Морскому льву здесь не место

— Ты едешь вниз, Пятнышко. Увидимся у подножия скалы.

Что происходило? Коробка медленно и плавно скользила в воздухе, в этом сухом мире, и маленькие деревца мелькали по сторонам. Пятнышко ничего не понимала, но инстинкт подсказывал, что она в опасности. Когда кончится сухой мир, она окажется в мире мокром… Коробка так наклонилась, что едва не опрокинулась. Она закричала от страха. Коробка продолжала неумолимо опускаться. Неужто она никогда не остановится?

Наконец раздался мягкий толчок, коробка замерла, и Пятнышко узнала пляж. Это было плохо. А Фрейн уже появился рядом и помогал ей выбраться наружу. Где же он был, пока она погружалась в одиночестве? Все это было необъяснимо, а потому казалось странным и пугающим.

— Давай, Пятнышко. Двигай. Вон туда. Уверен, что ты еще не забыла. — Теперь он силой тащил ее к волнам. Она пыталась вырваться из его объятий, но он был сильнее. Чайки бестолково вились над ними и кричали. В отчаянии она цапнула руку Фрейна. — Эй! Ты чего? — Он отпустил ее, но тут же она почувствовала сильную боль в боку от удара ногой. — Давай, будь ты проклята! — Она обнаружила, что находится уже у самого обреза воды, и завизжала от страха. Орка! Орка! Волны колыхались, будто скрывали под собой какую-то ужасную тайну. — Это море. Твоя стихия, не забыла? А там вдали плывет «АПЧУК». Он накатит на тебя волны и освежит память.

Он опять крепко держал ее, пригвоздив к камням. Всему конец. Внезапно волны взревели над ней, как тысячи китов-убийц. Разверзлись огромные челюсти, пена сверкает белыми зубами, и тяжелые валы кидаются на нее со свирепым ревом. Фрейн кинул ее и отбежал, оставив наедине с хищными волнами. Они обхватили ее, перевернули и потащили, колотя по камням. Они вздымались вокруг нее, стараясь уволочь в море. Она отчаянно дралась, била плавниками, и на мгновение они отступили, оставив ее на мокрых прибрежных камнях. Когда они собрались с силами и снова кинулись на нее, она развернулась к ним спиной, упруго оттолкнулась и с криком прыгнула подальше на камни пляжа. Там было только одно спасение, и звали его Фрейн. Мгновенно забыв о недавнем предательстве, она, трясясь, доверчиво прижалась к его ногам.

Весь гнев уплыл из него.

— О Боже милосердный! Прости, девочка. Я не понимал. Грег был прав — ты здорово напугана. Давай-ка опять заберемся в вагонетку. Я отправлю тебя назад, домой. — Он поднял ее, и через минуту вагонетка начала скользить вверх, снова погружаясь в сухой мир.

Это было не менее страшно, но на этот раз Пятнышко простила его, снисходя к человеческой глупости. А человек суетился, стараясь возвратить ее дружбу. Он даже пустил ее в маленький домик и разрешил полежать рядом, пока возился со своей птицей.

— Как тебе это нравится, Пятнышко? — Птица стояла у стены домика. Ее крылья были солнечно-белыми, как у чайки. — Это наш секрет, Пятнышко. Твой и мой. Грег об этом не знает. Он всегда ворчит, что я попусту теряю время, когда надо достраивать дом или еще что-нибудь. Знаешь ли, Пятнышко, Грег иногда очень напоминает свою мать. — Внезапно в его голове проявилось ясное изображение другого человека, окутанного таким тяжким облаком грусти, что Пятнышку захотелось завыть. — Он хороший мальчик, но занудлив.

Фрейн аккуратно поднял птицу и понес ее к обрыву. Пятнышко прыгала следом, заражаясь возбуждением Фрейна и радостно блея. Фрейн крепко привязал птицу к вагонетке, будто опасаясь, что она улетит, и действительно в мыслях его птица уже парила высоко в сухом мире. Она почувствовала себя накрепко спаянной с этим человеческим существом, и сближала их птица.

— Контакт, Пятнышко, моя юная леди! — закричал он и толкнул птицу.

