Морской волк. 2-я Трилогия

Остроносый истребитель с красными звездами на крыльях, и в характерном «русском» камуфляже темно-зеленом с черными пятнами (у англичан был более светлый, и ближе к цвету морской волны). Рисунок на его борту был виден хуже, но Хартману показалось, он различил там красную стрелу-молнию, оскаленную морду какого-то зверя, и самое страшное, будто красную сыпь под кабиной — так русские мелкими красными звездочками обозначали число побед, да и раскрашивать свои машины неуставными рисунками, это всегда была привилегия асов, лучших из лучших, никак не рядовых пилотов! Русский ас, мастер воздушного боя, здесь, откуда — о боже, нет, ведь я не умею сражаться в маневренном бою! Отчего же он был ведомым — так наверное, англичанин знакомил гостя с театром? А в следующий миг Хартман увидел того, кто сидел в кабине, и это было еще страшнее!

Нет, теоретически Эрих знал, что бывают чернокожие люди. Но так уж вышло, никогда не встречался с ними. И в голову пришла совсем другая мысль — что слышал он и сам иногда, еще на русском фронте, что говорили в экипаже «Цеппелина», что рассказывал ему вчера в кабаке какой-то пехотный гауптман, воевавший с русскими под Петербургом. Русские поставили на службу нечисть, сверхбойцов, встретив их, нельзя остаться живыми. Они обычно приходят ночью, но могут и днем, у них клыки как у диких зверей, и черные лица. Нет, Хартман был человеком двадцатого века, технически образованным пилотом истребителя. Но если даже лектор из Аненербе, приезжавший в Брест месяц назад, всерьез говорил об истинно арийских корнях исчезнувших цивилизаций, о затонувших континентах, где жили сверхлюди, могущие летать по воздуху, поражать взглядом, и еще многое другое — и от которых произошли подлинные арийцы, утратившие сверхспособности, смешав свою кровь с низшими расами? И надо же было от нечего делать прочесть купленную в Париже книжонку какого-то Роберта Говарда о Конане из Хайбории — где был изображен мир, до ужаса похожий на то, о чем утверждает Аненербе? А широко известные фото из журнала, который, несмотря на запрет, можно было купить из-под полы даже в Берлине — фюрер жмет руку солдату Ваффен СС, низкорослому, щуплому и чернявому, и рядом кадр, двое русских у своего танка, оба двухметровые широкоплечие блондины, а позади поле, заставленное сгоревшим немецким железом, и подпись, так может русские и есть подлинные арийцы, кто сейчас больше непобедим? И разговоры офицеров бывшей Арктической эскадры, что «мы разбудили демона, или арийское божество, решившее вмешаться в войну на стороне русских». И появление у русских столь же одержимых и непобедимых воздушных бойцов, о которых особо оповещается по радио, как например «ахтунг, в воздухе Покрышкин» — чтобы такие охотники как Хартман был там, могли немедленно удирать в безопасное место, молясь не встретить в воздухе одного из таких русских дьяволов, потому что никто из тех, кому не повезло им попасться, не остался в живых?

Все это пронеслось в мозгу у Эриха в долю секунды. Слухи, бред — но вот же он, на хвосте, русский сверх-ас, одержимый и непобедимый — и сейчас будет его, Хартмана, убивать! И тут русский начал стрелять, и это было еще страшнее, очереди сначала в стороне, затем ближе, ближе, он играл с Хартманом, как кошка с пойманной мышью — нет сомнения, что с такой техникой пилотажа ему не стоило прикончить жертву десятком патронов, но он хотел помучить Эриха, показать что сопротивление безнадежно, сломить его волю, в точности так, как сам бы Хартман поступил с противником, многократно слабее себя. Ужас стал запредельным, вот трасса прямо над кабиной, сейчас игра будет закончена, о нет! Хартман представил, как «мессершмитт» превращается в факел, в огненный шар, и как тогда под Орлом ощутил, что не управляет своим организмом. И как тогда, он перевернул самолет на спину, сбрасывая фонарь, и вылетел вниз, едва успев раскрыть парашют, высота была метров пятьсот. Хорошо что в комплект палубных истребителей входила надувная лодка — хотя от купания тоже есть польза, касаемо очистки штанов.

