Московские Сторожевые

— Опять до утра на столе плясать, — поморщилась Дора.

— А кто тебя заставлял?

— А у меня что, по-твоему, Цирля каждый день котится? Имею полное право…

6

Разговор у нас получился женский: совсем не о том, про что поговорить хотели. Да только вот кой-какая польза от него все-таки была. Во-первых, отвлеклась. Словно саму себя вернула — ту, у которой ничего страшного не было, только грустное. А во-вторых, оказалось, что я про Семена просто так вспоминать могу. Я ведь еще и из-за этого жалела, что он не мирской: дело не только в том, что нам с ним нельзя, а в том, что колдуны живут лет по четыреста, а обычным мужчинам жизненный срок куда короче отпущен. Он бы сейчас совсем стареньким был, если бы вообще жил на свете. Такого разлюбить несложно. А Сеня и не стареет почти — с него спячка возраст снимает, совсем красивым делает. Ну как такого забудешь?

Сейчас вон Жека про ту поездку в Киев ляпнула, а у меня как картинки веером рассыпались… Хотя тогда мы с Семеном еще друг друга не замечали почти — несколько лет друг возле друга терлись, не желая признавать очевидных фактов. Хотя даже в то время там много чего произошло: и встреча на чьем-то обновлении, и пластинка Джо Дассена этого несчастного, которого мне Евдокия в последнюю свадьбу залудила, и в кино мы с Семеном однажды случайно столкнулись. Как сейчас помню, ажиотаж был дикий с этим фильмом: «Новые амазонки» Махульского, по тогдашним временам — чистой воды порнография. Сеня в том кинотеатре с супругой был, я тоже немножко замужем, но о встрече как-то договорились…

Хорошие какие воспоминания. От них не больно совсем, только грустно капельку, как от любого прошедшего времени. И я уже не по Сене даже тоскую, а по себе тогдашней, Лике еще не Степановне, честному научному сотруднику из одного зашоренного НИИ. Скукотища на работе смертная была, зато коллектив большой и разномастный, о таком заботиться — одно удовольствие. И для счастья мирским такие малости нужны были — кому очередь на польский гарнитур, кому спекулянтку, торгующую дубленками… Нашим же девчонкам Сторожевым позвонишь — все и уладится. Зинка тогда в «Ванде» продавщицей работала, так у нее все мои лаборатории отоваривались, когда нам одну перспективнейшую разработку зарубили. Нет, ну понятно, что польская косметика против закрытых тем ничего не стоит, но хоть мирским не так тошно жить было. Ой… Я же со многими из них до самой старости созванивалась потом… А как в Ханты стала собираться — так ни с кем из той мирской жизни и не попрощалась. А теперь уже и все. Нет меня-Лики. Опоздала.

Девчонки тоже во всякие воспоминания ударились, все больше по амурной части, а я из-за стола вышла тихонечко, взяла горшочек с измельченными зернами и к балкону отправилась. Сейчас я эту пыльцу посею незаметно — хорошая вещь забей-трава, навроде успокоительного. Летает себе в воздухе, ветер ее носит где попало… Кто из мирских вдохнет — сразу успокоится, вся агрессия в нем поутихнет. Глядишь — один за водкой не пойдет, другой склочничать не полезет, третий ненавидеть разучится. Конечно, не навсегда, но все-таки… От внутренней тоски тоже отдыхать надо.

Забей-трава сыпалась ровно, летела сахарной пудрой, заменяя растаявший снег. Пальцы аж дрожали от нетерпения — истосковались они по колдовству. За такой работой про собственные тревоги забываешь. Да еще и прошлое во мне щекочется… Неудобно, что я ушла не попрощавшись, надо будет кое-кого из тех моих сослуживцев разыскать, извиниться чем-нибудь хорошим.

