Москва 2066. Сектор

– Мне вот почему-то показалось, что ты хочешь пойти на попятную, – сказал наконец Виталий. – Не нравится тебе наш Ленинский проспект?

– Нет, не нравится, – сказал Чагин.

– Хочу напомнить, что ты будешь здесь работать не столько в своих интересах, сколько в интересах своего Мира. Хотя я и сомневаюсь, что он твой. Помни, что наша проблема – ваша проблема. Не поможешь нам, пострадают тихие. Все просто.

– Это призыв к совести или шантаж? – спросил Чагин.

– Да какая разница? Это факт.

Виталий выкрутил руль и свернул с проспекта. Стало немного тише, но и грязнее.

– Скоро приедем, – сказал он. – Хочу спросить. Ты счастлив?

«Что?» – чуть не вырвалось у Никиты. Нужно отдать должное полковнику, подумал Чагин, он умеет сразу переходить к сути вопроса. Хотя иногда это выглядит неожиданно.

– Сейчас или вообще? – уточнил Никита.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Тогда да. Да, я счастлив.

– А какое оно, твое счастье? Что ты чувствуешь?

– Ну, это, Виталий, очень долгий разговор.

– А ты попробуй коротко.

Никита задумался.

– Коротко? – спросил он немного погодя.

– Да, коротко. В двух словах.

– В двух словах – я перестал гоняться за счастьем. И это чувство само по себе счастье.

– Интересно. – Полковник откинулся на подголовник и, выпрямив руки, уперся ими в руль. – Интересно. А что ты все-таки при этом чувствуешь? Покой? Ощущение безопасности? – Полковник хмыкнул. – Сонливость?

– Виталий, это нечестно. Я уже ответил. Причем, как просили, в двух словах, – сказал Чагин. – Теперь твоя очередь. А ты – счастлив?

– Неужели ты меня не боишься? – тихо сказал полковник, не меняя позы и продолжая глядеть прямо перед собой.

– Боюсь.

– Это правильно, – похвалил полковник. – Я, дружище, бываю счастлив. Когда побеждаю. Ну, или когда опасность миновала и я могу отдохнуть.

В этом месте полковник неожиданно вздохнул.

– Хотя я знал одного человека. Очень хорошо знал. Который бывал счастлив только перед лицом опасности… Ладно, – встряхнулся он. – Мы приехали. Воронцово. Послушай внимательно. Небольшой инструктаж.

«Ровер» остановился у неширокого мостика без перил, перекинутого через глубокий ров, поросший сорняками. Мостик упирался в металлические ворота метров пяти высотою, украшенные поверху чугунной вязью и двумя позолоченными львиными фигурками, напоминающими те, что Чагин видел на плакатах социальной рекламы, развешанных вдоль эстакады. Направо и налево от ворот шел грязный зеленоватый забор, еще более высокий, чем ворота. Верхняя часть забора, полоса высотою метра в полтора-два, наклонялась наружу и по самому краю была переплетена гирляндами колючей проволоки. Это было очень похоже на шумопоглощающее ограждение, вроде тех, которые в Москве устанавливали до Переворота вдоль автомобильных трасс. Присмотревшись, Чагин понял, что это и есть шумопоглощающее ограждение: забор был составлен из кусков, очевидно свезенных сюда из разных мест.

Виталий коротко и четко объяснил Чагину, что входить и выходить на территорию поселка Воронцово он сможет только по пропуску, рассказал, как он его получит, изложил основные правила режима, сообщил, что нужно будет подписать договор о неразглашении и под конец добавил:

– Сейчас будет встреча с президентом. У нас, как ты знаешь, отчествами не пользуются. Не принято. Но есть исключение. Президента будешь называть Елена Сергеевна. Предупреждаю, она может представиться, как Елена. А ты называй ее Елена Сергеевна. Понял?

– Понял, чего не понять, – вздохнул Никита.

– Ну, тогда, с богом! – сказал полковник и посигналил.

И пока ворота разъезжались в стороны, Чагин спрашивал себя, какого бога имел в виду Виталий: того ли, что и священник Лебедев, или того, который прятался за занавесочкой, или того, которого сам полковник якобы видел лично, а может, и того, который в виде женской фигурки украшал храм при въезде в Сектор.

Адамов

Господи! Да ведь, в конце концов, люди тысячи лет мечтали о жизни в раю, а когда эта жизнь началась, оказалось, что для счастья не хватает Интернета.

Рыкова

Когда Бур позвонил, что они уже в Секторе и скоро будут, Елена Сергеевна немного засомневалась, правильно ли везти журналиста сразу в дом, в Воронцово. Не лучше ли вначале принять его по протоколу, в Белом доме? Все-таки она президент, а он – всего лишь наемный работник, ландскнехт, или как там это называется. Нужно придерживаться разработанной версии.

Но когда Виталий попытался надавить на нее, предлагая держать журналиста в строгости и сохранять дистанцию, сомнения развеялись. Силовой вариант Елену Сергеевну не устраивал. Лаской, значит лаской.

Даже хорошо, думала она, что Виталий последние дни так озабочен поисками своего бывшего дружка, не будет мешать ей проводить свою линию. А тот, конечно, заслуживает, чтобы Бур его нашел. «Оборзевшая скотина! Посчитал, что может делать у нас, в Секторе, все, что ему хочется».

…Ну что ж, гостиная на втором этаже, конечно, лучшее место для первой встречи с отцом Ребенка. Здесь есть камин, два старинных шкафа с книгами (до сих пор служившими, правда, исключительно в качестве украшения интерьера), и прекрасный вид на пруд с лебедями.

Елена Сергеевна повернулась несколько раз перед громадным зеркалом в позолоченной деревянной раме, висевшим над камином. Да, оделась она тоже правильно. Не слишком официально, но и не слишком по-домашнему. Чтобы заинтересовать приезжего из Мира кретинов, нужно немножко отличаться от их тихих теток. Но и не следует, конечно, одеваться совсем как дерганая. Можно отпугнуть.

Поэтому она надела тесную, зауженную к коленям, светло-персиковую юбку, такого же цвета блузку с не слишком глубоким квадратным вырезом и темно-бордовый коротенький лайковый пиджачок.

Во всем Секторе только Рыкова, да еще Наташа, ее правая рука в проекте «Прыгающий человек», могли позволить себе отступить от моды и подчеркнуть линию бедер. Только они носили старинного покроя платья, тесные юбки, обтягивающие джинсы и разные кофточки и пиджачки с бантиками над углублением поясницы.

Елена Сергеевна осталась довольна тем, что отразило зеркало. Она попятилась, чтобы разглядеть туфли, но зацепилась за край низкого круглого стола, выругалась и потерла ушибленную ногу. Не хватало еще синяков на коленях! – подумала она, засмеявшись. – Посчитают, что я специально навела тени, как эти молодые дуры, которые рисуют себе на коленках синяки. Кто спорит, это, конечно, наводит мужчин на романтичные мысли, но я все-таки руководитель государства…