Московский лабиринт Минотавра

–  Идея просто носилась в воздухе, а мы с Евой лишь уловили ее. Помог Хованин своими записями, U-образный знак, посещение «Гюльсары» и множество мелких, на первый взгляд разрозненных фактов, которые постепенно сложились в стройную, хотя и фантастическую картину. Я решил побывать в гостях у господ Корнеевых, старшего и младшего. Прогуливаясь по лесу вокруг дома в Рябинках, я заметил вырезанный на березе символ. Улыбка дьявола! На что он может указывать? Конечно же, на вход! Я начал искать и обнаружил замаскированный люк, через который проник в подземелье, миниатюрное подобие лабиринта. Подходящее место для убийства! Там мне попались на глаза три вещи: кирпичи с клеймом «Н», факелы, которых еще никто не зажигал, и обоюдоострая секира с двойным лезвием. Накануне Ева показывала мне похожее орудие в книге по древней культуре Крита. Один предмет привел меня к пониманию, что Олег здесь бывал, хотя бы раз. Такие кирпичи около года тому назад он показывал археологу-любителю Мальцеву, уточнял их возраст. Вероятно, Нана и Владимир настаивали на участии Хованина в двойном убийстве, посвятили его в свой план, показывали ему, где собираются осуществить свой замысел. Есть еще вариант: Владимиру требовался совет профессионала, инженера, который разбирается в устройстве подземных сооружений, и он обратился к Хованину. Чем-то стрешневские подвалы заинтересовали диггера, тот прихватил с собой пару кирпичей, дабы навести справки. Владимир не возражал: какое ему дело до старых камней? Пусть себе развлекается человек. А возможно, ему и самому стало любопытно: что за подземелье оказалось под его домом?

–  Почему погиб Олег?
– повторил свой вопрос Проскуров.
– Отказался участвовать в затее этих маньяков?

–  Судя по его записям, да. Они настаивали, но Хованин не поддавался. Даже женитьба брата на Нане не склонила его к согласию. То, что Эдик не показывал ему свою жену, насторожило диггера, и он занял выжидательную позицию: а не попал ли брат под влияние Наны и Владимира? Хованин запутался: не стоит забывать, что его психика была крайне неустойчивой. Заговорщики сделали последнюю попытку убедить Олега в необходимости задуманного. Тщетно! Теперь он никак не мог остаться в живых - ему было известно о готовящемся убийстве, он мог предупредить Эдуарда, и он побывал в подвале рябинкинского дома. Заботясь о сохранении тайны подземелья, Владимир даже помог бригаде Жилина заключить контракт на работу за границей. Прораб и его ребята могли проболтаться, поэтому их следовало отослать от греха подальше.

–  Значит, это Владимир повредил «Хонду», - сделал вывод господин Проскуров.

–  Он следил за Хованиным, знал его привычки: где тот обедает, где ставит в это время мотоцикл, - подтвердил сыщик.
– О подробностях я только догадываюсь, но, полагаю, Владимир мог сам ослабить крепление переднего колеса, пока хозяин «Хонды» сидел в кафе. А потом позвонил инженеру на мобильный телефон, придумал предлог для срочной встречи. Тот поехал, и…

–  Колесо, отвалившееся от моего «мерса», тоже его рук дело, - перебил Петр Данилович.
– Он имел ключи от гаража, так как ставил туда иногда свою машину. Выходит, и взрыв подстроил мой родной сын! Весело…

–  Очевидно, вы ему мешали, - предположил Смирнов.
– Тем, что полюбили Феодору. Он своим обостренным, сверхъестественным чутьем уловил это раньше вас. Вы собирались отнять у него не только жену, но и Ариадну, а в ее лице - надежду на спасение. Вы не оставили бы его в покое, разыскивая Феодору, не пощадили бы родного сына, докопавшись до правды. Он понимал: от вас ему не откупиться! Вы тоже стояли на пути к свету, к выходу из лабиринта безумия. У вас не было шанса выжить.

–  А я подозревал, что ты… - Петр Данилович запнулся, придвинулся к Феодоре и обнял ее за плечи.
– Прости. Но вы ужасно рисковали!
– повернулся он к сыщику.
– Мы могли не успеть!

–  Если бы ситуация не дошла до критической точки, как бы мы поймали убийц на месте преступления? И потом, я же подпилил секиру!

–  Голова быка сыграла решающую роль!
– засмеялась Ева.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

–  А если бы мы ошиблись?
– воскликнула Ева, когда они со Славкой уже подъезжали к Москве.

