Московиада

— Вахтеры мы, — ответил старик.

— А тогда ты должен знать, как отсюда выбраться. Скажи мне!

— Что я знаю, сердешный? Я — человек маленький. Знаю только, что там, — он указал в направлении зала, — пьянство и объедение, а там, — указал на другие двери, слева от зеркала, — покойники советуются…

— Какие еще, к черту, покойники?

— А такие. Важные. Симпозиум какой-то.

— Симпозиум для покойников? Хорошо!

— Строго по пропускам, касатик. Хочешь зайти, послушать?

— Не хочу я уже никуда, старче. И даже к покойникам не хочу! Довольно с меня на сегодня. Мне надо как-то на волю выбраться. Там дождь, машины, девушки. Фонари, зонты. Понимаешь, старик, поэтам иногда нужно сходить под землю — с творческой целью, скажем. Некоторые ищут своих любимых. Орфей, например. Или Данте. Но только на время. Чтобы потом выбраться и заделать что-нибудь непостижимо-пронзительное изысканными терцинами. Я уже набылся тут. Пора мне за свои терцины садиться.

— Как знаешь, — пожал плечами старик.

Какую-то минуту мы помолчали.

И тут я опять повернулся лицом к зеркалу, друзья, и увидел, как там, в зеркале, отраженный мой двойник улыбается и подмигивает мне. Потрогал рукой собственное лицо — ничего подобного, никакой улыбки, никаких подмигиваний. А тот, в зеркале, продолжает. Мол, никуда мне не деться — сценарий дня не завершен. Финальный выстрел так и не прозвучал. И не удастся мне от него отвертеться. Так что день нужно прожить до конца. Исчерпать его. Честно и твердо.

В тишине капала в раковину вода из недокрученного тобою крана.

— Черт с ним! Послушаю мертвых! Как оно хоть выглядит, тату?

— Самые главные советуются. Как дальше жить.

— Кому, покойникам?

— Да нет, нам, живым. А оно и без них ясно, как жить — по-божески да по-человечески…

— И много их там?

— Каво?

— Ну этих, главных, которые все решают?

— Душ семь наберется. Это которые самые-самые. Остальных же — и того больше!.. Которые помельче.

— И как туда зайти?

— Пропуск нужен.

— От кого, старина? Может, от Сатаны. А?

— Скажешь тоже! От генерала пропуск. И маска. Потому как все секретно и строго. Не дай Бог, узнают друг друга! Я так думаю, пропуска у тебя нет? Ну и не нада! А маску надень обязательно.

— Да где же ее взять, старче?

Он высунулся из своего уголка и не спеша двинулся к шкафам с реквизитом. Один из них открыл.

— Выбирай, какая больше нравицца!

Среди множества масок — карнавальных, детских, персонажных, ритуальных, которыми был набит шкаф, ты сначала растерялся. Что надеть, черт побери? Эту длинноносую венецианскую уродину? Или, может, новогоднего зайчика с волосатыми ушами? Или крысу, чтобы уж быть последовательным и не чураться собственной сущности? Или маску сибирского шамана, чтобы вовремя раствориться на волнах экстаза? Или буддийского монаха? Или посмертную маску Сергея Есенина? Или эту карикатуру на Гитлера? На Брежнева? На английскую королеву? На аятоллу Хомейни?

Нет. Из всего великого множества масок ты выбрал старую, как цирк, космополитичную и чем-то безликую маску рыжего клоуна. Традиционного крикливого паяца, который ходит в слишком широких коротковатых штанах с диагональной шлейкой и громко плачет, когда его охаживают по спине палкой, выпуская на два метра роскошно-комические и всегда актуальные струи слез.

В следующем коридоре, перед входом в КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛ (да-да, именно конференц-зал!), ты наткнулся на телефон. Это был чудесный случай поговорить с Кириллом. Предупредить его о своем возможном опоздании. И вообще — предупредить всех на свете об этой подземной опасности. Пусть что-то делают там, наверху! Пусть, например, объединяются и выходят на площади со знаменами!..

Но, уже сняв трубку, ты дотумкал, что телефон существует только для внутреннего пользования. На нем даже не было диска с цифрами. Тем временем в трубке прозвучал чей-то очень дисциплинированный голос:

— Дежурный.

— Как дела, дежурный? — со всей возможной самоуверенностью гаркнул ты ему на ухо.

— Все нормально, товарищ?.. А с кем я?..

— Нормально, говоришь? — Ты выдержал паузу, как раз необходимую для того, чтобы дежурный почувствовал себя маленьким-маленьким, а затем, невольно вспоминая сладко-тревожные забавы с телефоном далеких времен детства, страшно зарычал:

— Что, просрали задержанного, уроды?! Думаете, я ничего не знаю?! Почему не докладываете о побеге?! И кто вас, долбоебов, на службу принимал? Подумать только — писака задрипанный, а так наебал всех!.. Профессионалы задроченные!

— Мы ищем, товарищ… — спасал ситуацию бедолага дежурный.

— Ищите свои головы, чмошники бездарные! А он уже где-нибудь по Москве разгуливает. Немедленно найти — и ко мне. Лично ко мне! Вы хоть понимаете, что поставлено на карту или нет? Хоть это вы понимаете, остолопы?!

— Понимаем, товарищ…

— Ничего вы не понимаете, если он до сих пор еще не задержан! Имейте в виду: если вы мне не доставите его живым или мертвым, или и живым, и мертвым, то с понедельника вся группа, все до одного, — нах Карабах! Потретесь животами об скалы! Может, под пулями и снарядами поумнеете! Ясно?

— Ясно, товарищ… А с кем я?..

— С Господом Богом, мудило! Узнавать надо, ясно? Какие еще вопросы?

— Крысы.

— Что крысы?

— Начинают жрать друг друга. Уничтожают кабели государственной связи. Звереют с каждой минутой. Боимся, что можем передержать. Что прикажете?

— Приказываю. Выпускайте!

— Из всех отсеков?

— Из всех без исключения! Пусть разомнутся, порезвятся немного…

— Ги-ги-ги, — дежурный явно затрясся от смеха.

— Шутки в сторону! Старшему группы передайте, что его я лично к крысам в клетку загоню, если через час вы мне того стихоплета не достанете! Ясно?

— Обязательно передам! — с радостной готовностью передал дежурный.

— Информируйте меня о ходе операции ежечасно! Ясно?

— Ясно, товарищ… Какой операции?

— Указанной! Операции по задержанию, тупица!

Ты свирепо бросил трубку. И откуда столько наглости взялось? Посмотрел на свое отражение в гладкой черной поверхности телефонного аппарата. Дурак дураком — клок рыжих, как лисий хвост, волос, огромные неровные залысины, нос в виде красной картошки. Внешность как раз чтобы идти на симпозиум покойников о нашем будущем. Который, кстати, вот за теми дверьми идет.

Двери ты решил распахнуть ногой — так, конечно, элегантней. Но никто в КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛЕ не обратил ни малейшего внимания на этот взбрык. Ты вошел — дурак дураком, никому не нужный в своем длинном плаще. Вся потусторонняя публика в масках была увлечена каким-то докладом, произносившимся с заляпанной кровью и фекалиями, подсвеченной снизу трибуны. Докладывал на редкость лихой инкогнито, который по старой бандитской привычке решил натянуть на голову черный капроновый чулок с единственным разрезом — для рта.