Моряк(Рассказы)

— Лягушат смотреть!

— Вот еще, нашла время!

— Ай, ничего!

— Кто ж пойдет в такой холод?

— Мы пойдем в такой холод! — твердо ответила Машенька.

Мне понравилась Машенькина решительность. Все же я хотел было еще поспорить, но — где там! Машенька не слушает! Она несет мое пальто, шляпу, достает из-за шкафа мои калоши:

— Одевайтесь!

Я надел пальто.

— А ты разве так пойдешь, без ничего?

— Да, — ответила Машенька, — я пойду без ничего, я только надену ботики, натяну шапочку, накину платок, возьму пальтишко, и больше ничего!

Ладно! Мы вышли на улицу. Холодно! Вдоль заборов тянется пожелтевшая трава. Она подернута ледяной паутинкой. Холодный ветер забирается за шиворот. Как быстро промчалось лето!

— Куда ты меня тянешь? — сержусь я и поднимаю воротник.

— Сказано, к лягушатам!

— Ты думаешь, они сидят на берегу и ждут не дождутся тебя?

— Тебя — нет, — отвечает Машенька, — а меня ждут.

— Сомневаюсь! — ворчу я.

— Увидим.

Так мы с ней шагаем по осенней улице, закутанные и недовольные. Все сегодня какие-то недовольные. Вон теленок тети Улиты — тоже стоит скучный, сонный. А что ему: за лето густая шерсть выросла — лучше всякой шубы…

Мы перелезли через забор, обогнули большую лужу. Она вся затянута стеклом, то есть льдом. Машеньке охота побегать по льду, но я не пускаю — лед еще совсем молодой, тоненький…

Наконец, мы добрались до пруда и уселись на большом камне. Кругом тянутся огороды. Они теперь лежат пустые, голые, только стебли от подсолнухов качаются безголовые. Вдали скучает лохматый теленок — видно, ему надоело щипать невкусную траву.

— Где же твои лягушата? — спрашиваю.

— Ты все шумишь, злишься, вот они и не выходят!

— Ладно, можно помолчать.

Мы с Машенькой притихли.

Мы с Машенькой притихли.

Я вспоминаю: совсем недавно мы приходили сюда, и под каждым камешком, под каждым кустиком сидели зеленые лягушки и встречали нас веселым и оглушительным: ква-ква!

Теперь здесь тишина, безмолвие. Никто не ходит, никто не колотит вальками белье на мостике. Скоро-скоро вдоль берегов заблестит первый хрупкий ледок! В конце концов, даже неплохо, что Машенька привела меня сюда. Сам я никогда бы не собрался в такое пасмурное, неприветливое утро…

Вдруг в тишине раздалось одинокое негромкое кваканье:

— К-в в-вааа…

— Тш! — Машенька приложила палец к губам и строго посмотрела на меня, — шш!

— Ладно! — киваю я головой.

Через минуту, слышим, тоненько отозвалась другая:

— Кв-ва…

Мы с Машенькой замерли и давай подслушивать лягушачий разговор. Летом мы часто бегали на пруд и научились немножко понимать лягушачий язык…

Вот, слышим, одна лягушка говорит:

— Прр-р-роснись!

Другая, видно, постарше, отвечает:

— Пр-р-рохладно тебе?

Маленькая отвечает:

— Мор-р-р-р-роз пр-р-р-роби-рр-р-р-ает…

Большая говорит:

— Зар-р-р-ройся поглу-у-у-бже…

Потом стало тихо, только пузыри показались на воде: маленькая зарывается в песок. Потом, слышим, опять большая:

— Ква… хва… хватит!

А маленькая сонно просит:

— Р-р-р-расск-ажи!

Это она просит мать рассказать ей перед сном сказку. Мы с Машенькой притаились, сидим тихонько, как мышки. Машенька только улыбается и все грозит мне пальчиком: тише!

Большая лягушка отвечает:

— Др-р-р-ремать надо.

Маленькая сквозь сон:

— Согр-р-р-рей меня!

Большая бормочет:

— Прр-р-рижмись! Ква-ква, спит тр-р-р-рава, пр-р-р-руд заснул…

— Я то-же, — тянет маленькая.

— Др-р-р-р-емать! — из последних сил проквакала большая и затихла.

— М-м-м… — неразборчиво отозвалась маленькая и тоже заснула.

Стало тихо. Мы не шевелились. Я вдруг заметил, как в воздухе запрыгали редкие легкие снежинки. Они тихонько падали на землю — здесь одна, там — другая… Мы молчали — и старая-престарая верба на берегу пруда молчала вместе с нами.

Потом мы поднялись и осторожными шагами, точно боясь разбудить кого-то, пошли домой. Мы не разговаривали с Машенькой, но оба мы, и я и Машенька, думали о лягушках и желали им, всем лягушкам, всем жабам и всем лягушатам, спокойного сна подо льдом и под снегом. Над ними будут трещать морозы, гулять метели, шуметь бураны. Над ними будут вставать короткие студеные дни и долгие зимние ночи… Но потом снова придет звонкая, солнечная весна, мы снова встретимся с ними на пруду, и они будут снова весело встречать нас, распевая на своем языке:

— Ква-ква, пришла весна — ква а-а…

Вася-Василёк

Соседка постучалась в окошко:

— Есть кто дома?

— Никого!

— Где ж мама?

— На огороде.

— А папа?

— На работе!

— А ты что, Василёк?

— А я еще сплю!

Соседка пошла на огород, а Вася потянулся, зевнул после сладкого сна и вскочил: одеваться! Так везде водится — как встанешь утром, так одеваться. А долго ли Васе одеться? Весь его наряд состоит из синих с красной каемкой куцых штанишек на резинке. У вас, наверное, тоже есть такие — называются: трусики!

Шлепая босыми пятками по свежевымытому полу, Вася побежал к окну и распахнул его настежь. Вишневый сад за окном был весь в цвету.

Молодые вишни протягивали Васе душистые ветки и шелестели:

— С добрым утром, Василёк!

— С добрым утром, вишни, с добрым утром, сад!

Трава в саду свежая, сочная, росой умытая! Каждая травинка, каждый стебелек, каждая веточка улыбаются Васе. Но ему некогда. У него разных забот по горло. Первым делом, надо отправиться с ведром к колодцу. Там хорошее солнце, там можно вовсю плескаться в студеной воде.

Вася льет на себя воду, ежится, фыркает и щурится от мыла и от солнца.

Потом он с полотенцем бежит домой. Там на столе уже дожидаются кружка парного молока и теплая ржаная плюшка в салфетке. После холодной воды хочется кушать!..

Теперь можно и кроликов проведать! Потом еще Берка Гутман с Колькой придут. Они возьмут удочки и пойдут на речку, к плотине, — удить рыбу.

Позавчера они там наловили чуть ли не по полкило окуней!

Потом надо еще дочитать «Пловучий город», а то книжка давно уже валяется на подоконнике. Интересная! Эго только так называется «Пловучий город», а на самом деле там вовсе не про город, а про пароходы, — как там дома отдыха устроены. Там у них и библиотека, и театр, и клуб, и спортплощадка — все!.. Может быть, папа туда тоже достанет три путевки: себе, маме и Васе. Только мама не хочет три путевки.