Морская яшма

Если капитан и притворялся вначале, это продолжалось недолго. Сейчас он и правда угасал. Воля, что заставляла его держаться за последние ниточки жизни, слабела на наших глазах.

— Где Ян? — задыхаясь, шепнул он Лиен. — Приведи его сюда. Скажи ему… Перо… бумагу!..

Лиен бросилась вон из комнаты. Капитан последним усилием стиснул мою руку.

— Наклонись ближе, девочка. Только… для твоих… ушей… — Он бросил Броку прежний властный взгляд. — Отойдите все… Я хочу поговорить с ней…

Доктор Прайс смущенно отошел вместе с Броком и миссис Маклин. Я наклонилась к капитану, и его горячее сухое дыхание обожгло мне щеку, когда он тихо сказал мне на ухо:

— Гляди в оба, девочка, собирается буря. Впереди рифы. Ты выстоишь… ты крепкая лодочка… Китовая печать… Найди китовую печать… на китайской линии…

Он пытался сообщить мне что-то, чего я не понимала.

— О чем вы? — прошептала я, наклонившись ближе, чтобы уловить его слабый шепот.

Слова капитана Обадии вырывались вместе с прерывистым дыханием.

— Только половина… полуправда… Найди… целиком… Я всегда хотел… всегда…

Я отчаянно пыталась разобрать его слова, как вдруг пальцы, сжимавшие мою руку, ослабли, старик откинулся назад и упал, закрыв глаза, словно уснул. В комнату вошел Ян, следом за ним Лиен, но они опоздали. Доктор Прайс склонился над стариком, потом выпрямился и посмотрел на Брока.

— Капитан только что отдал свой последний якорь, — изрек он.

Я взглянула на Яна и поймала его взгляд, устремленный на кольцо, которое Брок только что надел мне на палец. Губы домашнего летописца тронула сардоническая усмешка. Я знала, о чем он подумал: капитан в конце концов купил меня. Теперь все будут думать, что я согласилась ради денег.

Но сейчас никто не обращал на меня внимания. Лиен запричитала вслух странным, напевным и пронзительным голосом чуждой земли, который был совершенно не к месту в Новой Англии. Плач китаянки казался скорее ритуалом, чем искренним выражением горя. Брок поднял тело старика и на руках перенес в соседнюю спальню.

Я снова заметила, с каким трудом Брок опирается на правую ногу — так, словно она не сгибается в колене. Но он, очевидно, обладал огромной физической силой и тело капитана нес с легкостью.

Джозефа снова отослали с поручением, на сей раз за врачом. Меня по-прежнему никто не замечал. Я выполнила свое единственное предназначение, но теперь это никому не было нужно, потому что Брок все равно не получит своего наследства. Во мне бурлили смешанные чувства: жалость к капитану, ошеломление при мысли о своем новом статусе и страх перед будущим. Я тихо ускользнула в новое крыло дома. Если кто и заметил, что я исчезла, он не попытался меня вернуть.

И вот я снова заперлась, потом зажгла свечу и осмотрелась в холодной чужой комнате. Она показалась мне совсем незнакомой, как будто я тут впервые. Но изменилась я сама. Кольцо, хотя и было мне велико, сдавливало палец. Я сняла ненавистную безделушку и положила на туалетный столик, где недавно лежали невинные камешки Лорел. В кольце с яшмой не было невинности. Оно было знаком сделки купли-продажи, подписанного контракта.

Лиен, когда приходила за мной, чтобы отвести к капитану, оставила дверь Лорел открытой. Я подошла, чтобы вынуть ключ с обратной стороны, куда его, должно быть, вставила Лорел, и минуту постояла, оглядывая комнатку, которая была еще меньше моей. Свет из двери падал на спящую девочку. На лице у нее виднелись следы слез, а наклонившись, я увидела их и на подушке. От света Лорел беспокойно заворочалась под одеялом, но не проснулась, и я стояла, глядя на нее и не веря самой себе, что теперь я — мачеха этого несчастного и угрюмого ребенка. Я не могла осознать себя в новом качестве, все это казалось дурным сном.

Вернувшись к себе, я, подумав, не стала запирать дверь. У меня разболелась голова, а тело налилось свинцовой усталостью. Я снова забралась в постель, но заснуть сразу все-таки не сумела — лежала и напряженно вслушивалась в звуки дома. Временами до меня доносились отдаленные голоса. Иногда на лестнице или в коридоре звучали торопливые шаги. Но в эту невероятную брачную ночь за мной так никто и не пришел.