–  После ночного разговора с Корнеевым мои последние сомнения рассеялись, - улыбнулся сыщик.
– Да и встреча с мнимым похитителем на месте бывших складов состоялась, иначе Проскуров позвонил бы мне. Как все будет происходить, я, разумеется, до тонкостей не знал, но в общих чертах представлял. Этого оказалось достаточно. Фокусы с переодеванием мне проделывать не впервой, если ты помнишь. Приобретаю опыт раскрытия интеллектуальных преступлений с легкой примесью мистики и сумеречного сознания.

– Он помолчал.
– Послушай, неужели древняя минойская цивилизация погибла из-за того, что Тесей убил Минотавра?

–  Это аллегория, идея, выраженная в образах. Между прочим, текст, написанный на обороте плана монастырских подземелий, имеет схожий смысл. Ангел низверг змия древнего в бездну, заключил его и положил над ним печать. Наверное, не для того, чтобы кто-то эту печать сломал и выпустил пленника на свободу!

–  Ты права. Я вот все думаю про ключ от лабиринта! Кто такой Тесей? Еще одна маска? Очередное превращение? Ведь если верить мифам, то Минотавр и его победитель - дети одного отца, бога Посейдона? Герой и чудовище - порождение божества, воплощающего в себе обе стороны бытия: свет и мрак?

–  Не узнаю тебя!
– засмеялась Ева.
– Рассуждаешь, как философ! Скажи еще, что нить Ариадны - это непрерывность и постоянство осознания, которое может вывести из лабиринта. Ибо тот, кто забыл дорогу, обречен на вечное блуждание по бесконечным коридорам, заполненным темнотой и чудовищами.

Они ехали по трассе, запруженной машинами. Шел мокрый снег. Свернувшийся кольцами каменный город-лабиринт медленно погружался в мутные осенние сумерки. Казалось, пространство и время зыбки и преходящи, как эти тающие на лету снежинки. Где-то между небом и землей с ними происходит мистерия превращения, составляющая вечную тайну жизни.

–  Знаешь, кажется, Леонардо да Винчи сравнивал лабиринт с маткой, внутри которой происходит развитие плода, - задумчиво произнесла Ева.
– Это символ перехода из одного состояния в другое.

Она замолчала. Крупные хлопья снега налипали на лобовое стекло.

–  Заоблачный охотник разошелся не на шутку, - заметил Смирнов.
– Только перья летят! Красота… Стихия!

Автомобиль крохотной точкой мчался сквозь густую снежную пелену, между небом и землей, между мирами…

Господин Корнеев и Феодора стояли на балконе ольховского дома, любуясь теми же сумерками. В небе за снежными тучами стояла размытым голубоватым пятном луна.

–  Я знаю, что такое нить Ариадны, - нарушил молчание Петр Данилович.
– Это нить любви. Меня она трижды увела от смерти. Не случайно господин Смирнов предложил мне надеть одежды Диониса, даже весьма кстати. Ведь именно этот бог влюбился в красавицу Ариадну, сделал ее своей женой и вместе с бессмертием подарил ей венец из сверкающих звезд. В конце зимы я покажу тебе эту Северную Корону.

–  А сейчас нельзя?

–  На нашем небе ее пока не видно.

–  Что будет с домом в Рябинках?
– спросила Феодора.
– Я не смогу больше переступить через его порог.

–  И не надо! Дом продадим, а проклятый подвал я велю засыпать. Черт знает, что это за Леший холм? После такой жуткой истории всякое приходит в голову.

–  Легенда о лабиринте ждет того, кто разгадает ее скрытый смысл, - сказала Феодора.
– Ключ от бездны утерян. Его нелегко будет отыскать.

Эдуард Проскуров приехал в больницу, куда привезли Нану. После приступа необузданного буйства она впала в кому и лежала безучастная, бледная и чужая. Это была не та женщина, которую он любил, с которой обвенчался в горах, под высоким, чистым небом… Как же так? Что крылось за ее маской невинности?

«Прекрасна, как ангел небесный, как демон, коварна и зла!» Не зря она рассказывала ему в день свадьбы о царице Тамаре, жестокой любовнице.

Проскуров не умел молиться. Он смотрел на заострившиеся, некогда милые черты ее лица и не ощущал ничего, кроме пустоты. Княжна гор, похитившая его душу, выпустила ее из обессилевших пальцев.

Поездка в черном «Фольксвагене», ужасная сцена, разыгранная Владимиром и Наной, непристойный танец в подземелье при свете факелов, отрубленная бычья голова на земляном полу, рассказ сыщика, казавшийся смесью безумного вымысла и жуткой правды, - все это отрезвило Эдуарда. Многое Славка домыслил, но если он в чем-то и ошибся, то несущественно.