Московский лабиринт
Шрифт:
Не выстрелила. В последнее мгновение удержала палец на спусковом крючке. Потому что узнала. Этого нельзя было не узнать.
– Интересно, – лысый математик опустил автомат, – а я думал, что вы давно там… – грязным пальцем указал себе под ноги.
Жест вышел мрачновато-двусмысленный.
– А мы туда не торопимся… – прищурилась в ответ.
Но математик меня уже не замечал. Бросился к раненому и опустился рядом на колени:
– Вовчик!
Нет ответа. Математик склонился, прислушиваясь:
– Дышит… Живой!
Поднял на меня глаза:
– Кто-то
– Видели, – кивнула я, – вон там он валяется… А ещё один – в доме засел.
Раненого юношу я, конечно, узнала. Тот весёлый картёжник, что даже не пытался отстоять кровные монеты, а лишь наблюдал за «выступлением» Артёма.
Вовчик застонал и открыл глаза:
– Привет…
Выглядел он не очень здорово.
Хотела звать доктора, но он уже и сам был рядом. Физик вдвоём со «стечкиным» остался караулить Боксёра.
Грэй осмотрел рану и успокоил:
– Сквозная… Ничего важного не задето. Только шок и кровопотеря.
Разорвал «штатовский» медицинский пакет со стерильным бинтом и сделал перевязку. Вколол обезболивающее.
– Класс. Теперь буду под кайфом! – сказал Вовчик. Пытаясь выглядеть бодрее, чем это было ему под силу. – А я вас точно не задел? Извините. Перетрухнул малость… когда этот гад в меня шмальнул… Хорошо, что вы его сразу успокоили…
– Первый выстрел был твой. Он же после этого Артёма выпустил. Это я хорошо помню…
– Нет, – заспорил Вовчик. – Сначала он в меня – два раза. И вы – в него… А уже после я…
До меня начало доходить.
– Вовчик, ты только очередями стрелял?
– Ну да.
Посмотрела на Грэя. Он был удивлён:
– Таня, я вообще-то тоже думал, что Ромыча ты подстрелила.
– Нет. Первая пуля – была не моя.
Доктор озабоченно почесал щёку. Глянул по сторонам. Я тоже ощутила холодок на спине. Кто-то невидимый сейчас вблизи молча наблюдает за нами… Или даже тихо посмеивается над нашим замешательством?
– Пора отсюда уходить. Только сначала вернуть оружие и с Боксёром разобраться, – прищурился Грэй.
– Боксёр? – заморгал математик.
– Он самый. Вон в том подъезде. Артём держит его с фронта, а мы попробуем – с тыла… Таня, ты куда?
– Сейчас, Грэй…
Я и сама не могла толком объяснить, что собираюсь делать.
Догорающие остатки здания. Над ними зыбкое, сизоватое марево. Будто над раскалённым песком в Сахаре. Очертания противоположного дома колышутся, словно мираж. Пустые глазницы окон вздрагивают, как живые… Но там никого нет.
Обошла пожарище. И направилась к крайним, самым дальним от меня окнам первого этажа. Между ними и тем местом, где стоял Ромыч нет дрожащего марева. Можно хорошо прицелиться. Тем более, что именно к тем окнам старикашка повернулся неприкрытой спиной.
Чистая логика. Но кроме доводов разума, теплится неясное чувство… Кто-то живой есть поблизости. Кто-то мне знакомый. И это ощущение ведёт меня именно к тем окнам…
Останавливаюсь:
– Эй! Не бойтесь. Я без оружия.
Карабкаюсь на подоконник. Пусто. Спрыгиваю внутрь. Иду через комнату.
Осколки стекла хрустят под ногами. Шуршат обрывки газет. Но я ведь и не собираюсь прятаться…– Не бойтесь…
– Не подходи!
Чёрный зрачок пистолета смотрит мне в лицо.
Я медленно приседаю напротив. Поднимаю ладони:
– Видишь, оружия нет.
Зрачок «Макарова» опускается.
Она всхлипывает, а Павлик и безрукий ребёнок молчат, затаившись в углу. Слишком напуганные, чтобы плакать…
Значит, их так и не нашли. «Опекун» погиб у них на глазах, и они убежали. Трудно представить, что они чувствовали, пока смерть падала с неба.
Я и не буду представлять. Нельзя мне…
– Это ты выстрелила в Ромыча?
– Он… Он в Вовчика пальнул… Я… Я не виновата…
Глядя на неё, самой хочется плакать. Но я улыбаюсь. Потому что знаю: слёзы – самая дешёвая вещь на свете… Дешевле – только кровь.
– Всё нормально, Иришка. Ты всё правильно сделала. Пойдём… Наши ждут. Влад ждёт. Он вас не бросит. Он и Вовчика за вами прислал…
Усаживаю всех троих на подоконник. Спрыгиваю вниз и помогаю им спуститься.
Машу рукой Грэю:
– Всё в порядке.
И в это мгновение пуля вонзается в стену рядом с моей головой. Падаю на асфальт, увлекая за собой детей.
Чёрт, мы так и не забрали у «мёртвого» Ромыча пистолет! Не рискнули ползать под прицелом у его живого напарника.
Короткая автоматная очередь. Со стороны здания, где засел Боксёр. И всё стихает.
Жду, не веря тишине.
– Таня! – растерянный голос Артёма. Вероятно, он так и не понял, кто на самом деле в нас стрелял.
– Лежите! – приказываю Иришке. Она не плачет. Павлик хнычет – кажется, зашиб коленку.
Осторожно приподнимаюсь.
Метрах в двадцати на земле, рядом с головой оскалившегося Ромыча, ширится свежее тёмное пятно.
Артём повернулся в мою сторону, делая отчаянные знаки – мол, пригнись, дура. Сам он высовываться из-за бетонной плиты не рискует. Грэя и математика не видно. По-моему, они сейчас пытаются обойти Боксёра с тыла.
Выходит, я увидела и поняла больше всех остальных.
Петляя как заяц, бросаюсь вперёд.
Глаза у Артёма становятся огромными и круглыми, как у мультяшного персонажа. Но когда я оказываюсь рядом, он вскакивает во весь рост из укрытия и несётся следом.
Вбегаем в подъезд. Даже здесь, в сумраке, кровавый след отчётлив. Тянется вверх по лестнице. Искать долго не приходится.
Боксёр лежит на ступенях, чуть ниже площадки второго этажа. Левая рука зацепилась за ограждение лестницы. Правая – держит автомат, безвольно свесившийся стволом вниз. Отсюда, через окно, хорошо видно неподвижное тело Ромыча. Наверное, Боксёр вложил в ту, последнюю, очередь все свои силы…
Наше оружие валяется рядом. Отодвигаю его ногой. Артём торопливо подбирает «вайпер».
Слегка дёргаю за цевьё «калаша». Пальцы Боксёра разжимаются. Он открывает глаза, смотрит на меня. И будто не видит. Потом сквозь тусклую муть просвечивает огонёк разума. Едва тлеющий.