Москва – город проклятых
Шрифт:
— Ну ничего, скоро придёт ответ из немецкой лаборатории, куда мы отослала образцы. Её руководитель Маркусу Краузе был другом Сергея.
— Он тоже такой же честный и благородный?
— Ага, как олень! — чему-то захихикала хозяйка лаборатории, впрочем добавила очень серьёзно: — Просто я ему доверяю. И очень жду ответа от него. Маркус такой же талантливый, как Сергей, и я очень рассчитываю на его помощь…
Зоя спохватилась, что всё она говорит одна. По её просьбе Ксения поведала о собственных злоключениях, о гибели коллег под гусеницами танка.
— Это закономерно, что у военных сдают нервы, — не удивилась чудовищному случаю Зина. — У
Только теперь Звонарёва вспомнила, что на башне злополучного танка, что раздавил их съёмочный автобус, белой краской было выведено «здесь внутри черти». И почти с мольбой обратилась к исследовательнице:
— Вы должны скорей сделать вакцину! Это будет великим открытием.
— Да, пожалуй, на Нобелевку потянет, — с лёгкой небрежностью согласилась Зоя. — Как говорил мой Сергей, если нам удастся сделать хороший препарат этим мы окажем неоценимую услугу человечеству. И нобелевка — самое меньшее, чем спасённое человечество сможет нас отблагодарить. И кое-что нам удалось…
— Неужели у вас есть вакцина?!
— Да, я знаю, я большой талант, — без ложной скромности согласилась хозяйка бункера, — я ведь Зоя, а это расшифровывается как «Золотая Я», в том смысле что бесконечно талантливая… В моей коллекции палеовирусов нашлось несколько похожих образцов, изучая которые мы с Сергеем с самого начала думали о вакцине. Со временем наша коллекция пополнилась прекрасными образцами новейшего вируса от недавно заражённых, и мы смогли сравнить их. Но нужно ещё дождаться ответа из Германии.
— Да, да, я знаю, — предвосхитила призывы собеседницы Зоя, — мы должны спешить, пока зараза не вырвалась за пределы города. Но прежде чем передать препарат военным, надо убедиться в его эффективности. Пока это лишь набросок. Наша экспериментальная вакцина по всей видимости работает только два часа. В течении этого времени заражение невозможно. Так мы надеемся…
— Только два часа? — не могла скрыть разочарования Ксения.
— Да, пока два часа — подтвердила Зоя. — Но это уже что-то. Пока вакцины немного — всего десять доз накоплено. Ведь у нас тут не фармакологическая фабрика, возможности очень скромные. И мы толком не успели её ещё испытать. Кстати, не хотите стать первой привитой испытательницей?
Зоя внимательно вглядывалась в лицо Ксении, будто видя её насквозь.
— Вы ведь журналистка, — она улыбнулась, показывая что отнекиваться бесполезно. — Ваши сказки про психфак оставьте для кого-нибудь другого. Профессиональное любопытство, постоянно написанное у вас на лице, трудно скрыть. И потом такая возможность вписать своё имя в историю… Ну, решайтесь! — Зоя будто дразнила её, глядя, как она теряется и немеет.
Ксения почувствовала себя кроликом, разложенном для препарирования на секционном столе. А Зоя ждала. В ней постоянно играла ртуть, переливалась, каталась упруго, рождая электрическое поле, сопротивляться которому не было сил..
— Боитесь? — улыбнулась исследовательница как-будто сочувственно, однако её глаза блестели, и похоже, ей нравилось
играть на чужих нервах.— Ладно, я пошутила, можете выдохнуть. Долг настоящего учёного — проводить самые опасные испытания на себе. Скоро я войду в помещение с зомби и позволю им укусить себя. Другой альтернативы, кроме как испытать вакцину на себе, я не вижу.
Остаток вечера Зоя была сама любезность с гостьей, даже проводила Ксению до двери её каюты.
— Ну всё до завтра! — дружески помахала учёная на прощанье Ксении. Спокойной тебе ночи. Барби.
Она повернулась и пошла по коридору. Ксения отчего-то продолжала стоять на пороге своей комнаты и глядеть вслед хозяйке. Зоя вдруг остановилась, будто почувствовала её взгляд, повернулась, у неё стало совершенно ужасное выражение лица, глаза полные ненависти:
— А ведь ты, дрянь, моего Серёжу — скальпелем в глаз…Ты хоть понимаешь, зараза, что тебя убить за это мало?!
Ксения юркнула к себе в норку и услышала через захлопнутую за собой дверь, как железная кнопка зарыдала в голос:
— Серё-ёженка! Соколо-ол ты мо-ой ясно-оглазый!
Глава 77
Владислав Козырев провожал взглядом удаляющиеся бронемашины его президентского кортежа. Он завидовал Захару и ребятам. Но одновременно оставшегося без многочисленной свиты политика не покидало мерзкое чувство, что его предали. Бывшие соратники и президентские полномочия разбегались от Козырева, словно тараканы…Один его приятель в молодости несколько лет прожил у родителе жены в «двушке» у метро «Аэропорт», и рассказывал, что первое время испытывал весьма сильные эмоции, если случалось среди ночи входить в кухню. Его встречало омерзительное шуршание и стоило включить свет, во все стороны отовсюду разбегались тучи рыжих «прусаков»… А, впрочем, пока он никого прямо не мог обвинить в предательстве.
Вот и начальник его личной охраны Захар Хромов бросил его тут не по своей воле. Просто теперь Хромову приказы отдают другие люди. Хотя, что значит бросил? Никто его не бросал, тем более старый друг Хромов. «Дед» по-прежнему предан ему и сделал всё так, чтобы сохранить тайну. А вместо себя он оставил двух самых надёжных своих парней.
И всё же… тяжёлый осадок на душе остался. Козырев вспомнил недавний разговор с глазу на глаз с Хромовым. Старый служака давно вращался в высших сферах и порой говорил ему неприятные вещи, но кроме него это сделать было некому. «Этот указ, который вы недавно объявили, — об изъятии сверх доходов у компаний, работающих в металлургическим и нефтехимическом секторе российской экономики, — его они вам точно не простят — предрёк Хромов. — Вы думаете, что если сделали миллиардерами и козырными тузами всю эту провинциальную мелюзгу, так они вам до конца жизни хвалебные акафисты петь станут? Ошибаетесь».
Козырев тряхнул головой, прогоняя тягостные мысли, и заглянул через прутья решётки в чёрный провал штольни, зачем-то уточнил у проводника:
— Значит, нам туда?
— Угу, — подтвердил занятый проверкой снаряжения Макар, после чего сощурил шалые глаза и вполголоса затянул: «По реке плывёт топор до города Чугуева…». Не очень-то этот парень церемонится с главой государства, ведёт себя почти как с равным, Козырева это немного задевало, царапало его самолюбие. Впрочем, думать об этом было особо некогда, все его мысли теперь занимал предстоящий спуск в неизвестность; раньше ему не приходилось заниматься ничем подобным.