Московская великая битва – оборона. Часть 1
Шрифт:
На заводе им. Кирова, Ленинград. 1941 г.
Утро 26 ноября 1941 г. На северную окраину деревни Сухарево выдвигается передовой отряд в составе 8-й роты 3-го стрелкового полка, усиленный пулеметным взводом и полковой артиллерией, с задачей не дать противнику прорваться к Дмитровскому шоссе.
В это же время. Этот день становится одним из самых трагических дней в истории Москвы. Трудно поверить, тем
Ребята прямо заявляют своим командирам: «Не вздумайте посылать нас в тылы. Пойдем солдатами защищать столицу».
«Поверьте, – заявляет в своих воспоминаниях командующий 16-й армии – тогда даже самое небольшое пополнение было до крайности необходимо». К сожалению, все эти юноши лягут в полях под Москвой, своей грудью защитив столицу.
3-я тд фашистов теснит наши юные отряды народных ополчений, перерезает железную дорогу и шоссе Москва – Тула, замкнув на короткое время кольцо окружения вокруг Тулы. Но развить успех в направлении на Каширу противник не в состоянии.
На северную окраину деревни Сухарево выдвигается передовой отряд в составе 8-й роты 3-го стрелкового полка, усиленный пулеметным взводом и полковой артиллерией, с задачей не дать противнику прорваться к Дмитровскому шоссе (к. 5).
Маршал Г. К. Жуков вспоминал: «26 ноября 3-й танковой дивизии противника удается потеснить наши части и перерезать железную дорогу и шоссе Тула – Москва в районе севернее Тулы. Однако 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала П. А. Белова, 112-я танковая дивизия и ряд других частей фронта в районе Каширы не дали противнику продвинуться дальше на этом участке. На помощь сражающимся там частям были дополнительно переброшены 173-я стрелковая дивизия и 15-й гвардейский минометный полк» (к. 40).
Поздний вечер 26 ноября. «До позднего вечера 26 ноября – вспоминал командир 78-й сд А. П. Белобородов, – 40-й немецкий танковый корпус яростно штурмовал Истру с запада и севера. Дивизия «Рейх», овладев монастырем, вплотную подступила к западной окраине. До крайних домиков оставалось 500–700 шагов, но преодолеть их эсэсовцы не смогли.
Бойцы 2-го батальона 40-го полка сражались зло и упорно. Все поле и обочины Волоколамского шоссе были завалены трупами фашистов, заставлены подбитыми бронетранспортерами и штурмовыми самоходными орудиями.
Атака советских воинов
Погибшие в битве за Москву немецкие солдаты
Могилы немецких солдат в заснеженном поле
Два других батальона 40-го полка обороняли северную окраину. Вражеская 10-я танковая дивизия, наступая от деревни Андреевское, стремилась овладеть нашим опорным пунктом в районе истринской больницы. Танки шли в атаку в сопровождении многочисленной мотопехоты, их встречал огонь всей пушечной артиллерии 159-го легкого артполка, 139-го истребительно-противотанкового дивизиона и приданного нам 871-го истребительно-противотанкового полка.
По фашистским танкам огонь!
Сорок орудийных стволов били по танкам. Гремели выстрелы, стучали откаты, звенели стреляные гильзы. Снаряды крушили броню, дробили гусеничные траки. На поле боя горели изуродованные вражеские танки, остальные откатывались на исходные позиции. А час спустя, после очередного налета пикирующих бомбардировщиков и артобстрела, все повторялось сначала.
40-й полк нес большие потери, мы подкрепили его батальоном 131-го полка, затем выдвинули к правому флангу 60-й разведбатальон.
Весь день фашистская авиация висела над Истрой, тяжелая артиллерия методично, квадрат за квадратом, обстреливала город. Горели целые улицы – дома и деревянные тротуары, лопались со звоном стекла. Тлеющие обломки и битый кирпич загромоздили мостовые.
В хаосе огня, дыма, рвущихся снарядов и падающих стен сновали наши связисты – черные от копоти, в обгоревших полушубках. Проводная связь поминутно выходила из строя. И не только от механических повреждений, но и потому, что провода обугливались, происходило замыкание.
На моем НП в каменном здании военкомата были выбиты все стекла. Ветер забрасывал в окна снежную крупу и клочья сажи, гонял их по столам, по оперативной карте. Вошедший в комнату начальник связи подполковник Герасимов сказал:
– Трудно связистам, товарищ полковник. Никогда еще не было так трудно. Урок нам всем…
Да, урок. На всю войну. Размещать НП в центре города, который стал или скоро станет передним краем, можно лишь тогда, когда нет иного выхода. Для боя, для четкой связи, для управления частями такой пункт лучше выносить на окраину или даже за городскую черту.
Позвонил Коновалов:
– Фашистов из монастыря выбили. Командный пункт полка на прежнем месте, в монастыре.
– Батальон сто тридцать первого полка подошел?
– Да. Ставлю его в оборону восточнее больницы – прикрыть дорогу на Кашино.
– Как с боеприпасами?
– Подвезли. Начальник боепитания сто пятьдесят девятого артполка воентехник Шилов вывел машины со снарядами непосредственно к артиллерийским позициям. Разгружались под огнем противника.
– Бронников у тебя?
– Да, здесь. Комиссар ходил с батальоном в атаку на монастырь.
В трубке послышался приглушенный разговор. Голос Бронникова: «Жалуешься, Алексей Павлович?». И ответ Коновалова: «Докладываю, Михаил Васильевич. Обязан.».
– Дай-ка, – говорю, – трубку комиссару… У тебя, комиссар, кулаки, что ли, зачесались? Раззудись плечо, размахнись рука…
– Надо было, командир.
– Бойцов покормили? Хорошо. А сам обедал? Приезжай, жду.
Приказываю телефонисту связаться с 18-й дивизией. Наша оборона Истры во многом зависит от успеха или неуспеха правого соседа. В течение дня я уже дважды разговаривал с полковником Чернышевым. «Степаньково сдали», – сказал он утром. «Степаньково взяли», – докладывал часа три спустя. И вот теперь слышу опять: «Сдали…». Трудно ему приходится. В дивизии, в трех ее стрелковых полках, – 420 человек. Неполный батальон. А ему надо не только держать оборону на широком фронте, но и наступать, чтобы опять выйти на восточный берег Истры.
Вернулся Бронников, сели мы обедать – первый раз за последние двое суток. Только взялись за ложки, грохнуло так, что уши заложило. Взрывная волна вырвала рамы, швырнула нам в лица мелкие осколки стекла, смела со столов телефоны, карты, котелки. А за окном, на той стороне улицы, где минуту назад стоял дом, – громадная черная яма.
Снаряды с равными промежутками продолжали рваться вокруг здания военкомата. Пристрелялась фашистская артиллерия. Берет в вилку. Сейчас она, эта вилка, еще широкая, но долго ли ее споловинить, и тогда… Словом, надо срочно перемещать наблюдательный пункт.