Мортальность в литературе и культуре

Бездна голодных глаз может быть противопоставлена германо-скандинавской Мировой Бездне, из которой рождается великан Имир. Если обратиться к «Младшей Эдде», то из речей Высокого, Равновысокого и Третьего можно узнать следующее: когда «Мировая Бездна на севере вся заполнилась тяжестью льда и инея, южнее царили дожди и ветры, самая же южная часть Мировой Бездны была свободна от них, ибо туда залетали искры из Муспелльсхейма… И если из Нифльхейма шел холод и свирепая непогода, то близ Муспелльсхейма всегда царили тепло и свет. И Мировая Бездна была там тиха, словно воздух в безветренный день. Когда ж повстречались иней и теплый воздух, так что тот иней стал таять и стекать вниз, капли ожили от теплотворной силы и приняли образ человека…» 403 .

403

Младшая Эдда. СПб., 2006. С. 16.

Итак, если в классических мифологиях хаос выступал источником космоса (жизни), то в цикле Олди он лишен созидающего начала. Хаос и космос меняются местами. Варки появляются в мире позже бесов, и это указывает на то, что мир устремлен к хаосу и разрушению. Не случайно, рай варков – мир, где все подвластны смерти. Авторы переворачивают традиционные представления о хаосе и космосе, в которых вслед за концом мира – Рагнареком – наступает новая эпоха. У Олди борьба с хаосом ведется лишь в одном из миров – мире Девятикратных, в то время как Бездна голодных глаз оказывается всеобъемлющим явлением, конструирующим жизнь целых миров (Зверь-Книга, книга знания Бездны, управляет миром Переплета).

Таким образом, центральное место в рассматриваемом цикле занимает смерть. Только она позволяет человеку остаться человеком и только с ее помощью можно преодолеть бессмертие как дурную бесконечность.

ПОЭТИКА И РИТОРИКА МОРТАЛЬНОГО ДИСКУРСА

Из наблюдений над мортальной риторикой в русской литературе

С. П. Оробий Благовещенск

Как известно из пропповских разборов волшебной сказки, в основе сюжетного повествования лежит ритм приобретений и потерь, часто неотвратимых и безвозвратных 404 . Остановимся подробнее на некоторых примерах мортальной риторики, оформляющей подобные случаи.

Один из первых примеров такого рода встречается, как многое в нашей литературе, у А. Пушкина. Автор «Гробовщика» обращает внимание на специфически нетерпеливую корысть главного героя:

…Трюхина умирала на Разгуляе, и Прохоров боялся, чтоб ее наследники, несмотря на свое обещание, не поленились послать за ним в такую даль и не сторговались бы с ближайшим подрядчиком 405 .

404

Пропп В. Я. Морфология сказки. Л., 1928.

405

Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: в 10 т. 4-е изд. Л., 1978. Т. 6. С. 82.

Нелепо-комический потенциал этого замечания задействован и в «Скрипке Ротшильда» А. Чехова, где герой-гробовщик недоволен тем, что люди умирают «так редко, что даже досадно» 406 , но в полной мере использован И. Ильфом и Е. Петровым в «Двенадцати стульях»:

При виде Ипполита Матвеевича гробовщики вытянулись, как солдаты. Безенчук обидчиво пожал плечами и, протянув руку в направлении конкурентов, проворчал:

– Путаются, туды их в качель, под ногами 407 .

406

Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Сочинения: в 18 т. М., 1977. Т. 8. С. 297.

407

Ильф И., Петров Е. Собрание сочинений: в 5 т. М., 1961. Т. 1. С. 38.

