Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая

Лёха дал крен влево, выводя нападающих из мёртвой зоны и давая шанс стрелку поймать цель в прицел.

Сзади стукнула короткая очередь.

— Стрелок, пока береги патроны. Я буду крутить влево-вправо. Командуй, где они. Подпусти метров на триста, дай команду, куда подвернуть, и после пристрелочной сразу долби на вынос.

На фоне синего неба, тянущегося до самого горизонта, грозный советский бомбардировщик СБ, обтянутый серебристым металлом, метался из стороны в сторону, как зверь, загнанный в угол. Его моторы рычали на пределе, стараясь выжать максимальную мощность и дать самолёту шанс уйти от нападения. Корпус скрипел под резкими манёврами. Лёха, крепко вцепившись в штурвал, нервно бросал взгляд на приборы. Металлический корпус самолёта содрогался под натиском перегрузок, двигатели ревели на полных оборотах, выжимая всю возможную мощность.

Лёха мысленно проклинал судьбу. Истребители должны были охранять свой аэродром, и куда смотрело дежурное звено — было непонятно. «Прохлопали ушами, веники!» — ругался Лёха.

На высоте, даже с бомбами, они могли бы уйти за счёт скорости СБшки, но сейчас, перед посадкой, скорости почти не оставалось — приходилось полагаться на маневренность самолёта и меткость стрелка.

— Хрюкин, ты как там? Готов? — бросил Лёха в микрофон.

— Готов, командир. Вижу первого, метров четыреста, чуть внизу и слева. Второго пока не вижу! — голос стрелка был напряжён, но твёрд.

СБ с рёвом набирала только что потерянную скорость, стараясь уйти из-под атаки.

По полю аэродрома разбегалась пара бипланов с республиканскими опознавательными знаками.

«Куда! Срежут же на взлёте!» — ругался про себя Лёха.

— Стрелок. Работаем. Я сейчас их раскручу!

Лёха плавно работал педалями, стараясь, не теряя скорости, идти змейкой, давая стрелку шанс увидеть нападающего и прицелиться.

Вражеские истребители подошли чуть ближе, и воздух оказался разрезанным длинными очередями. Одна из очередей простучала по самолёту, задев обшивку крыла и вызвав дрожь по всему корпусу. Лёха выровнял самолёт, несясь над землёй на полных оборотах моторов.

— Первого вижу! Справа, триста пятьдесят метров! — крикнул Хрюкин. — Командир, вправо!

Лёха тут же подвернул, уведя самолёт ещё ниже, прижимаясь к самой земле. Они неслись на бреющем полёте над поросшими редкой растительностью невысокими холмами. Первый из бипланов оказался в поле досягаемости турели. Хрюкин, не теряя времени, поймал его в прицел и выдал короткую очередь.

— Влево ещё чуть-чуть… — скомандовал он, словно зверь, следящий за добычей. — Держи так, командир!

— Ровнее некуда! — выкрикнул Лёха, стараясь удержать самолёт на пределе возможностей.

Враг уже был на расстоянии трёхсот метров. Его крылья отражали солнечные лучи, и пулемёты плевались огненными жгутами, тянувшимися к самолёту Лёхи.

— Огонь! — сам себе крикнул Хрюкин в шлемофон и выжал спуск. Крупнокалиберный пулемёт ожил, затрясся, выплёвывая очередь тяжёлых и очень злых свинцовых пуль навстречу нападающему истребителю. Трассеры пронзили воздух, устремившись к цели. Вражеский биплан дернулся, как будто пытаясь уйти в сторону, но было поздно. Пули прошили корпус, пройдя от двигателя через крыло к хвосту. Вражеская машина задымила, резко ушла в горизонтальный вираж, крутанулась через крыло и, оставляя за собой длинный чёрный дымный след, развернулась прочь, удаляясь от бомбардировщика,

— Есть! Один отвалился! — выдохнул Хрюкин в рацию.

Но радость его длилась недолго. Второй истребитель, видя повреждение и выход из боя своего собрата, казалось, с новой яростью бросился в атаку. Лёха резко бросал самолёт то влево, то вправо, сбивая прицел и уходя от устаревшего, но всё ещё очень опасного противника. Бомбардировщик кренился и дрожал, но продолжал разгоняться с максимально возможным ускорением… Очереди вражеского пулемёта разрывали воздух совсем рядом с хвостом бомбера, а Хрюкин, вращая турель, отчаянно искал цель.

— Где он, Хрюкин? — крикнул Лёха.

— Сзади-слева! Заходит в упор! — голос стрелка срывался на крик.

Лёха снова отработал педалями, разворачивая самолёт и открывая обзор стрелку и на этот раз противник оказался чуть ближе к самолёту Лёхи. Хрюкин мгновенно повернул пулемёт, поймал цель в прицел и снова выдал очередь. Пули прошли рядом с бипланом, заставляя того резко менять курс.

В этот момент Лёха, осознав, что враг потерял инициативу, направил самолёт вправо и вверх, и почти сразу переводя в горизонтальный полёт. СБ подпрыгнул чуть выше, дав Хрюкину идеальную возможность прицелиться в нападающего.

— Сейчас! — почти рычал стрелок в шлемофон.

Длинная очередь, полная ярости и точности, наконец-то прямо прошила второй биплан, нанизывая его на свинцовые иглы. Машина, созданная для войны, начала разваливаться в воздухе на запчасти, превращаясь в обломки, которые разлетались во все стороны.

— Сбили!!! — в восторге заорал по внутренней связи лейтенант, пилот, а сейчас просто стрелок Тимофей Хрюкин.

Лёха почувствовал, как напряжение спадает. Но радоваться было ещё рано. Он плавно заложил вираж и вывел СБ в горизонтальный полёт, направляя его к своему аэродрому. За спиной экипажа, на месте, где только что шла смертельная схватка, остались лишь дымные следы и обломки.

28 ноября 1936 года. Кладбище города Саламанка.

На следующий день генерал Франко стоял во главе траурного митинга с маской скорби на лице. Хотя куда больше подошло бы выражение откровенной ярости, которую он с трудом скрывал. Церемония прощания с его первым заместителем и другими погибшими была торжественной, но обстановка раздражала его до глубины души. И не только из-за утраты ближайших соратников.

Всего два дня назад этот м*дак, его политический заместитель устроил грандиозный митинг в центре города, призванный поднять боевой дух франкистов. Толпа ликовала, размахивая знаменами, трибуна гремела от патетических речей, а заместитель, не вовремя решивший проявить единство с простым народом, размахивая руками в приветствии, направился к деревянному сортиру, выстроенному на углу парка.

Именно в этот момент, как из ниоткуда, прямо из высокого ясного неба, появился одинокий республиканский самолёт. Никто не успел даже понять, что происходит, когда одна небольшая бомба угодила точно в трибуну, вторая — в оркестр, оборвав бравурный марш и превратив его в похоронный. Но самая большая беда произошла, когда третья бомба угодила прямиком в сортир, мгновенно перемешав его посетителей с древесиной и нечистотами, разметав и развесив получившуюся смесь по газонам и деревьям парка.

Сам Франко, к его счастью, задержался в кабинете и не успел добраться до трибуны. Впрочем, этот случай оказался едва ли не единственным плюсом в той катастрофе. Собрав части своего заместителя в один пакет и организовав торжественные похороны, Франко теперь имел возможность двинуть своих людей вверх.

Но…

Взрыв мгновенно уничтожил не только политического заместителя Франко, но и весь цвет местного франкистского руководства, стоявшего рядом. Масштаб и лёгкость этой потери потрясли всех, включая самого генерала.