Мортарион: Бледный Король

А затем оно начало слабеть.

Когда это произошло, самая невыносимая боль покинула Копалку. Тело женщины перестало гореть, нервы её повреждённых конечностей просто исчезли. Её правой руки ниже локтя больше не было, а почерневшая нога сочилась. Изувеченные, как и она сама, остатки двери с лязгом вывалились из креплений, продолжая тлеть в уменьшающейся луже пламени на полу помещения. На другой стороне коридора дверь в другую спальню точно так же провалилась. Наконец, шипение прекратилось.

Вопли Копалки сменились стонами, и между ними ей удавалось дышать практически нормально.

Спустя ещё несколько минут ужасный запах тоже исчез. Чудовище сгинуло, но его порча осталась.

Копалка свернулась калачиком, крепко прижимая колени к груди своей левой рукой. Не переставая плакать, она раскачивалась взад-вперёд.

Но не все её слёзы были вызваны болью. Прикосновение сверхъестественного наложило свой собственный отпечаток на душу рабочей. То, что она чувствовала, было частью того, что происходило со всем Орденом в целом. Женщина подумала о солдатах, спасающих свои жизни, и о том, как ужасающий поток, казалось, атаковал их с ещё большей яростью, когда те бежали быстрее. Все они были съедены. Она — нет. В болевом бреду женщина думала, что зелёное пламя сожгло на ней оковы Ордена.

Улей завибрировал, откуда-то раздавался гром завоевания. Вдалеке снова послышались крики. Плач Копалки сменился хохотом.

Глава 8

За камерой доступа располагались широкие проспекты и ещё более запутанные коридоры, что во всех случаях вели наверх и обязательно оказывались переполненными солдатами Ордена, которые неизменно бросались вперёд, навстречу бойне, безо всякого успеха. Прогресс XIV легиона был достоин похвалы, однако от них требовалось куда большее. День подошёл к концу, и у Гвардии Смерти оставалась лишь ночь на то, чтобы положить конец правлению Ордена над Протаркосом.

Мортарион и Саван Смерти разгромили ещё одну засаду, и сразу же после этого Барразин и Терсус сообщили, что они тоже обнаружили и зачистили входные камеры.

— В какой-нибудь из ваших комнат есть пути, ведущие вниз? — спросил Мортарион.

— Так точно, — отозвался Барразин. — Здесь у нас платформы гравилифта, достаточно крупные, чтобы вместить сотни человек разом. Галаспарцы задействовали их сразу же, как мы здесь оказались, и собирались отправить против нас ещё один батальон.

— Похоже, что они отчаянно стремятся удержать нас подальше от генераторов, — заметил Терсус.

— Их отчаянье ведёт нас к победе, — отчеканил Мортарион. — Первый капитан Барразин, собери все силы своей роты и спускайтесь вниз. Уничтожьте генераторы. Вонзи свою косу прямо в сердце врага.

— Как прикажете, лорд Мортарион.

Примарх продолжил движение. Зал, в котором они находились, тоже устремлялся вверх. Поднимаясь всё выше, Мортарион заметил, что стены коридора покрыты коркой грязи, воздух внутри улья отличался зловонием множества тел и отдавал вкусом страданий.

Мортарион подумал о другом восхождении сквозь токсичный воздух.

Он думал о Барбарусе и Галаспаре.

Однако различия между двумя мирами были велики. Галаспар смердел промышленными отходами, своим плачевным состоянием этот мир был обязан собственным обитателям. Он не входил в число миров, чья враждебность по отношению к человеческому роду была врождённой. В свою очередь, Орден являл собой человеческое зло. Могильные владыки Барбаруса играли со смертными, подобно богам. Лидеры Ордена не могли похвастать подобными вещами. В них не было ничего богоподобного, кроме высокомерия. За исключением численности, они были слабы.

«Тогда зачем же их сравнивать?»

Всё дело в тирании. Тотальном угнетении и присвоении права собственности. И Орден, и Властители одинаково относились к жителям своих планет. Угнетённые должны были использоваться во имя удовольствия господ, и в этом заключался общий смысл их существования.

Кроме того, что касается различий, то Мортарион не освободил Барбарус. Император выполнил эту работу за него.

На Галаспаре всё будет иначе. Он сам выбрал эту планету. Примарх увидел необходимость вмешаться и пришёл сюда. Он уничтожит эту тиранию, пускай и человеческую, но столь же абсолютную, как и царивший на Барбарусе ужас.

Такова была задача, которую предстояло выполнить примарху. Его собственная миссия.

В камере доступа собралась тысяча легионеров Первой великой роты, на все сборы потребовалось меньше часа. Ожидание всё ещё продолжало нервировать Барразина. Это было время, которое не использовалось для продвижения вперёд. Время, за которое Орден мог бы организовать лучшую оборону.

На двух платформах гравилифта было достаточно места для пяти сотен человек, спускающихся одновременно. Барразин ступил на северную платформу. Он отшвырнул в сторону останки мёртвых солдат и подал сигнал к началу спуска. Бойцы ощутили рывок, и гравиподъёмник ухнул в шахту. Падал он быстро. Барразин взглянул вверх и осознал, что за первые несколько секунд они уже преодолели тридцать метров.

В данном случае технологии Ордена сослужили XIV легиону добрую службу. Гвардейцы Смерти прибудут навстречу следующему бою, не теряя времени.

— Первый капитан, как думаете, им удалось перебросить вниз большое количество войск, пока мы зачищали камеру? — спросил Калас Тифон.

— Надеюсь, — отозвался Барразин. — Не хотелось бы, чтобы наши сборы прошли даром.

Скорость движения лифта увеличилась. Барразин почувствовал, что на сердце у него становится легче. Металлические стены шахты расплылись позади. Платформа несла его в глубины улья, и это казалось многообещающим.

«Но что, если там, внизу, нет ничего, что заслуживает захвата или уничтожения?»

Ну уж нет, показания авгуров слишком благоприятны.

Замедление лифта оказалось жёстким. Гравитационная система затормозила в последний момент, и Барразин почувствовал удар. Должно быть, смертным солдатам при остановке эта машина едва не ломала кости.

Орден явно верил в скорость. Солдаты, которым недоставало силы справиться со спуском, уже были неудачниками и рассматривались как бесполезные в бою. И таких всегда было больше.

Предназначенных на убой солдат было больше всегда.

Находившиеся под командованием Барразина легионеры с Барбаруса взялись за уничтожение неприятеля с куда более яростной решимостью, чем у их терранских собратьев. Они боролись с памятью о своём родном мире, о том, что преследовало их там. Они знали, что милосердие — это слабость, а смерть есть освобождение. Кампания на Галаспаре подтверждала уверенность Барразина в правильности свежих рекрутов. Ещё до Галаспара первый капитан отдавал предпочтение силовой косе как оружию и символу новой Гвардии Смерти. Ступать сквозь ряды слабаков-галаспарцев также доставляло ему удовольствие. Барразин чувствовал удовлетворение в ощущении силы, которое сопровождало их уничтожение.