Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть 1
Шрифт:
— Так точно, товарищ главный военно-морской советник, вас больше фотографировать не буду. Фотокарточки Майорки загоню в газету, для покрытия дыры в моём бюджете! — нахально отрапортовал Лёха.
Залив полные баки топлива и масла, и затолкав в салон три бочки по двести литров бензина, после обеда большой самолет разбежался по полосе аэродрома Лос-Альказарес и взял курс на маленький аэродром около городка Кастельон, ближайшей ровной точке на материке по отношению к Майорке.
— Экипажу просьба пристегнуть ремни, сейчас наш командир попробует взлететь со всей этой лабудой на борту, — пошутил
За час до рассвета следующего дня, долив в баки бензина под самые пробки и проверив подвеску бомб, Лёха на этом французском птеродактиле отправился разносить военные цели на Майорке.
После маленьких манёвренных истребителей Лёха чувствовал себя управляющим баржой.
«Воздушный извозчик», — пошутил мысленно Лёха.
19 сентября 1936, небо над Майоркой.
Испанец, дежуривший по аэродрому, посмотрел на солнце, пытаясь понять, сколько времени, и лениво помахал красным флагом заходящему на посадку самолёту.
«Шесть утра! Эти вонючие макаронники совсем обнаглели, — лениво подумал дежурный. — Нет, они, конечно, пригнали технику и сами нам помогают, но вот гады! Закадрили всех местных баб, теперь за бесплатно не дают, и выпили всё вино! Ещё и летают, черти, во сколько хотят! Как-то только он высоко идёт, хреновые из них лётчики, всё таки», — отразилась в сонном испанском мозгу странность разворачивающейся ситуации.
— Кузьмич! Кораблям наши полтинники, что слону дробина в задницу. Мы лучше нанесём визит вежливости нашим коллегам и пройдёмся над аэродромом Майорки для начала. Там должны быть стоянки с самолётами франкистов. Устроим им доброе утро, как полагается! — озвучил свои намерения Лёха, — Кидать будем почти с бреющего. Если полезем на высоту хотя бы в пару километров, то нас заметят сильно заранее и встретят «салютом» из зениток. А там и дежурное звено поднимут, а догнать наш тихоход — это дело техники.
— Заходить будем через остров. Итальяшки, скорее всего, взлетают на море и заходят на посадку со стороны суши. Я зайду вдоль ряда самолётов на стоянке. Пока они разберутся, что это за «гости» к ним пожаловали, мы уже и «облегчимся».
— Фотоаппарат настрой заранее, и после прохода я дам влево и начну набирать высоту, вправо там горы. Хватай фотоаппарат и бегом снимай всю плёнку, лучший вид будет, — как никто другой в этом мире, Лёха понимал важность пиара и рекламы, — Затем уходим влево, в море на бреющем. Минут десять тянем на скорости, а потом лезем на максимальную высоту. Меняй кассету и сверху спокойно нащёлкаешь ещё раз порт и аэродром, чтобы доложиться о проделанной работе, — Лёха спокойно доводил Кузьмичу свой план налёта.
Испанец снова лениво помахал красным флагом заходящему на посадку самолёту. В это время солнечный диск начинал подниматься над горизонтом, освещая море и побережье. Аэродром ещё только начал просыпаться, переходя от ночной сонливости к повседневной рабочей суете. Тихо замерли длинным рядом на стоянке пятнистые итальянские трёхмоторные бомбардировщики. Юркие бипланы, накрытые маркировочными сетками, стояли ближе к командному пункту. Из расположенной невдалеке столовой отчётливо слышался звон кастрюль и потянуло запахом еды.
Низко идущий самолёт с рёвом взял курс ровно на стоянки самолётов.
— Куда! Идиоты! Вы что, полосы не видите, макаронники проклятые! — дежурный наконец проснулся
и истошно замахал флагом.На приближающемся самолёте внезапно распахнулись створки бомболюка, и, как в замедленной съёмке, небольшие бомбы очередью, одна за другой посыпались прямо на стоянку итальянских «Пипистрелло», превращая их в охваченные пламенем факелы. Аэродром, до этого тихий и мирный, мгновенно стал похож на адскую картину — в воздух взметнулись клубы дыма, раздались взрывы, а пламя пожаров от горящих самолётов начало быстро распространяться.
В это время задний стрелок самолёта дал длинную очередь из пулемёта, целясь куда то в сторону командного пункта. Пули засвистели в воздухе, поднимая облака пыли и осколков. Вся территория пришла в хаос, крики, шум сигналов тревоги и гул пламени. Оставшиеся самолёты даже не пытались подняться в воздух.
— Получи, фашист, гранату! — закричал Лёха, закладывая максимально крутой левый вираж и поднимая нос, чтобы дать Кузьмичу лучший ракурс для съёмки. Сделав половину круга и полюбовавшись заревом пожара, Лёха отвернул самолёт, уводя его прочь от аэродрома в блестящее море.
Он перевёл самолёт в набор высоты. Видя этот хаос, Лёха не видел смысла скрываться на бреющем, а потом опять долго набирать драгоценную высоту.
— Экипажу одеть кислородные маски! — продублировал Лёха на испанском. Правда, в его исполнении это звучало как «Ponerse mascara jeta» — «Маска Морда Надевать», но испанская часть экипажа даже не подумала улыбаться и быстро нацепила маски. Их уважение к командиру преодолело очередную ступень.
Французские двигатели оказались достаточно прожорливыми, и ни о каких тысяче двести километрах практической дальности, как показала практика, речи идти не могло. Через полтора часа после шабаша на аэродроме перед Лёхой встала дилемма: либо идти прямо сейчас на аэродром на побережье, либо рискнуть и сесть на дозаправку на Менорке в надежде раздобыть там топливо. Выбрав вариант с посадкой на Менорке можно было бы еще целый час осматривать водную поверхность в квадратах указанных Кузнецовым.
Рискнув и к полудню сев на маленьком аэродроме в Менорке, Лёха создал угрозу вывода аэродрома из рабочего состояния. Испанские члены экипажа тут же красочно рассказали окружающим о героическом налёте на аэродром Майорки, чем привели в совершеннейший восторг местных авиаторов. А уж уничтожение итальянских бомбардировщиков вызвало натуральную эйфорию. Причём цифры постоянно росли, противодействие мятежников возрастало, самолёт уже как самый настоящий берсерк шёл сквозь море огня, отстреливаясь из всех стволов. В итоге лётчиков усадили за стол и накормили от пуза, появилось местное вино, и Лёхе стоило огромных усилий оторвать экипаж от стола и затолкать их обратно в самолёт.
— Лёша, может, останемся до завтра? — даже преданный Кузьмич был поколеблен испанским хлебосольством.
— Ага, а самолёты ты на Майорке видел? Куда они, по-твоему, первый визит нанесут? Взлетаем! — Лёха был непреклонен. Каждые лишние десять минут на почти беззащитном аэродроме вызывали у него нервный тик до судорог организма.
Залив баки слегка подозрительным вонюченьким, но единственно доступных бензином, Лёха разбежался и понял самолет в вечернее небо, взяв курс прямо на Картахену. Перед ним лежали почти 500 км над морем и два с половиной часа нервного всматривания в высокое голубое небо.