Мотив конкуренции гробовщиков в «Гробовщике» и «Двенадцати стульях» отмечался неоднократно 408 . В свою очередь, комментатор ильфопетровской дилогии Ю. К. Щеглов указывал, что жалобы Безенчука на убытки также имеют параллели с повестью Пушкина. Добавим, что у него тонко обыгрывается постоянно откладываемая неотвратимость смерти Трюхиной, находившейся при смерти «уже около года». Словно предостерегая читателя от иронического восприятия этой сцены, Пушкин подчеркивает мрачность ремесла и соответствующий душевный настрой Адрияна Прохорова:

408

См.: Боровиков С. В русском жанре. Над страницами «Войны и мира» // Новый мир. 1999. № 9. С. 177; Безродный М. «Кончина мадам Петуховой» [Электронный ресурс]. Режим доступа: //Загл. с экрана.

Просвещенный читатель ведает, что Шекспир и Вальтер Скотт оба представили своих гробокопателей людьми веселыми и шутливыми, дабы сей противоположностию сильнее поразить наше воображение. Из уважения к истине мы не можем следовать их примеру и принуждены признаться, что нрав нашего гробовщика совершенно соответствовал мрачному его ремеслу. Адриан Прохоров обыкновенно был угрюм и задумчив 409 .

Отвечающая профессии мрачность Прохорова передается и Безенчуку, хотя выражается метонимически – через описание продукции мастера:

409

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 6. С. 81–82.

Справа за маленькими, с обвалившейся замазкой окнами угрюмо возлежали дубовые пыльные и скучные гробы гробовых дел мастера Безенчука 410 .

С. Боровиков обнаружил еще один пример этой необычной сюжетной коллизии – описание смерти Безухова-отца в «Войне и мире»:

Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжающих экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа 411 .

410

Ильф И., Петров Е. Собрание сочинений. Т. 1. С. 27–28.

411

Толстой Л. Н. Собрание сочинений: в 22 т. М., 1980. Т. 4. С. 89.

Он же указывает на изящность художественного решения в этом описании: «Создается полное и зловещее уподобление гробовщиков воронью, чуть взлетающему и тотчас садящемуся невдалеке от будущей поживы. Если бы Толстой не разнес сказанное на две части: сообщение и спустя несколько страниц картина, – подобного эффекта не достиг бы. А иной писатель просто мог прямо сравнить гробовщиков с вороньем» 412 . Пушкин же прибегает именно к прямому сравнению:

У ворот покойницы уже стояла полиция и расхаживали купцы, как вороны, почуя мертвое тело 413 .

412

Боровиков С. В русском жанре. Над страницами «Войны и мира». С. 177.

413

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 6. С. 85.

Словом, литературоведам указанные аналогии давно известны, а гробовщиков отчасти извиняют суровые требования их профессии, так что удивляться вроде бы нечему. Речь о смерти, вообще говоря, запретна, ограничивается речами на гражданской панихиде либо ритуальными отправлениями непосредственно при похоронах и отчасти на поминках. Помимо этих кодифицированных, постмортальных дискурсов смерть склонны, как правило, замалчивать.

Тем любопытнее, что между пушкинским и ильфопетровским эпизодами лежит целая цепочка литературных ситуаций, объединенных темой риторических спекуляций героев на запретную с этической точки зрения тему. Первый из них встречаем в рассказе «Человек в футляре» А. Чехова. «Футлярность» Беликова, воплотившись в последней, посмертной форме, получает достойную характеристику его знакомых:

И как бы в честь его во время похорон была пасмурная дождливая погода, и все мы были в калошах и с зонтами. <…>

Признаюсь, хоронить таких людей, как Беликов, это большое удовольствие 414 .

Это суждение нарушает литературные конвенции: во-первых, корректирует представление о гуманизме чеховских героев, во-вторых, вступает в противоречие с каноническим aut bene aut nihil, недаром же выраженным на «мертвом» языке. Тем не менее типологически близкий пример обнаруживается уже у прямого наследника А. Чехова по сатирической линии – А. Аверченко. В его рассказе «День человеческий» рассуждения о похоронных приличиях вложены в уста чрезвычайно скептического персонажа, презирающего любые условности человеческого общения:

414

Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Сочинения: в 18 т. Т. 10. С. 52–53.