Морские волки Гитлера. Подводный флот Германии в период Второй мировой войны
Шрифт:
Если пробитые пулями спасательные шлюпки стремительно уходили на дно под отчаянные крики находившихся в них людей, то начиненные пробкой плоты пока еще оставались на плаву. Экк после коротких раздумий приказал принести гранаты, внимательно осмотрел их и, вдохнув полной грудью солоноватый океанский воздух, с силой метнул их и тут же поспешил укрыться от осколков за железным ограждением мостика.
Привлеченный грохотом взрывов, из люка вылез инженер-механик. Поскольку никто из охваченных «охотничьим» азартом подводников не пожелал отдать ему винтовку, он принялся «наводить их на цели»!
Когда смолкли крики убиваемых членов экипажа «Пелея», Экк приказал всем
Дениц вполне мог гордиться своим питомцем.
Трем греческим морякам удалось спастись. Двадцать дней они плавали на обломках плота по бескрайним просторам океана, пока, наконец, их не подобрал португальский корабль. Позднее показания одного из них были официально запротоколированы и переданы в отдел противолодочной обороны британского Адмиралтейства.
Пройдя в надводном положении несколько суток, «У-852» вошла в Индийский океан и после получения дополнительного запаса горючего с подводного танкера юго-восточнее Мадагаскара выдвинулась на боевую позицию в районе судоходного маршрута Порт-Саид — Аден.
В полдень 3 мая 1944 года в голубом небе показались пять быстро увеличивающихся черных точек. Это были британские бомбардировщики. Рядом с субмариной поднялся и сразу же опустился столб воды. От взрыва следующей бомбы лодку подбросило вверх. Всех, кто находился на мостике, снесло за борт. Дизели остановились, и ветер медленно развернул лодку поперек волн.
— Дать воздушный пузырь в нос! — в отчаянии выкрикнул Экк.
Засвистел воздух, выталкивающий воду из носовой дифферентной цистерны, но лодка по-прежнему оставалась на поверхности.
Бомбардировщики на бреющем полете прошли над утратившей способность к погружению субмариной, поливая ее свинцом, и Экк принял решение на малом ходу добираться до берега. Вблизи него он приказал инженер-механику заложить в артиллерийском погребе подрывные заряды и вывести бикфордов шнур в центральный пост. Тем временем матросы вытащили из люка несколько резиновых свертков и воткнули в них шланги компрессора. С тихим шипением свертки раздулись и превратились в резиновые шлюпки. Члены экипажа сноровисто расселись по местам и изо всех сил налегли на весла. Уже через четверть часа они догребли до прибрежных скал. Тут до них долетел грохот взрыва, из нутра лодки вырвался огненный вулкан вперемежку с клочьями черного дыма. К ужасу командира «У-852», ее рубка осталась торчать над водой.
Увидев медленно приближающиеся торпедные катера, Экк как-то весь обмяк и медленно опустился на землю. Английские моряки быстро залезли в рубку и выбрались обратно с приборами и папками в руках.
Сотрудники специального отдела Адмиралтейства, специализировавшиеся на изучении трофейных вражеских документов, внимательно изучили бортовой журнал «У-852» и убедились, что ее экипаж виновен в жестокой расправе над командой «Пелея».
В октябре 1945 года в Гамбурге перед английским военным трибуналом предстали, помимо Экка, судовой врач «У-852» Вайспфенниг, инженер-механик Ленц, второй помощник Гофман и старшина Швендер. Капитан-лейтенант в своем стремлении любой ценой спасти себе жизнь представлял жалкое зрелище.
В Гамбурге все подсудимые были признаны виновными. Экка, Вайспфеннига и Гофмана приговорили к расстрелу, Ленца — к пожизненному заключению, Швендера — к 15 годам тюрьмы. Трибунал учел, что он был вынужден выполнить приказание.
Все
подсудимые, сославшись на пресловутый приказ «Лакония», в один голос заявили о своей невиновности. После прочтения прокурором показаний греческого моряка Мюсиса, Экк продолжал утверждать, что вовсе не собирался никого убивать. Он, дескать, просто боялся, что плавающие обломки, плоты и шлюпки позволят обнаружить его субмарину, и поэтому распорядился их уничтожить.На Нюрнбергском процессе Экк был допрошен в качестве свидетеля. Здесь он столкнулся с Деницем, который настаивал, что его подчиненный неправильно истолковал приказ командира. 30 ноября 1945 года осужденных привезли на расположенное в предместье Гамбурга Боргелер-Егер стрельбище и с прикрытыми повязками глазами привязали к столбам. Через несколько секунд утреннюю тишину вспорол ружейный залп, под ноги солдат из расстрельного взвода посыпались горячие гильзы. Приговор английского военного трибунала был приведен в исполнение.
Зарождение сомнений
Лампа в канцелярии штаба флотилии была прикрыта сделанным из газеты абажуром. В ее тусклом свете с трудом угадывался силуэт сидящего за столом человека. Здание, в котором размещалась административно-хозяйственная часть штаба, в очередной раз подверглось сильному бомбовому удару. Теперь ее разместили в небольшом доходном доме на окраине Бреста. Писарю досталось место в одной комнате с каптенармусом. Сюда постоянно приходили люди, его это крайне раздражало, заставляя засиживаться до ночи, чтобы уладить наиболее срочные дела. Утешало лишь одно обстоятельство: из-за обострившейся обстановки в городе никого особенно не тянуло в увольнительную.
Дверь распахнулась, поток воздуха слегка качнул лампу. Обер-ефрейтор в измятой матросской форме шагнул через порог, поставил на пол потрепанный чемодан и, не слишком заботясь о военной выправке, пробормотал сквозь зубы:
— Прибыл из отпуска для дальнейшего прохождения службы.
Писарь поднес к глазам отпускное свидетельство и удивленно вскинул кустистые брови:
— Парень, ты что, спятил? Задержался на целых два дня!
— Мне его продлили в окружной комендатуре в Кельне. Отметка на обратной стороне.
Писарь перевернул отпускное свидетельство и сразу же понял, какое несчастье постигло его собеседника.
— Выходит, в Кельне ужас что творится? Город весь разбомбили? — почему-то понизив голос спросил он.
Обер-ефрейтор лишь небрежно отмахнулся в ответ.
— Тебе не повезло, дружище, — в голосе писаря прозвучали сочувственные нотки. — Твоя лодка все еще стоит у пирса. Экипаж в казарме ждет приказа. Автобус туда уходит через две-три минуты. Давай иди, а я пока созвонюсь с ними.
Обер-ефрейтор с отрешенным видом стоял под стеклянным козырьком остановки. Он так радовался предстоящему отпуску, но эта жуткая ночь в Кельне оказалась самой страшной в его жизни. В его памяти навсегда запечатлелось белое как мел, растерянное лицо отца. И еще его теперь неотступно преследовали едкий запах обгоревшего кирпича, краски, бревен и вид багрового от пожаров неба.
От мрачных раздумий его тогда на какое-то время отвлек пожилой солдат. Поезд, на котором они возвращались из отпуска, на полтора часа застрял неподалеку от Парижа. Приближающийся гул моторов заставил обер-ефрейтора вздрогнуть. Он никак не мог вспомнить, о чем они говорили, когда за окнами купе содрогалась, принимая тяжелые бомбы, земля. На прощание солдат сунул ему в руку листок бумаги. Обер-ефрейтор не посмотрел на него. Тем не менее этот листок по-прежнему лежал у него в кармане.