Морские были
Шрифт:
После такого отважного перехода офицеры шхуны могли, казалось бы, и отдохнуть, однако они позаботились об отдыхе только для матросов. С первыми снегами и морозами, прихватив ружья и добрый запас патронов, Хвостов и Давыдов ушли на лыжах в сторону Кенайского залива, и долгое время о них доходили только случайные, отрывочные вести: индейцы видели их то на малых, рассеянных у побережья островах, то на реках, в тех местах, где еще не так давно от ножей и копий дикого племени пали тринадцать русских промышленников...
На Кадьяк Хвостов и Давыдов возвратились так же неожиданно, как и ушли, здоровые, веселые, нисколько не уставшие с дороги. В их походных
Удивленные промышленники шутили:
– Это что же за охота новая началась? Ни на песца, ни на лисицу - на камни!?
– Я за эти вот камни любую чернобурую не возьму, - говорил Хвостов, бережно укладывая в ящик свою коллекцию.
– Может быть, в них, в этих камнях, секрет великих богатств заключен. Наши ученые в Петербурге спасибо мне скажут.
– Одним "спасибо" не проживешь. Шутка ли тащить этот щебень до самого Петербурга?
– Другое "спасибо", мил человек, - невозмутимо отвечал Хвостов, тысячи рублей дороже... Это когда о родине твоя забота, не только о себе.
Летом следующего года невредимая, хотя и не раз уже помянутая в заупокойных молитвах "Св. Елизавета" появилась на рейде Охотска, и когда в восторженную толпу встречающих с палубы шхуны сошли два молодых загорелых моряка, даже старые шкиперы в почтении сняли шапки.
...Знакомая дорога через Сибирь в Петербург теперь показалась друзьям слишком однообразной и долгой. Необычно радостно засветились перед ними огни столицы, когда гремящая колымага выкатилась на улицу предместья.
В тот же вечер Хвостов решил явиться к Резанову с докладом. Правитель компании будет, конечно, доволен. Пушнина, доставленная ими с Кадьяка, оценивалась в два миллиона рублей, - такую огромную прибыль компания получала впервые.
Встреча с правителем, однако, не состоялась. Строгий привратник сказал:
– Их превосходительства Николая Петровича нет дома. Отбыли в Японию. На корабле-с...
Изумленный этой новостью, Хвостов хотел было расспросить подробней, когда и на каком корабле и почему в запретную Японию отбыл сановник, но привратник захлопнул перед ним дверь.
Встреченный на Невском знакомый моряк рассказал, что еще в июле прошлого, 1803 года два корабля - "Нева" и "Надежда" - под командованием Ивана Крузенштерна и Юрия Лисянского вышли в кругосветное путешествие. "Надежда", которой командовал Крузенштерн, должна была доставить в Японию русского посла Резанова.
– Посол в Японии!
– не переставал удивляться Хвостов.
– Разве японцы согласились принять нашего посла? Еще ведь недавно грозили они лютой казнью каждому чужестранцу.
– Быть может, одумались заносчивые самураи?
– подсказывал Давыдов. Эх, Коля, не отправься мы с тобой в Охотск, плыли бы теперь где-нибудь в Атлантике... Нет, дальше, - где-то в Тихом океане. Такое счастье упустили мы с тобой!..
– Потерянного не вернешь, - вздохнул Хвостов.
– И Петербург невесело нас встретил. Только старый академик за коллекцию камней жарко меня благодарил. А всем остальным странствия наши без интереса. Вчера на балу подвели меня к старенькой важной княгине...
– Пардон, говорит княгиня, я слышала, мсье, что вы возвратились из Аляски? Скажите, большой это город и как далеко он от Ижоры?..
– Княгинюшка, видно, из "культурных"!
– усмехнулся Давыдов.
– Верно писал Фонвизин - зачем им знать географию, когда
Только два месяца прожили они в столице, навестили родных и знакомых, снова побывали на кораблях, с которыми было связано так много воспоминаний, - и вот уже подписан новый контракт, и впереди опять пылится бесконечная ухабистая дорога...
С Резановым Хвостов встретился летом 1805 года на Камчатке, в Петропавловске, куда после длительного плена в японском порту Нагасаки прибыл корабль Крузенштерна с неудачливым, сварливым послом.
Моряки с "Надежды" предупредили Хвостова, что Резанов давно уже не в духе, придирается ко всему и что лейтенанту следовало бы повременить с визитом.
В офицерском салоне "Надежды" Крузенштерн рассказывал Давыдову и Хвостову о знаменитом японском гостеприимстве.
– Слыхивал я и много слыхивал о коварстве и хитрости самураев, но признаться, такой возмутительной наглости не ожидал! Ведь Резанов-то прибыл с письмом самого императора и с разрешением японских сановников посещать Нагасаки. Но японцы отобрали у нас все ружья и порох... Во-вторых, запретили сходить на берег. Даже на шлюпках плавать у корабля было настрого запрещено. Целые шесть недель велись переговоры, пока японцы разрешили прогулку на берегу! Но что это были за прогулки! Нам отвели узенькую полосочку берега длиною в сто шагов и оградили это пространство высоким забором. Днем и ночью у забора дежурила стража. Лишнего шага нельзя было сделать. Это был настоящий плен, ничем не заслуженный, тягостный и жестокий.
– К чему же понадобилась японцам вся эта глупая комедия?
– изумился Хвостов.
– Они могли бы сразу сказать, что не желают принимать посла и вести переговоры.
Крузенштерн пожал плечами.
– По болезни Резанов был вынужден жить на берегу. Почти шесть месяцев прожил он в маленькой избушке у этого забора, пока его пригласили к высшему сановному лицу. И, снова глупейшее требование: идти босиком и без шпаги. Идти, чтобы услышать строжайшее запрещение приближаться впредь к японским берегам! Вы только подумайте, какое это коварство: целые месяцы без всяких на то причин издеваться над послом соседней великой державы, томить его ожиданием, а в заключение еще и оскорбить!..
– Может быть, к другим иностранцам их отношение иное?
– спросил Давыдов.
– Я слышал, что голландцы давно уже торгуют с Японией. Как же смогли они завоевать доверие самураев? Доверия без уважения не может быть.
Крузенштерн засмеялся.
– О, я видел в Нагасаки голландских купцов! Сначала я думал, что это уличные клоуны. Ради своих незавидных барышей они потеряли всякое понятие о чести. А вы говорите - уважение...
– Не кажется ли вам, Иван Федорович, - взволнованно спросил Давыдов, что подобные проделки японцев по отношению к русским не должны оставаться безнаказанными? Это же оскорбление русского флага, которое невозможно простить!
– К сожалению, мы были связаны строгой инструкцией, - вздохнул Крузенштерн.
– Нам предписывалось действовать только лаской. Иначе мы не устрашились бы ни крепости их, ни флота...
В тот же день Резанов пригласил Хвостова и Давыдова на свою новую квартиру - в старую крестьянскую избу.
Против ожидания, вельможа был в веселом настроении: угощал их японским чаем, показывал коллекцию вееров, подробно и одобрительно расспрашивал о рейсе "Св. Елизаветы"...
Сетуя на свои злоключения в Нагасаки, он сказал: