Морская сила(Гангутское сражение)

С той же почтой пришло письмо от Салтыкова ка­бинет-секретарю, в котором он откровенно изливал душу и сообщал с тревогой о своем бедственном поло­жении. Царь не спешит выручать своего подопечно­го. В июне 1715 года к Салтыкову явились пристава, чтобы вести его в тюрьму, о чем он сообщил Макаро­ву, «по челобитью офицерских жен стали мне вели­кие деньги, чтоб меня в тюрьму не водили, а карау­лили б меня в доме моем, понеже я болен; и ныне я си­жу за караулом тех приставов, из которых стере­гут меня двое днем, а четверо ночью, взаперти, чтобя не ушел; и возьмут меня к суду в скорых числах,в которых я не знаю, что чинить, понеже я доносиле. ц. в-ву многократно, а указа поныне не имею; и не знаю, что учинится со мною, а становятся мне та­кие великие убытки, а денег у себя не имею и не знаю, чем стало питаться: жалованье, выданное мне Ку­ракиным, я употребил на часть уплаты мастеро­вым людям, понеже и от оных мастеровых людей не имел я покою и ожидал також засаждены быти от них в тюрьму». И вновь, предчувствуя неладное, письмо заканчивает печальным вопросом: «Долго льмне еще быть здесь, в Англии?»

В конце июня вице-адмирал Петр Михайлов под­нял флаг на «Ингерманланде», авангард возглавил капитан-командор Меншиков. Не отставал царский любимец — и по делу успевал, и в морской карьере шагал. Брал здоровьем, хваткой и сноровкой, умом. Недавно заслужил от Петра звание подмастерья кора­бельного строения. Особо ценил его Петр за прозорли­вость. Приняв в подарок «Шлиссельбург», он подме­тил немало недостатков и высказал царю:

— Господин вице-адмирал, по моему разумению, капитана корабля надлежит назначать при закладке киля.

Петр внимательно слушал:

— Ну-ну, выкладывай.

— Ежели на корабле с той поры объявится хозя­ин, то он не допустит упущений в постройке. Ему ведь плавать.

Петр согласился сразу, и с той поры на новые ко­рабли командиров назначали при закладке корабля на стапелях…

Эскадра готовилась сняться с якорей, но случи­лась беда. Лето стояло жаркое, сухое, без дождей. Но­чью 27 июня разразилась гроза. Молния ударила в «Нарву». Корабль немедленно вспыхнул и через не­сколько минут взорвался. Погибло триста офицеров и матросов вместе с командиром. Случайно спаслись пятнадцать матросов, которых взрывом выкинуло за борт…

Вторую кампанию эскадра кораблей выходила в море под командой Петра. Галерный флот возглав­лял Апраксин.

Давно присматривался Петр к гавани Рогервик, недалеко от Ревеля. Место глубокое, но от штормовой волны защищено плохо. В этот раз эскадра после ма­невров отстаивалась здесь спокойно, задули ветры южных румбов.

На «Ингерманланд» прибыл старший флагман, ге­нерал-адмирал Апраксин, поднял свой флаг.

— Снимаемся с якоря, господин вице-адмирал, пора поглядеть на союзников, — сообщил он для по­рядка Петру.

— И себя показать нелишне, — задорно ответил вице-адмирал Петр Михайлов. — Нынче и Катеринушка должна в Ревеле объявиться.

На подходе к Ревелю доложили: парусники под английским и голландским флагами — двадцать два вымпела.

Петр первым разглядел адмиральские флаги и, опустив трубу, сказал Апраксину:

— Англичанин — адмирал, голландец — шаутбенахт. Салютовать им не будем, твой чин равный.

Адмирал Норрис так же внимательно наблюдал за русским флагманом.

Накануне отправки эскадры первый лорд Адми­ралтейства поучал адмирала:

— Вы первым удостаиваетесь чести понести флаг флота его величества в порты России. Помните, офи­циальное поручение вашей миссии — оградить наших купцов от шведских каперов. Вторая цель не менее существенная. Русский флот имеет десятки вымпе­лов. Кроме кораблей, они имеют сотни галер для высадки войск в Швеции. Но мы не можем допустить, чтобы царь Петр безнаказанно распоряжался на Бал­тике. Будьте готовы исполнить свой долг, если того потребуют интересы Англии…

Голландский флагман порядок соблюдал, привет­ствовал салютом русского адмирала. Апраксин веж­ливо ответил. Морские салюты, кроме чинопочита­ния, означают уважение к флагу государства…

Первыми наведались гости на корабль под цар­ским штандартом.