А после, качаясь на волнах, он испытал дикий восторг, что обманул смерть, оставшись жив. Сон не сбылся, и теперь демон, которому он заглянул в глаза, придет к другому. Ну а он, если еще раз увидит или предчувствует подобное, просто постарается в этот день не летать вовсе, под любым предлогом. Ведь истинный рыцарь Рейха не должен проигрывать никогда?

* * *

А Джимми в эти минуты (или чуть позже), чувствовал то же самое, сидя в спасательном отсеке «каталины». Не зная, сколько раз ему повезло в этом бою — в первый раз, когда он чисто машинально, услышав в наушниках крик «мессеры», дал форсаж, второй, когда сумел удержаться за Хартманом в первые секунды, в третий, что Хартману от перегрузки белая звезда на крыле Джимми показалась красной, такой же как на втором крыле. (Прим. автора — опознавательные знаки ВВС США — белые звезды в синем круге, с 1940 года рисовались асимметрично, на одном крыле только сверху, на другом только снизу). В четвертый раз Джимми повезло, что немец, запаниковав, выпрыгнул — всего через несколько секунд мотор «киттихока» стал давать перебои, не рассчитанный к работе на форсаже долгое время, лишь тогда Джимми догадался взглянуть на датчик температуры и сбросить газ. Он искренне был уверен, что попал в немца, иначе с чего бы ему прыгать? В пятый раз ему повезло, что мотор все же продержался какое-то время, и разрисованный «киттихок» упал в море, не долетев до английского берега какие-то полсотни миль. А еще ему повезло не потерять сознание при ударе, и что машина затонула не сразу, и фонарь не заклинило, и резиновая лодка раскрылась. И наконец повезло, что его заметили с патрульной «каталины», собирающей подбитых, кто так же как он не дотянул до дома.

— Нигер! — сказал командир экипажа — ладно, залезай. Но уж не обижайся, если еще придется садиться за кем-то, тебя попрошу сойти, у меня все забито, людей некуда брать. Много наших сегодня в море попадало.

Но Джимми знал, что ему повезет. Ведь он победил свой страх, свою смерть? И теперь она придет за кем-то другим, не за Джимми. Он протиснулся на указанное место, ступая по чьим-то ногам, закрыл глаза, и уснул, спокойным сном уставшего человека.

Над Брестом…

Ночь. На 10 октября 1943 года.

Между обычным (дневным) и ночным истребителем общее лишь название.

Воздушный бой днем похож на фехтовальный поединок. Быстрые резкие маневры, на пределе физических возможностей, уход с линии атаки, молниеносный удар, разрыв дистанции и контакта с одним противником, сразу переход на другого. Это «догфайт», «собачья свалка», маневренный бой. В люфтваффе им владели, но не очень любили, предпочитая удар с вертикали, «бум-зум», атака с высоты по обнаруженной (но пока не видящей тебя) цели, и сразу же снова вверх на высоту, или отрыв на форсаже. Что часто позволяло нанести противнику безнаказанные потери, но категорически не годилось там, где надо «встать насмерть», не пропуская бомбардировщиков к прикрываемому объекту, или чужие истребители к своим бомбардировщикам.

Ночной же перехват больше похож на рыбную ловлю. Терпение, внимание, расчет — и резкая подсечка в точно выбранный момент! Если говорить об именно настоящей темной ночи, а не о сумерках, белой ночи севера, или свете полной луны, когда цели в воздухе еще можно различить невооруженным глазом, на относительно большом расстоянии. Это имеет значение, поскольку тогда на выполнение задания можно послать «дневных» летчиков, темнота же требует особых самолетов и специально подготовленные экипажи.

