Московское воскресенье

— Право, Оксана, если я вас не стесню, я перееду с удовольствием.

— Едемте скорее.

— Минутку, минутку. За нами придет грузовик и спокойно эвакуирует.

— Спокойно? Но ведь всегда в десять начинается тревога. Прилетают немецкие бомбардировщики.

— Так ведь в десять, а сейчас без двадцати. Немцы хотя и гады, но очень точный народ. Они позволят нам закончить дела, прежде чем начнут убивать.

Во двор грузно вкатилась машина, послышалась ругань шофера, споткнувшегося в коридоре. Не найдя двери, он закричал на весь дом:

— Выходи, чья очередь!

Роман распахнул дверь и крикнул:

— Зайди, помоги!

Шофер ввалился, грузный, неповоротливый, злобным взглядом окинул комнату, подумал вслух:

— Барахла не много, за один раз увезу, но вы поторапливайтесь: уже без двадцати минут десять.

Роман сказал новый адрес, и шофер, обрадованный тем, что ехать не на заставу, рьяно принялся таскать вещи.

Темнота так сгустилась, что не видно было даже протянутой руки. Оксана закрыла глаза, впервые почувствовала радость и тепло на сердце.

Грузовик мчался по темной пустыне города.

Потом из холодного мрака они вошли в ярко освещенную квартиру. Плотные шторы словно укрывали их от гула приближающейся войны.

Только сейчас Оксана заметила, что Петр Кириллович увез все имеющиеся в доме запасы, не оставил ни куска хлеба. В отчаянии она остановилась на кухне, не зная, что и предпринять. Но вдруг вошел Роман и сказал:

— Ужин уже на столе. Я заварю чай.

Оксана увидела, что все продукты, приготовленные еще Машенькой, Роман выложил на стол.

Только они приступили к ужину, как в дверь постучали. Вошла комендантша и строго сказала, что у них просвечивают окна. Оксана сейчас же подбежала к шторам и плотно закрыла их. Но комендантша не уходила, Подозрительно взглянув на Романа, она спросила Оксану, кто это сейчас приехал к ним на грузовике. Оксана торопливо объяснила, что пустила нового жильца, у которого есть ордер на свободную жилплощадь. Комендантша долго рассматривала ордер. Все было правильно. Постояв немного, она сказала уже ласково:

— Гражданин, а вы не подежурите сегодня?

— Нет, нет, — испуганно ответила Оксана, — он только что приехал, он художник, он не может дежурить.

— То есть как это не может? — строго спросила комендантша. — Все граждане обязаны защищать свои дома. А тут даже и не на своем доме дежурить надо, а на электростанции. Дело общественное, нельзя отказываться… Здесь до вас жили люди, палец о палец не ударили за всю войну. Это разве честно? Одни тушили зажигательные бомбы, другие таскали песок, а они как паразиты жили.

Неизвестно, когда бы комендантша кончила свою отповедь, если бы Роман не поторопился ответить ей:

— Хорошо, хорошо, запишите, с завтрашнего дня в любой час по вашему указанию.

Довольная комендантша раскланялась, пожелала спокойной ночи и удалилась.

Оксана прошла в кабинет Евгения, постелила на диване, вытерла пыль со стола, вернулась и сказала Роману:

— Пожалуйста, вам сюда. Спокойной ночи!

Он улыбнулся и молча вышел.

Она, раздеваясь, что-то напевала, потом прыгнула в кровать и зажмурилась, вдруг почувствовав себя такой счастливой, словно ей восемнадцать и она окончила школу и получила в подарок золотые часы. Выключила свет и в темноте, осмелев, прошептала:

— Машенька, я забочусь о твоем брате! Все будет хорошо!

Утро началось с непривычных хлопот. Оксана приготовила завтрак на двоих. Потом помогла Роману распаковать ящики, развесить картины на стенах. К девяти порядок был восстановлен. Роман принялся за работу.

Прежде чем уйти в госпиталь, Оксана вдруг странно загрустила:

— Я ночью обязательно приду к вам на дежурство. Пусть для меня оставят пропуск. Я еще ни разу не дежурила.

— Нет, нет, — сказал Роман. — Если начнется тревога, уходите в бомбоубежище.

Оксана пыталась возражать, но он заговорил так строго, что пришлось подчиниться.

Наступила тихая, светлая ночь. Все звезды, мелкие и крупные, висевшие над пропастью, были чисты и ярки, золотые нити от них текли до самой земли, искристо отражались в темных окнах.

Приближался десятый час. И уже слышался смертоносный рокот моторов. Но Оксана была спокойна. Только вспомнив настойчивую просьбу Романа, она спустилась в бомбоубежище.

Под домом, в маленькой железобетонной коробке, Оксана подсела к девушке с книгой, и они вместе начали читать стихи Лермонтова:

Я долго жил, И жил в плену. Таких две жизни за одну, Но только полную тревог, Я променял бы, если б мог…

Где-то очень далеко, словно хлопушки, грохнули первые выстрелы зениток. Все молча переглянулись, кто-то громко вздохнул:

— Началось.

Выстрелы стали чаще, потом вздрогнула земля, все снова переглянулись, как бы говоря — одна упала, — и каждый мысленно представил себе место, где упала бомба. Они рвались где-то очень далеко.

Вдруг страшный толчок потряс бомбоубежище, словно треснула кора земли, и дом над убежищем рухнул. Свет погас. Наступила такая тишина, будто кругом были мертвые, потом кто-то вскрикнул?

— Бомба упала на дом!

— Нас засыпало! Мы похоронены!

Оксана слышала эти возгласы, с трудом освобождаясь от оцепенения, но, чем явственней слышались голоса, тем острее в ней пробуждалось сознание. С трудом выбралась она из-под груды навалившихся на нее тел, пыталась протиснуться к двери, вспоминая ее расположение в этой черной, пугающей темноте, но попала в другую груду барахтающихся людей. Кто-то стонал, кто-то плакал. Но все громче и громче слышался чей-то властный голос:

— Тише! Без паники! Сидите на местах! Кто стоит у двери, отзовись!

Послышалось несколько робких голосов.

— Внимание! — продолжал командовать тот же голос из глубины убежища, где находились койки для больных и стариков. — Кто стоит у двери, попробуйте приоткрыть ее!

Истерический женский голос ответил:

— Нас засыпало! Мы похоронены заживо! Туся, я говорила, не ходи в убежище! Боже мой!

Чей-то громкий радостный голос перебил:

— Открывается! Граждане! Она открывается! У кого есть спички?