— Адмирал Норрис, шаутбенахт Дефет, — пред­ставились они Петру.

Оказалось, что они сопровождают большой кара­ван, около сотни купеческих судов, в Петербург.

— В прошлую кампанию мы понесли большие убытки от шведских каперов.

Петр согласно кивнул и похвалился:

— Нынче весной мы уже изловили пяток капе­ров, но брат Карл не унимается, не желает нашей обо­юдной торговли.

Потягивая вино из бокалов, гости благожелатель­но улыбались: хорошо, когда царственная особа зани­мается морским делом, понимает их…

Начались взаимные визиты, встречи. Распределя­ли, чтобы не было ущемления, кому первому играть утреннюю зорю, кому вечернюю. Первым начинал старший по званию. Апраксин и Норрис по чину ока­зались равными — Норрис играл утром, Апраксин — вечером…

Летняя погода ласкала теплом и штилем. Царь крепко держал в уме все приметные даты. Вспомнил, о прошлогодней виктории.

Первую годовщину Гангутской победы Петр отме­чал торжественным обедом. Приглашенные адмира­лы-союзники пили за здоровье государя и за россий­ский флот, а Норрис про себя подумал: «Как бы нам вскорости не разойтись контркурсами». Перед ухо­дом из Англии первый лорд Адмиралтейства преду­предил Норриса: «Присматривайтесь к русским ко­раблям и капитанам, оценивайте их мощь, осваивай­те гавани и рейды».

Одним из первых внимание Норриса привлек ка­питан четвертого ранга Наум Сенявин, командир пя-тидесятипушечного «Страфорда». Корабль этот Нор-рис знал до последнего гвоздика, когда-то на нем пла­вал, а Наума Сенявина оценил высоко.

— С таким капитаном я готов атаковать любого неприятеля, — откровенно сказал он голландцу-ша-утбенахту.

Время бежало, на Ревельский рейд возвращались один за другим зарубежные купцы с товарами из Пе­тербурга. Гости собирались в дорогу. В адмиральский час на русский флагманский корабль съехались ино­земные флагманы. Начались прощальные визиты ад­миралов. За время стоянки в Ревеле Петр не раз гос­тил у Норриса, тот наносил ответные визиты. За сто­лом, за чаркой доброго вина у моряков всегда отыщет­ся свой, флотский, интерес для откровенных «мор­ских» баек.

У Норриса в подчинении был еще шаутбенахт. Он тоже часто составлял компанию флагманам. В знак расположения к новым знакомым Петр подарил Нор-рису свой портрет с алмазами, а шаутбенахтам, анг­лийскому и голландскому, презентовал бриллианто­вые перстни.

Не осталась в стороне и Екатерина Алексеевна, по­дарила Норрису табакерку с алмазами.

Знал царь по прежним годам: не вредно, на всякий случай, расположение приобрести среди иноземцев. А вдруг сгодится.

Российского флота генерал-адмирал Федор Апрак­син не привык ни принимать, ни жаловать драгоценности. Не по скупости, а по натуре. Поступил попрос­ту, по-флотски, прислал своим коллегам-флагманам по ящику доброго вина.

Проводив гостей, Петр, в доброжелательном наст­роении, завел разговор с Апраксиным:

— Нынче отписал я Салтыкову благодарность, по­слал ему указ возвратиться в Россию.

— Давно пора, Петр Лексеич, он свой долг сполна давно претворил пред отечеством. Не каждому етакое по плечу.

Изредка, но бывало, что царь, по каким-то извест­ным только ему одному причинам, изменял свое ре­шение. На следующий день перед ним стоял навы­тяжку командир «Страфорда», капитан 4-го ранга Наум Сенявин. Ему вместе с Бредалем не сегодня зав­тра надлежало отправиться совместно с английской эскадрой в Голландию и Англию. На кораблях везли туда разные припасы и паруса для оснащения постро­енных там, под надзором Салтыкова, трех линейных кораблей.