В своих прежних мечтах я время от времени представляла себе, какой она должна быть, эта ночь, и мысли мои согревали неопределенные видения нежности и любви. Разве могла я представить себе, что, исполнив просьбу капитана Обадии, буду одиноко лежать, дрожа от холода, забытая всеми, словно меня и не было.

Конечно же, после этого поспешного, нелепого венчания я только и мечтала о том, чтобы меня оставили в покое. Но смерть капитана оставила в душе сосущую пустоту. Все-таки он защищал меня, хотя и заставил подчиниться своей воле. Теперь я осталась совсем одна и без заступника.

Ночные события колесом закрутились передо мной, и я не могла ни остановить его, ни отогнать встающие перед мысленным взором картины. Я снова и снова переживала все, что случилось. Вспомнила руку Брока на своем плече, когда он заставил меня согласиться на требование капитана. Как же ненасытно он должен был жаждать наследства, чтобы пойти на сделку, вызывавшую в нем одно лишь отвращение! Пестрые картины множились в моем сознании, я даже задумалась о первой жене Брока, умершей пять лет назад. Роза… Кажется, так назвал ее капитан. Он отмахнулся от нее… "Слишком кроткая", "ни рыба ни мясо"… Но Брок, наверное, глубоко и искренне ее любил. Может быть, жесткость и холодность вызваны отчаянием, охватившим его после смерти жены? Если это так, как же ненавистен ему должен быть нежеланный брак, навязанный капитаном Обадией!

Теперь меня не утешала даже мысль, что Ян Прайотт мог стать моим другом. Он хотел помочь мне бежать, но теперь стало слишком поздно. Я не желала вспоминать, как он посмотрел на меня в комнате капитана, когда понял, что слова брачного обета уже произнесены, а я позволила заковать себя в эти цепи.

Ворочаясь в постели, пытаясь успокоиться и избавиться от головной боли, я стала думать о капитане. По крайней мере ему я принесла какую-то пользу, облегчила предсмертные минуты. Капитан Обадия, с которым я сегодня познакомилась, оказался совсем не тем героем, которого я рисовала в воображении, но я начинала понимать, что в его ослабевшем теле еще пылала душа прежнего человека. Он еще был способен на волевые поступки и приказы, но в нем жили и привязанность, и нежность. Когда-то он горячо любил мою мать. Может быть, она избегала его ухаживаний так же, как я стремлюсь избегать Брока Маклина. "Избегать? — спросила я себя. — Да ведь я стала миссис Брок Маклин", — произнесла я мысленно. Но слова ничего не значили.

Если бы капитан был жив, я могла бы полюбить старика, как дочь, ведь он сразу же потянулся ко мне. В конце концов, он пытался предупредить меня перед самой смертью о какой-то опасности. И еще о чем-то. Что он имел в виду, упомянув китовую печать? Найти китовую печать… И при чем здесь полуправда?

Отрывочные слова казались бессмысленным бредом, частью кошмара.

Не скоро мне удалось уснуть. Сны были тревожными, но, проснувшись, я не помнила их, осталось только смутное чувство тревоги. Солнце светило сквозь шторы. Я поняла, что уже довольно позднее утро, и еще минуту полежала, пытаясь прийти в себя после сонного дурмана. Окончательно меня разбудила мысль о том, что теперь я замужем за Броком Маклином. Я вскочила и бегом бросилась к туалетному столику. Холодная зелень яшмы в золотой оправе подтвердила, что венчание не было сном.

Мысль о страшных последствиях моего шага нахлынула, как приливная волна. Вчера я была слишком оглушена и утомлена, чтобы испугаться по-настоящему, и только теперь задумалась над своим положением, начала искать какой-то выход. Факт моего бракосочетания с Броком Маклином так просто не отметешь, но может быть, есть путь к спасению. Я знала, что Брок так же сильно не хотел, чтобы я стала его женой, как я не хотела, чтобы он стал моим мужем. Ян Прайотт, подумала я, нужно поговорить с Прайоттом. Я объясню ему, и он поймет, что меня принудили обманом, что мне неоткуда было ждать помощи. Он непременно что-нибудь придумает!

Я чувствовала в Яне Прайотте внутреннюю целеустремленность, которой не было в остальных обитателях дома. Может быть, все дело в том, что ему давным-давно приходится противостоять враждебным силам, поэтому он сильнее и его не так легко ввергнуть в отчаяние.

И вот, несмотря на потрясение всем случившимся, во мне заговорило упрямство, которое приказывало не сдаваться. Во мне словно появился несгибаемый стержень, расцвела новая сила, которой я прежде не замечала, потому что раньше в ней не было нужды.