капитан сразу не смог ее опознать, так как день клонился к вечеру, а берега были очень низкие, без каких-либо ориентиров. Наступившую темную ночь с дождем и громом переждали, лежа в дрейфе и взяв на марселях оба рифа, держась против волны. На рассвете перед нами открылись горы Мальдонадо. Теперь уже нетрудно было определить, что земля, усмотренная нами накануне, это и есть остров Лобос. Коварные банки обошли по широкой дуге, и, не торопясь и промеряя глубину, поплыли по Серебряной, согласно названию, но Грязной по виду, реке.

Флейт был плотно загружен людьми и бревнами. На буксире тащили еще несколько плотов, древесина которых не уместилась на палубе и в трюмах. Не бросать же, в самом деле, то, что уже в руках! Постарался вождь на славу, пустив в работу железные топоры. Идти против сильного течения реки, постоянно опасаясь налететь на мель, было довольно муторно. Да еще и таща за собой длинную связку плотов. И как их не оторвало во время короткого шторма, догнавшего нас уже после входа в эстуарий! Ночью была гроза. Яростно завывал памперо, и мы с трудом удерживались на одном якоре. Только бросив второй якорь, мы смогли сопротивляться ветру и перестали дрейфовать. Серым днем приблизились к мысу Тереза. От восточной оконечности мыса, затрудняя проход к заливу, на несколько кабельтовых тянулась цепь подводных скал. Набегающие на них волны порождали буруны, хорошо заметные днем, но не ночью. Обойдя опасное место, флейт наконец-то вошел в залив Монтевидео.

Вход в залив довольно широк, километров пять-шесть. Внутри залива несколько небольших островков, покрытых травой и редкими деревьями. Их я рассмотрел, когда флейт проплывал мимо. У западной оконечности бухты увидел высокую конусообразную гору и сразу вспомнил возглас испанского матроса: «Монте видео! Вижу гору!». Так вот она какая! Хороший ориентир – одинокая гора! Потому как остальная окружающая ее земля очень низка, глазу зацепиться не за что.

Князь начал строить свой город не там, где его в 1726 году заложат испанцы. Те стали строить крепость на мысе Терезы, на самом входе в залив. Для контроля над Ла-Платой и пресечения проникновения в нее португальцев. Князь себе такой задачи не ставил, средств и сил для этого нет. Потому и спрятал город в глубине залива. Нам пока не следует слишком выпячивать свое присутствие на этой земле.

Медленно прошли по обозначенному буйками фарватеру, оставив слева остров Низкий, а справа остров Застава, на испанских картах обозначенный как остров Свобода. Цитадель на северном, материковом берегу разглядел, когда до нее оставалось всего метров триста. Хорошо вписана в местность. Даже кусты кое-где на стенах посажены, будто сами на невысоком скалистом холме выросли. Фарватер проходил как раз в зоне поражения ее пушек. Рамон на мой вопрос о возможности пройти, не подставляясь под огонь цитадели, ответил:

– Впереди слева – песчаная коса, что тянется от острова Щит. И тот, кто попробует идти подальше от пушек цитадели, рискует сесть на мель. А суда с небольшой осадкой хоть в некотором роде и избегут массированной бомбардировки, но попадут под обстрел пушек со Щита. На острове герцог приказал строить форт. Вот и получается, что маневрировать здесь негде! Глубины не позволяют. И пушки. Так что устье реки Тихой и проход в бухту Птичью перекрыт надежно.

Флейт прошел мимо, как оказалось, полуострова, на котором князь возвел цитадель крепости и строит город, и вошел в бухту-лагуну, названную Птичьей из-за обилия пернатых летней порой. В ней становились на якорь и наши корабли, и прибывавшие к нам купцы. Как пояснил Рамон, длиной она более 5-ти км и от 1,5 до 3-х км шириной. А вот вход в нее всего метров триста и довольно сложен. Для облегчения плавания фарватер обозначен буйками. От восточных ветров и ветров памперос – порывистых юго-западных зимних ураганов, сопровождаемых страшными грозами, бухту хорошо защищает полуостров, на котором строится город. И якорная стоянка надежна. Бухта неглубока: якорное место находится на глубинах от трех до пяти саженей, грунт – очень вязкий ил: здесь даже самые большие торговые суда при посадке на мель не получат повреждений. Но чтобы этого не происходило, якорные стоянки отмечены большими буями, так называемыми «бочками», а безопасный фарватер – буйками. Особо неуклюжим кораблям встать на «бочку» помогают специальные швартовочные баркасы. А вот на севере и северо-востоке глубина бухты еще более уменьшается, и она превращается в тривиальное болото, заросшее камышом и осокой: рай для водоплавающих, пернатых и мохнатых вместе с холоднокровными земноводными. У входа в бухту находится устье реки Тихой, русло которой судоходно на большом протяжении и тянется далеко вглубь материка.

Флейт, похоже, встречало все население города, включая индейцев и иностранцев. Впереди встречающих, как и положено руководству, стояли князь, боярин Жилин и отец Михаил. Были они при параде, да и выстроенные в плотную шеренгу стрельцы имели праздничный вид в новых кафтанах. Только оркестра, играющего марши, не хватало!

– Посмотри, кабальеро, – обратился ко мне стоявший рядом Рамон. – Тебя встречают как героя! Почетный караул и сам сюзерен впереди. Он тебя высоко ценит!

– Да, амиго, я знаю его отношение ко мне! И по его слову я сделаю все, а может быть и поболе. За таким сюзереном я пойду куда угодно. Только сначала спрошу, какое оружие с собой брать. Остальное для меня не существенно!

– Ты так любишь своего герцога?

– Я ему доверяю, а он доверяет мне. Я ему не только жизнью обязан, но и спасением своей души.

Я перекрестился, Рамон последовал моему примеру. Пока мы с ним беседовали, швартовочный баркас, вспенивая веслами воду, подтащил флейт почти к самому берегу. По команде Рамона матросы отдали носовой и кормовой якоря. С берега к борту подали наплавной мостик. Поймав выброски, матросы подтянули его поближе и надежно закрепили канатами. Швартовочная команда, пробежав рысцой по мостику, притащила лестницу и приставила ее к борту флейта. Я в сопровождении Маркела, Олега и трех стрельцов спустился на берег, отсыпанный мелкой утрамбованной щебенкой, строевым шагом подошел к князю, приложил ладонь правой руки к шапке. Удивленные зрители прекратили разговоры и уставились на меня.

– Князь! Твое приказание выполнено! – разнеслись в тишине мои слова. – Вверенное имущество сохранено и приумножено. Заключен союзнический договор с вождем племени ава-гуарани, ему оказана военная помощь по отражению агрессии со стороны племени кайва-гуарани и принуждению его к миру. Так же отражено нападение пиратского судна. Пираты частью уничтожены, частью пленены. Судно отобрано в качестве приза. Потерь в личном составе нет. Рапорт закончен!

Князь, слушая мой рапорт, стоял, так же приложив руку к головному убору. Ну, все! Отдание чести введено в обязательное употребление в Русском экспедиционном корпусе! Навсегда.