Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

— Я тоже заслуживаю наказания, потому что не являюсь образцовым отцом, каким должен быть человек, окончивший курсы и получивший строгую науку от старших.

— Я доволен тобой, — улыбнулся директор. — Хочу, чтоб все мои рабочие, все мастера, все служащие были бы такими, как ты!

— Не могут они быть такими, мой директор! Потому как не прошли курсов, не приучены к железной дисциплине, не знают, что есть порядок и служба!

— Правильно, Муртаза-эфенди! На этот раз я всем вам прощаю…

— Не могу никак с этим я согласиться! — Муртаза покачал головой.

— Но почему же?

— Не могу согласиться, мой директор, ибо этим вы нарушаете установленный порядок!

— О аллах, вы только послушайте!

— Вот так, и никак не иначе!

— И что же следует предпринять?

— Вы не должны прощать!

— Не хочу я наказывать на этот раз…

— Что значит «не хочу», мой директор? Увидели, что мы провинились, сидим по уши в грязи, так что надо? Дать пинка!

Директор тупо глядел на разошедшегося Муртазу.

— Дать такого пинка, чтоб запомнили навеки. Потому, мой директор, что ни в коем случае нельзя отпускать поводья. Стоит обронить кнут, как он окажется в наших руках! Тогда будет поздно…

Директор взял листок бумаги и написал на нем имена Нуха, Муртазы и его дочерей.

— Прекрасно! Я сделаю, как ты говоришь, чтоб успокоилась твоя душа. Я наложу на всех штраф. А теперь иди и отдыхай.

Удовлетворенный Муртаза отдал честь и, чеканя шаг, покинул кабинет. Едва он вышел, директор нажал на кнопку звонка и приказал рассыльному разыскать Нуха.

На душе у Муртазы было спокойно: он честно выполнил свой долг. Теперь он может с чистой совестью идти домой и поспать часок-другой… Позевывая, он вышел за ворота; голова гудела, звенело в ушах.

Он шагал по грязной улице рабочего квартала, с трудом переставляя ноги от усталости. После бессонной ночи тяжелые, словно налитые свинцом, веки слипались сами собой, глаза щипало, будто от соли.

Муртазе вдруг захотелось покурить, он пошарил в карманах, ничего не нашел и заглянул в лавку.

В эти часы там всегда безлюдно. Муртаза попросил пачку сигарет. Лавочник, резавший пастырму, завидев надзирателя, подошел к прилавку.

— О-о-о! Кого я вижу! — воскликнул он. — Где ты пропадаешь? Тут о тебе только и разговоров. Твое имя по всему городу поминают… Послушай, это верно, что ты один поймал вора?

— Ну…

— И даже высадил дверь, ворвался в дом и зацапал его в объятиях жены! Так?

— Ну и что? Я выполнил свой служебный долг! Дай мне сигареты.

— Подожди. Как же это ты у чужих людей дверь взломал?

— Коли надо, и башку проломаю…

— А вдруг бы он в тебя… ну, взял бы и выстрелил?

— Ну и что с того? При исполнении служебных обязанностей не существует ни трудностей, ни опасности…

— Ишь ты, герой!

— Дай мне, говорю, сигареты!

— Да пропади они пропадом, твои сигареты! Поговорить с человеком не можешь? Заладил свое. Хочешь, я тебе по-братски совет дам?

Муртаза вопросительно поглядел на бакалейщика.

— Остерегись, Муртаза, иль у тебя жалости к другим нет? Смотри, как бы не просчитался…

— Это как понимать?

— До меня разговоры дошли… Знаешь, негоже защищать богачей, против своего брата идти, рабочего человека. Да тебя с потрохами проглотят… Сам посуди, ты на фабрике всех против себя восстановил, и рабочих, и мастеров.

— Давай мои сигареты! — взревел Муртаза. — Волков бояться — в лес не ходить!

— Ладно, только скажи, какая тебе от этого польза?

— Про какую пользу ты говоришь, человек?

— Ну, там озолотил он тебя, что ли, твой начальник? Деньги пожаловал?

— Ну что ты городишь? Я долг свой выполняю не за то, чтоб меня деньгами жаловали! Знаешь ты, что такое служба?

— Ну?

— Служба превыше всего! Ясно?

— Надоел ты всем со своими глупостями, Муртаза! Заладил одно.

— Сколько можно повторять: дай сигареты! Не нуждаюсь я в твоих советах, оставь их при себе. Пусть плешивый свою лысину мажет…

— Хорошо, не будем про это больше. Ты, пожалуй, прав… Лучше вот о чем скажи: говорят, из Измира пожаловали, твою дочь сватают, правда это?

Лицо Муртазы просветлело, даже морщины разгладились.

— От кого ты слышал?

Бакалейщик не стал говорить, что узнал об этом от Нуха, которому все рассказал привратник Ферхад.

— Да это не только мне известно, весь город говорит. Передают, что отец жениха так прямо и сказал, что другой невесты не желает, кроме дочери Муртазы… Выходит, слава о ней до Измира дошла.

Муртаза даже раскраснелся от гордости.

— А еще знающие люди сказывают, будто отец жениха очень богат.

Муртаза утвердительно кивнул.

— Есть у него и оливковые рощи, и дома, и, кроме того…

— Значит, прослышал о твоей дочери?..

— А как же! И его не интересовало, есть ли у меня в доме табуретки! Пусть, так и сказал, будет порядочная, а больше мне ничего не надобно!

— О дисциплине, о порядке ничего не спрашивал?

— Он обо мне слыхал! И сказал: во что бы то ни стало возьму для сына дочь такого человека!

— Этак завтра он возьмет тебя в компаньоны! Лучше уж тебя, чем кого другого. Только надо с умом, расчетливо.

Муртаза задумчиво опустил глаза.

— Он, говорят, сказал: дам ему особняк, пусть в нем живет. Пускай заведет себе коляску-фаэтон, ездит в ней, пьет-гуляет со своими дружками… Эх, Рыфат-эфенди, уж я-то знаю, как пожить в свое удовольствие… В сердце моем, коли хочешь знать, тоже гордость есть…

Муртаза вспомнил про своего земляка Хайдара, тот тоже, когда обмен был, приехал в Турцию без гроша в кармане. А теперь обзавелся имуществом, дом у него большущий в том же квартале, где живет младший брат Муртазы. Землю купил этот Хайдар, хозяйство завел. У него четыре экипажа. Дела идут, дай бог каждому! И что ни вечер, то с друзьями-приятелями пирует, потом все рассядутся по экипажам и давай кататься по городу — от одного бара к другому, от одного казино к другому, и так до самого утра с песнями на весь город… В этих развлечениях иной раз и Муртаза участвовал.