Москва и Восточная Европа. Советско-югославский конфликт и страны советского блока. 1948–1953 гг.

К смерти А. А. Жданова, последовавшей 31 августа 1948 г., посольство отнеслось, как отмечалось в отчете, с соблюдением всех положенных протокольных норм: как и посольства «демократических стран», югославы направили письмо с соболезнованиями на имя Молотова, послали траурный венок, сотрудники посольства присутствовали на церемонии прощания и похорон. Фейич отмечал, что, поскольку из Белграда не поступило никаких дополнительных указаний в связи с похоронами, югославы ограничились только этим, в отличие от Польши и Чехословакии, приславших свои делегации и возложивших большое количество венков. В эти дни западные журналисты предпринимали попытки каким-то образом связать кончину советского функционера с отношениями между ЦК КПЮ и ЦК ВКП(б) и задавали югославам вопросы, как отмечалось в отчете, провокационного характера, «которые были решительно отвергнуты» [90] . Фейич затронул и тему, связанную с появлением 8 сентября в «Правде» статьи «Куда ведет национализм группы Тито в Югославии» за подписью «ЦЕКА» (многие говорили, что она была написана лично Сталиным), в которой ужесточались обвинения против КПЮ и ее руководства. Западные дипломаты расценили ее появление как подтверждение того, что смерть Жданова не окажет влияния на отношения между КПЮ и ВКП(б), а дипломаты и журналисты «демократических стран» считали, что задачей статьи была дополнительная корректировка курса их стран и компартий в отношении Югославии в данный момент. По мнению югославских дипломатов, статья помимо прочего имела целью «авторитетно поддержать кампанию против ЦК КПЮ» и добавить к «путанице спекуляций», существующих в общественном мнении СССР и стран «народной демократии» относительно конфликта, некую «принципиальность». Статья была полна брани в адрес ЦК КПЮ, которая в уже развернутой и совершенно непристойной форме была использована год спустя в резолюции третьего совещания Информбюро (ноябрь 1949 г.). Выражения «клика шпионов и убийц», «пособники империалистов», «диктатура фашистского типа» и пр. становятся отныне устойчивыми пропагандистскими клише. Итоговый документ будапештского совещания был подготовлен, скорее всего, в Отделе внешней политики ЦК ВКП(б) по инициативе Суслова, учитывавшего настроения Сталина.

90

КMJ. 1-3-b/660. L. 30.

Резолюция должна была, наряду с материалами второго совещания Информбюро, стать на предстоящий период ориентиром для раскручивания антиюгославской пропагандистской кампании, для придания ей непрерывного характера с обязательным подключением компартий стран «народной демократии». Не исключено, что одной из целей этой статьи было стремление усилить критику таких сторонников «национального пути к социализму», без сомнения, симпатизировавших Тито, как В. Гомулка, подвергнутый на сентябрьском пленуме ЦК польской компартии острой критике и снятый с поста генерального секретаря. Как считал Фейич, связывая эти два события, которые широко освещала московская пресса, кремлевское руководство хотело указать югославской компартии верный путь, которым ей следовало пойти [91] . Поляки, «убравшие» Гомулку, становились в этом примером.

91

КMJ. 1-3-b/660. L. 31.

Реакция партийного руководства, дипломатии и общественности стран «народной демократии» на развертывание советско-югославского конфликта

В архиве Тито находится интересный документ от 16 июля 1948 г. – запись частной беседы югославского гражданина Джурджева с президентом Чехословакии К. Готвальдом. Джурджев, возможно, входил в состав руководства Народного фронта ФНРЮ либо был как-то связан с югославской партийной верхушкой и знаком с чехословацким политиком. Разговор начал Готвальд с вопроса, как югославские руководители решились на такой шаг – выступить против СССР? Ведь «письмо подписал сам Сталин, знаешь ли ты?» – обращался он к собеседнику. «Такая позиция ваших (руководства ЦК КПЮ. – А. А.) ведет к троцкизму». В ответ Готвальд услышал пространное объяснение о том, что советские товарищи были неверно информированы, а главным виновником являлся Жуйович, которого, считал Джурджев, Готвальд должен был хорошо знать как «старого фракционера». Согласно сформировавшейся к тому времени в партийных кругах КПЮ версии конфликта, которую излагал югослав, Сталин был обманут теми, кто сознательно подготовил неверную информацию о ситуации в Югославии. Джурджев подробно рассказал о том, какое негативное влияние оказала «насквозь лживая» резолюция Информбюро на югославское общество, твердо верящее в правильность позиции ЦК и лично Тито, какое она вызвала «огорчение» среди коммунистов и членов Народного фронта. Югослав несколько раз упомянул, что неожиданным для авторов документа результатом (положительным для югославского руководства) стало еще большее сплочение, которого страна не знала прежде, партийных масс и всего народа вокруг КПЮ и Тито. Говоря о прозвучавших на совещании антиюгославских выступлениях албанских руководителей, заявлении М. Ракоши о народно-освободительной борьбе югославского народа, критической речи Ж. Дюкло, Джурджев задавался вопросом: «Куда ведет эта ложь, компрометирующая руководство братских коммунистических партий?» Касаясь призыва к смене руководства КПЮ в принятой резолюции, Джурджев подчеркнул, что, насколько ему известна ситуация в Югославии, там нет силы, которая могла бы восстановить «нашу партию против Тито». Как отмечал Джурджев, Готвальд, как ему показалось, был несогласен с этой «безумной клеветой на руководителей ЦК КПЮ во главе с товарищем Тито» [92] . В связи с этим заметим, что факты говорят иное: незадолго до встречи с Джурджевым Готвальд направил письмо Сталину с предложением существенно расширить список обвинений против югославов, опубликовав ряд материалов, компрометирующих их политику по отношению к СССР. Советский лидер, однако, посчитал ненужным добавлять что-либо в настоящее время к резолюции Информбюро, объясняя это тем, что целью Москвы на данном этапе было только «изолировать югославских руководителей в глазах других компартий и разоблачить их жульнические махинации». Предложение Готвальда вряд ли даст эффект, поскольку на созываемом съезде КПЮ у «группы Тито» будет достаточно возможностей для сохранения доминирующих позиций. Как считал Сталин, для постепенного отпадения от этой группы марксистских слоев югославской компартии необходимо время и терпение [93] .