В комнату я вернулась умиротворенная: с улыбкой вошла, с улыбкой дверь балконную закрыла. Потом посмотрела на растопыренное на стремянке пальто. Словно опять бензином в лицо мне плеснули. Страшно, да.

Я опустилась в кресло, не выпуская из ладоней порожний горшочек. Очень не хотелось мне сегодняшнюю ночь вспоминать. Так, может, и не надо? Раз Старый вернулся, так и не нужно больше беспокоиться? Вот позвоню ему на днях, попрошу совета, всю ситуацию обрисую да еще про ту картинку расскажу, что у этого несчастного морфиниста в голове крутилась. Нет у меня к наркоманам никакого доверия. Может, ему привиделось это все, а мы по Москве будем как угорелые скакать, искать непонятно кого в синем костюме, который требует, чтоб честных ведьм бензином палили.

Я бы так и решила, наверное. Но тут еще одно воспоминание включилось. Как раз про НИИ. У нас ведь случайностей в работе не бывает. Все взаимосвязано, только не всегда понятно, по каким именно законам. Вот если бы так и с личной жизнью было, а? Ну про это я потом подумаю, сейчас важно не забыть, откуда я того мужчину в синем костюме помню. Я сама его в институтской библиотеке и спасла. Только он куда моложе был. Еще не мужчина ни разу — мальчик. И тоже в синем костюмчике, кстати сказать, — тогдашнюю школьную форму из подобного материала шили. Все-таки не зря нам жизнь ошибки кольцует: гимназиста своего первого я от смерти не уберегла, зато потом точно такого же от гибели отмахала, только пионера.

Год был, как сейчас помню, восемьдесят четвертый. У меня тогда с Семеном все непонятно было, а с мужем… вот забыла имя-то… Андрей или Антон? Неважно, я его Мусиком дома звала. С Мусиком все совсем хорошо обстояло. Если бы не одно «но» — он ребенка хотел, а я медлила. Не то чтобы категорически против, а… Как-то я в той молодости не планировала такого. Рано мне еще. А Мусику подобные вещи не объяснишь. Вот и крутила как могла, а сама тем временем к чужим детишкам присматривалась.

У нас, конечно, НИИ вроде как закрытый, с вахтером и пропусками, а все одно: то у кого в детском саду карантин, то у какой мамаши чадушко ключи от квартиры посеяло — вместе со сменной обувью и дневником с замечаниями. В общем, постоянно какие-то ребятишки перед глазами мелькали — и в районе, и в троллейбусе по дороге на работу, да и в родном институте крутились: после уроков к мамам-папам своим забегали. Не каждый день, конечно, но кое-кого я уже различала, у меня после работы в школе глаз был наметанный.

Вот и этого пухлощекого, который потом вырос и всякими оттопыренными наркоманами командовать стал, я тоже у нас там встречала. Сыночек Спицыных.

Была у нас такая пара в лаборатории, муж с женой. Им ни мебель, ни кафель, ни сапоги доставать не надо было. Они себя выше материальных ценностей ставили. Даже с нашей работы если чего в дом и несли, так только ленту для пишущей машинки и фотобумагу. Тревожные были люди, у меня в районе по кухням много таких собиралось. Некоторые и до сих пор встречаются, только говорят об ином.

В общем, я мальчонку их у нас в библиотеке видела иногда: чистенький такой, культурный, научными журналами интересовался. На него если кто и жаловался, так только библиотекарша Роза: дескать, младший Спицын все время коржики в читальном зале ест. А чего? Вкусные коржики были, как сейчас помню — по двенадцать копеек.

Ну вот, в тот день я, значит, этого мальчонку в нашей библиотеке и встретила. Зашла к Розке — у нее запасной кипятильник где-то был, мой в тот день перегорел. В читальном, естественно, тишина: пара лаборанток у окна пристроилась, спят на конспектах — они на вечернем отделении учатся. А мальчик, соответственно, сидит тихонько, «Вопросы химии» читает, выписывает себе что-то.