Морская битва двух империй. Нельсон против Бонапарта

В ответ Ожеро начал грубо ругать Бонапарта, своего бывшего командующего, обвинял его в дезертирстве из Восточной армии и предложил «дать ему пинка под зад». Журдан смог отстоять предложенную позицию и направился на улицу Победы. Он не дождался хозяина дома, но вскоре получил через Дюрока привет от Бонапарта и приглашение вместе пообедать.

Наполеон уважал Журдана, но не принимал всерьез политических амбиций Ожеро. Люсьен заявлял, что генерал-хвастун не посмеет ослушаться приказа: «Я позову его с пистолетом в руке, и он придет».

Бонапарт и Моро никогда не видели друг друга. Их свел у себя президент Гойе — человек плотного телосложения, ростом немного ниже среднего. Наполеон был очень внимателен и любезен со своим конкурентом. Он сделал Моро комплимент: «Генерал, несколько ваших лейтенантов были со мной в Египте, — прекрасные офицеры». Между ними установились хорошие отношения, и Бонапарт подарил Моро дамасский кинжал, усыпанный бриллиантами. Моро не вникал в детали переворота, однако заявил, что готов в нем участвовать и явится по первому сигналу — как на службу.

Бонапарт имел беседы с Гойе и Муленом и заговорил с ними о своем возможном членстве в Директории. Оба директора отвергли эту идею, поскольку Бонапарт не достиг необходимого возраста (сорок лет). Таким образом, генерал был лишен возможности легально войти в состав высшего исполнительного органа власти республики.

Бонапарт продолжал искать пути сотрудничества с военными лидерами. Бернадот, бывший министр, уволенный по обвинению в организации антиправительственного мятежа, не поддавался ни на какие уговоры. Бонапарт дразнил его, подтрунивал над родственником, называя «шуаном», однако не мог добиться от того безусловной поддержки. Бернадот бывал на семейных сборах и пикниках, в том числе в Мортефонтене — загородном имении Жозефа, сам устраивал обеды для Бонапартов, был любезен и словоохотлив, но упорно держался республиканских принципов.

По приглашению Бонапарта явился Журдан. Генералы пообедали, а затем выяснили отношения. Журдан согласился с тем, что учреждения республики нужно менять, «но только без ущерба для основных принципов представительного правительства и великих принципов свободы и равенства». 37-летний генерал-якобинец заявил, что он сам и его друзья готовы присоединиться к Бонапарту, если тот сообщит им свои планы.

Наполеон ответил, что якобинцы не имеют большинства. Он не свяжет себя с одной из партий, которая к тому же недавно напугала совет предложением объявить отечество в опасности. Грядет не революция якобинцев, а важная перемена в пользу всей Франции. «Впрочем, вы не беспокойтесь — все будет сделало в интересах республики». Вероятно, Бона-нарт предложил Журдану личные гарантии и удовлетворение.

Ночью накануне переворота Жозефина передала через сына Евгения записочку для президента Гойе:

«Приходите, дорогой мой Гойе, с женой позавтракать со мной завтра в 8 ч. утра. Непременно приходите, мне нужно поговорить с Вами об очень интересных вещах. Прощайте, милый мой Гойе. Можете всегда рассчитывать на мою искреннюю дружбу. Ляпажери-Бонапарт».

На тс же восемь часов утра было назначено чрезвычайное заседание Совета старейшин. Гвардейские офицеры разносили приглашения по домам депутатов, лояльных к заговору.

Старейшины потянулись по темным парижским улицам к дворцу Тюильри. Люсьен открыл заседание части своей палаты, Совета пятисот, между семью и восемью часами.

Нужный Бонапарту декрет должны были принять старейшины. Их заседание началось с доклада о заговоре террористов против родины и свободы. Поскольку лидеры оппозиции отсутствовали, никто не возражал против предложенного решения. План заговорщиков безукоризненно выполнялся, и Бонапарт был назначен командующим войсками. Два инспектора направились к нему, чтобы сообщить о принятом решении.

Дом Бонапарта уже был окружен офицерами и генералами в полной парадной форме, приглашенными к шести часам утра. Они громко разговаривали и подбадривали друг друга. Солдаты, офицеры и генералы, прибывшие с Бонапартом из Египта, были вызваны все до единого.

Бертье и его адъютанты встречали вновь прибывших военных. Бонапарт сидел в своем маленьком кабинете и время от времени открывал дверь, чтобы принять очередного важного гостя.

Жозефина находилась в своих апартаментах, ожидая Гойе, но опытный политик почуял подвох и направил жену на разведку. Та увидела сборище военных и все поняла. Бонапарт, все еще надеясь добиться желаемого, попросил гражданку Гойе написать мужу записочку с просьбой непременно приехать. Она написала мужу, предупредив его о подготовленной ловушке.

Жозеф привел Бернадота, одетого в гражданский костюм. Гасконец сказал Наполеону, что он не хочет принимать участия в заговоре.

Бонапарт пустил в ход все свое обаяние. Он менял гнев на милость, угрожал взять генерала под стражу, потом снова смягчал тон. Наполеон умолял Бернадота не противиться и дать честное слово, что не выступит против родственника. Гасконец размахивал палкой, в которой была спрятана шпага, отделывался уклончивыми словами и заявлял, что останется в распоряжении законных властей. Закончив разговор с Бонапартом, он направился завтракать к своему шурину Жозефу, за столом у которого собралось множество политиков.

Прибыли инспекторы, доставившие Бонапарту текст декрета старейшин. Генерал читает бумагу и находит недостаток в принятом решении: в его распоряжение переданы все войска, национальная гвардия, гренадеры советов, но ничего не сказано о гвардии, охранявшей Директорию. Он тут же меняет подлинный текст декрета и издает приказ по армии. Бонапарт объявляет себя генералиссимусом и призывает всех к дисциплине.

Теперь он в сопровождении кортежа направляется к Тюильри. По пути к ним присоединяются кавалерийские части, которыми командует Мюрат.

Мармон, живший на улице Сен-Лазар, пригласил к себе на завтрак нескольких офицеров и предложил им участвовать в деле. Офицеры согласились, Мармон привел их на бульвар Мадлен, но двое все же сбежали. Оставшиеся должны были тронуться в путь вместе с заговорщиками, но не было лошадей. Тогда Мармон взял лошадей в соседнем Манеже.

Они скакали но улицам, заполненным людьми, живо обсуждавшими события. И Сиейес прибыл верхом в сопровождении двух адъютантов. Другие директора оставались в Люксембургском дворце, не понимая, что происходит.

Бонапарт въехал во дворец Тюильри около десяти часов. Он должен был принести присягу перед депутатами Совета старейшин — и сделал это в выражениях красноречивых и туманных, ни единым словом не упомянув о конституции. Когда он произнес слово «клянусь», солдаты в один голос повторили: «Клянемся!» На трибунах раздались аплодисменты.

Заседание Совета старейшин было прервано. День только начинался, а его программа уже была выполнена. Однако Бонапарту пришлось произнести еще одну речь, и слова ее были заранее подготовлены. Дело в том, что Баррас решил наконец узнать, что происходит, и направил на разведку своего секретаря Ботто.