К изумлению Пятнышка, птица ожила. Она заскользила к краю скалы, а когда достигла того места, где земля резко обрывалась в сторону моря, вдруг взлетела в воздух. Фрейн завопил, и его голова была теперь переполнена молодой радостью. Теплый ветерок подул от моря, и птица на мгновение зависла, как гигантская чайка. Крылья ее горели на солнце. Она клюнула головой, нырнула и снова замерла в сухом мире без всякой опоры. Она делала гак несколько раз, то зависая, то вновь ныряя, будто кидаясь на мелькнувшую внизу рыбу, а потом тихо заскользила к морю и замерла. Теперь она плыла по воде, несомая волнами.

— Нос бы потяжелее, а, Пятнышко? Чуть больше веса в носу, вот что ей требуется. Оставайся тут, а я спущусь за ней.

Еще через несколько минут она увидела Фрейна сидящим в животе маленького, послушного человеку кита и отталкивающимся от воды тонкими, хрупкими плавниками. Он доплыл до птицы, перегнулся и привязал ее к хвосту человеческого кита, а затем поплыл назад и вскоре скрылся под нависающей скалой. Потом он появился на склоне в своей коробке. Зажужжала, задрожала рядом какая-то штука, наматывая на живот длинную кишку. И наконец над обрывом поднялась хвостом назад длинная птица.

Фрейн подобрал камень и приладил его внутри головы птицы.

«КУРОРТ ПОТТЕРА. КОТТЕДЖИ ДЛЯ ОТДЫХА ПОТТЕРА. ПОТТЕРСВИЛЛЬ. ПРОГУЛКИ НА ЛАМАХ, РЫБНАЯ ЛОВЛЯ И ПЛАНЕРЫ». Он подтолкнул птицу, она рванулась вперед и поднялась в воздух. На этот раз она парила. С чуть опущенной головой, она летела прямо и уверенно, уплывая далеко в море, пока не превратилась в крошечный белый крестик на волнах.

— А-ааа! — победно завопил Фрейн и вдруг несколько раз залаял по-собачьи.

Теперь его не было гораздо дольше, однако наконец он и его птица вернулись.

— На первый раз достаточно, — сказал он. — Надо будет починить лодочный мотор. Первым делом нужен быстрый спуск на воду. Завтра утром с этого и начнем. Теперь, Пятнышко, дорогуша, уберем нашу игрушку, пока не вернулся Грег и снова не завел шарманку о моих диких выдумках. Но посмотришь, Пятнышко, однажды, и будет это очень скоро, мои планы свершатся. В Поттерсвилле будет все!

— Я же вижу, Грег, что тебе эта затея тоже не нравится. Ну предположим, нам встретится кто-то, кто меня знает.

Грег хмуро поглядел на Пандору. Иногда она становилась настоящей занозой.

— Кому какое дело? Мы просто прогуливаемся по дороге, петляющей в сторону мыса. Там вряд ли кто-нибудь ходит пешком. Обычно все катят на машинах. Поэтому Пятнышка никто и не заметит.

— Да не о ней я беспокоюсь! Представь, увидят меня и тебя с детской коляской.

Ее губы истончились и побелели. Грегу это было хорошо знакомо. В ней зреет чувство противоречия. Это надо пресечь в зародыше, иначе нарвешься на полный отказ. Стоит только Пандоре заупрямиться, она ни за что не отступит, считая малейшее согласие постыдной слабостью. Я САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА, ГРЕГ. НИ ТВОЯ, НИ ЧЬЯ-НИБУДЬ. ЗАРУБИ СЕБЕ НА НОСУ! Просто напыщенная индюшка.

— Ну, ради Пятнышка. Ей надо увидеть мир.

— Тогда сам и тащи эту коляску. Я тебе не нужна.

Может быть, поможет откровенное признание?

— Пойми, Пэнди, ты мне нужна. У меня не хватит смелости катить эту проклятую коляску на виду у всех. Это и впрямь будет выглядеть по-дурацки.

Ффу! Она улыбнулась:

— Ладно. Пошли.

Она хотела, чтобы он признал свою зависимость от нее, вот и все. Ей требовалась хоть маленькая, но победа. Теперь она была удовлетворена. Пятнышку, кажется, здесь удобно. На всякий случай он закутал ее по шейку в одеяло. Шлепая по дороге рядом с ними, она стала бы только обузой, и коляска была как нельзя кстати.