Пилот и радиометрист «Филина», летящего сейчас над морем северо-восточнее Бреста были как раз такими, подготовленными. Хейнкель-219 совсем не был похож на истребитель, двухмоторный самолет весом пятнадцать тонн, в полтора раза тяжелее и заметно крупнее, чем стандартный бомбардировщик люфтваффе Юнкерс-88. Но почти вдвое более мощные моторы и «вылизанная» аэродинамика позволяли ночному охотнику разгоняться до скорости истребителя Ме-109. А оружием «Филина», в дополнение к шести пушкам, смотрящим вперед, залп которых мог развалить в воздухе «летающую крепость», были бортовой радар и теплопеленгатор, работать с которыми должен был оператор, не занятый управлением самолетом. Стрелка не было, как и кормовой огневой установки — считалось, что в своем воздушном пространстве, подобных вражеских охотников быть не может. Зато был радиолокационный ответчик-автомат — чтобы не попасть в прицел другому «Филину».

Есть цель! Осторожно, даже не дыша, оператор выводил отметку в центр экрана. Локатор давал множество ложных засечек, англичане додумались сбрасывать огромное количество полосок металлической фольги, но пока еще не нашли, как обмануть инфракрасную трубку. Однако так можно было получить лишь пеленг, не расстояние — и оператор пытался сейчас «привязать» тепловую отметку к одной из засеченных радаром. Дистанция была важна, не только затем, чтобы не столкнуться с целью, но и чтобы по изменению определить ее курс. Атаковать на сходящихся, лоб в лоб, ночью было просто опасно, при атаке сбоку цель трудно было удержать в прицельном конусе поля зрения теплопеленгатора системы «Шпаннер-анлаге», наиболее удобным ракурсом для атаки считалось зайти с хвоста.

Потому пилот, подчиняющийся сейчас командам оператора, должен был рассчитать маневр сближения, выводя самолет вслепую, по приборам. Даже у опытного «дневного» летчика при полете ночью или в туман, без ориентиров и горизонта, легко возникают иллюзии крена, вращения, потери пространственной ориентации — и оттого первое, чему учат «ночников», верь приборам, а не вестибулярному аппарату. Чтобы выйти цели в хвост, надо было хотя бы предварительно прикинуть ее курс, не спеша и не дергая, пилоты ночных перехватчиков были скорее флегматиками, чем холериками. Пеленг… дистанция… выходим правильно, в хвост! Отметка в центре, ответчик показывает противника. Идем хорошо, так держи!

Что творилось вокруг, для пилота и оператора было глубоко безразлично. Темнота укрывала всех, изолируя их войну с этим конкретным врагом от всех остальных, никто не мог бы вмешаться, ни воспрепятствовать, ни помочь — ну если только кто-то, вывалившись сбоку, столкнется с нами, но на все удача и воля божия, надеемся, что такого не случится, небо большое, места хватит на всех. Тем более что и англичане в темноте идут не строем, а рассыпавшись поодиночке. Может быть, всего в паре километров идет еще один — завершим с этим, займемся и тем, если найдем.

Впереди мелькнул силуэт. Характерное двухкилевое оперение, толстый фюзеляж с горбом пилотской кабины, четыре мотора на широком и толстом крыле, «ланкастер», основной тип британского бомбардировщика. Вот теперь подсечка, счет пошел на доли секунды — это хорошо, что «Филин» так быстр, в отличие от «Ю-88» в варианте истребителя-ночника, британцы не успевают отреагировать, в кормовой кабине бомбардировщика дернулись счетверенные стволы пулеметов, но очередь из тридцатимиллиметровых пушек уже врезается ему в фюзеляж, и оба мотора на левом крыле выбрасывают пламя. Лейтенант Штрейб из первого звена клялся, что однажды видел, как у бомбардировщика отвалилось крыло, и какие-то секунды летело вперед, увлекаемое двумя еще работающими моторами, когда сам «ланкастер» уже опрокинулся на борт и закувыркался вниз, вращаясь как волчок. Но это уже перебор, зачем тратить снаряды, лучше приберечь для следующей жертвы. Кажется, от гибнущего бомбардировщика успевают отделиться две или три точки, над которыми распускаются парашюты — пусть падают, внизу холодное море, но французский берег близко, вряд ли британцы пошлют сюда кого-то подобрать своих. Уже второй за ночь — ищем еще!