Московский полет

А я не стальной, не чугунный и даже не железный. Пока я пишу, пока стучу по клавишам своего Compaq, я постоянно ощущаю у себя за спиной, в других комнатах, жгущее мой затылок поле ненависти. Это моя жена ненавидит меня за то, что я не подмел квартиру, не вымыл ванну, не сварил обед и плохо вымыл посуду. Потому что самой заниматься домашним хозяйством – это ниже ее достоинства. Ведь она актриса!

– Еще обслуживай вас! – говорит она дочке, когда та просит ее о чем-то.

Стиснув зубы, я сижу за компьютером и говорю себе: «Не вмешивайся. Молчи. Работай».

Но поле Лизиной ненависти прожигает стены, давит мне в затылок, врывается в плоть романа и, черт возьми, провоцирует там, в моей миражной России, гражданскую войну, национальные восстания и рабочие забастовки, переходящие в резню. Я пытаюсь сдержать это кровавое развитие истории, свернуть свой сюжет в мирное русло, но тут приходит Хана:

– Папочка, мне скучно. Ты можешь пойти со мной погулять?

– Погуляй с мамой.

– Мама занята, она не может.

– Чем она занята?

– Она смотрит «The Young and The Restless».

Я выключаю компьютер и иду с дочкой гулять. Лиза смотрит «The Young and The Restless», «As the World Turn» и прочую муть и считает, что так она учит английский язык и специфику американского театра. Разве можно прервать этот великий процесс?

Совершенно естественно, что из-за этих прелестей быта я порой по месяцу не прикасаюсь к своей жене. Она от этого бесится еще больше или садится в машину и, не сказав ни слова, уезжает куда-то на весь вечер, до поздней ночи. О, как хорошо, как тихо становится в доме, когда нет рядом этого облака ненависти! Даже если она завела себе любовника – мне плевать! Я купаю дочку, укладываю ее спать, читаю ей книжку, а когда она засыпает, опять сажусь к своему компьютеру, к его уютному и все понимающему зеленому экрану…

Но иногда я взрываюсь. Или Лиза взрывается. Или мы взрываемся одновременно. Это типичный семейный взрыв, когда повод для скандала совершенно не важен, его и вспомнить потом невозможно. Просто критическая масса взаимной ненависти уже переполнила емкости наших тел. Между прочим, такие же скандалы я слышу почти каждые три дня и в соседних домах, а потом, наутро, мои соседи в обнимку выходят во двор и жарят гамбургеры.

Но у меня с Лизой почти не бывает перемирий. Потому что любое перемирие должно означать мою полную капитуляцию, а именно:

1) стопроцентное признание Лизиного права спать до десяти часов утра, а потом весь день смотреть «The Young and The Restless», «As the World Turn» и прочую мыльную телемуть;

2) радостное исполнение (мною) всех супружеских обязанностей, включая мытье посуды, стирку белья, уборку дома, закупку продуктов, кормление дочери, доставку ее в детсад и обратно, а также еженедельные вывозы обожаемой жены на social events [социальные рауты] и еженощное сексуальное ее обслуживание;

3) незамедлительный найм постоянной домработницы-няньки, которая избавит наконец Лизу от ненавистной ей домашней работы и позволит полностью сосредоточиться на реализации ее творческих замыслов.

За десять лет нашей совместной жизни мне только один раз удалось сочетать выполнение этих условий, да и то недолго – ровно два месяца после получения аванса за «Пожар в тайге». А через месяц после исчезновения моего аванса (а также домработницы и летней дачи на берегу моря, куда так охотно приезжали наши друзья) меня по ночам стали снова терзать когтистые черные пантеры. Днем я опять ощутил своим затылком до боли знакомое поле ненависти. Тут я опять взорвался и от безнадежности своей супружеской жизни даже брякнулся с разбегу головой о стенку.

– Вот видишь, ты сумасшедший! – обрадовалась Лиза. – Я же всегда говорила: ты псих, тебе надо лечиться! – И она увела дочку в другую комнату, потому что «неизвестно, что этот псих может еще сделать». А заперев ее в дальней комнате, вернулась и сказала: – Все! Уходи! Я вызвала полицию. Ты сумасшедший, ты можешь нас убить!

– Никуда я не уйду! – ответил я, струхнув, потому что меня самого испугал мой поступок: я понял, что дошел до предела. – И в гробу я видел твою полицию! Нет в мире силы, которая заставит меня уйти от дочки!

– Это не твоя дочка!

– Что? Ну, знаешь! – Я даже задохнулся от шока. – Ты побольше смотри «The Young and The Restless», там еще и не такие есть сюжеты!

Я лег на диван и закурил, стараясь успокоить грохот сердца. Лиза, оказывается, готова на все – вызвать полицию и даже выдумать, что Хана не моя дочка. Но зачем? Почему она так меня ненавидит?

Обдумать этот вопрос я не успел, в дверь постучали. Я встал и пошел в прихожую. За дверью стоял полицейский с дубинкой, а второй прятался за припаркованной напротив нашего крыльца машиной и держал мою дверь на мушке пистолета. Видно, Лиза по телефону представила им меня с самой лучшей стороны, и они уже вообразили милый заголовок в завтрашней местной газете: «РУССКИЙ ЭМИГРАНТ ДЕРЖИТ ЗАЛОЖНИКАМИ СВОЮ СЕМЬЮ». Я открыл дверь и вышел на крыльцо.

– Don’t move [Не двигайся]! – крикнул мне полицейский с дубинкой. – Повернись! Руки к стене!

Я повиновался, а второй полицейский, с пистолетом, пробежал мимо меня в дом. Наверно, он мчался спасать мою жену и дочку, которых, по словам Лизы, я собирался убить. Но, обнаружив, что Лиза и Хана живы, полицейский разочарованно вышел на крыльцо и уже без особого интереса ощупал мои карманы. Конечно, это была замечательная сцена для соседей, которых развлек приезд полицейской машины в наш тихий район.

Но поскольку оружия у меня не было, полицейский велел мне опустить руки и войти в дом.

– So, что случилось? – спросил полицейский в комнате.

– Он сошел с ума и может нас убить, – сказала Лиза. – Я хочу, чтобы вы выбросили его из дома.

– Он вас ударил?

– Еще нет, но может. Он разбежался и стукнулся головой о стенку!

– Well… – Полицейский посмотрел на меня с интересом. – Как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке, – сказал я хмуро.

– А стенка?

– Стенка тоже в порядке, спасибо.

– So! – повторил полицейский. – Итак, кому принадлежит этот дом? Вам или ему?

– Мы снимаем его, – сказал я.

– Хорошо. Кто снимает его? Официально?

– Мы оба, – сказала Лиза.

– В таком случае, леди, – сказал полицейский, – мы не можем выбросить его отсюда до решения суда. Только судья может приказать выбросить человека из его дома. Мой вам совет: решите ваши действия с адвокатом.

– Но с ним опасно находиться в одном доме! Он – сумасшедший! – сказала Лиза.