92

КMJ. 1-3-b/188. L. 8–9.

93

Совещания Коминформа. С. 398, 520.

В том же духе прошла в ноябре беседа секретаря посольства ФНРЮ в Праге З. Стамбука с заместителем Председателя правительства ЧСР В. Широким, который настойчиво убеждал югославского дипломата в том, что КПЧ борется не с народом Югославии, а только с одной группой в руководстве КПЮ, которая «ведет страну в пропасть». По его мнению, в Югославии немало коммунистов, которые готовы поддержать резолюцию, «если бы не было Ранковича и его полицейских». Широкий провокационно поставил вопрос о своей поездке в Югославию и предоставлении ему возможности свободно говорить с кем хочет и где хочет, гарантируя, что его не арестуют люди Ранковича. Тогда, подчеркнул Широкий, Стамбук увидит, как рассыплются все его аргументы. Продолжив атаку на югославского дипломата, Широкий обвинил руководство КПЮ в отсутствии самокритичности и упрямстве. По его мнению, еще никто не позволял себе разговаривать со Сталиным так, как югославы. «Тито стоит на точке зрения: ты Сталин, а я Тито! Вас необходимо научить скромности, вам слава ударила в голову…» Широкий не обошел также вопрос о поведении югославских представителей в Чехословакии: «Мы в свое время [немало] вытерпели от разных ваших людей, которые приезжали к нам и называли нас капитулянтами, контрреволюционерами, оппортунистами и тому подобное». Представляется, что ситуацию вокруг конфликта и поведение югославского руководства еще никто к тому времени не характеризовал так резко. Попытки Стамбука возражать свелись к ставшей к тому времени традиционной в Югославии оценке резолюции Информбюро как построенной на недостоверной информации и лживых обвинениях в адрес руководства КПЮ, а также набору уже не раз приводимых в югославской пропаганде примеров и штампов о выдающейся и героической роли КПЮ и ее руководства и отсутствии особых заслуг у «братских» компартий [94] .

94

КMJ. 1-3-b/188. L. 64–68.

Вскоре после появления резолюции в отношениях между Югославией и странами «народной демократии» стали возникать конфликтные ситуации, как это случилось осенью 1948 г. Так, чехословацкие власти, следуя инструкциям Информбюро, рекомендовавшим ужесточить политику по отношению к Югославии, решили во второй половине августа воздействовать на группу обучавшихся в стране югославских граждан с целью их индоктринации. Обработке в стиле информбюровской пропаганды были подвергнуты 2850 чел. в расчете на то, что многие останутся в Чехословакии, но такое решение приняли только 75 чел., причем, как отмечал югославский посол в Праге, лишь небольшая часть сделала это по причине согласия с резолюцией Информбюро [95] . Белград предпринял ответную акцию, отозвав своих граждан обратно на родину, как он сделал это в СССР, чем вызвал недовольство чехов. Инцидент стал предметом острого разговора заместителя министра иностранных ФНРЮ В. Поповича с послом Чехословакии в Белграде Тауфером 1 октября 1948 г. [96] В то же время экономические отношения двух стран, как отмечалось в выдержке из отчета югославского посла в Праге М. Стилиновича за сентябрь 1948 г., в отличие от культурных, которые всё больше сужались, развивались нормально. ФНРЮ в чехословацком экспорте стояла сразу же за СССР, а в импорте – после СССР и Великобритании [97] . Положение самих югославских дипломатов в Праге в последующие годы становилось всё более сложным. Они подвергались провокациям и непрерывному психологическому давлению [98] .

95

Ibid. L. 57.

96

Ibid. 1-3-b/187. L. 28.

97

Ibid. 1-3-b/188. L. 57.

98

Селиниh С. Партиjа и дипломатиjа у Jугославиjи 1945–1952. Београд, 2013. С. 274–275.

В Болгарии партийные и правительственные структуры, выполняя данные им поручения центральных органов, занялись югославским «вопросом» уже на завершающем этапе бухарестского совещания Информбюро. Многостраничный отчет с грифом «строго секретно» под названием «Сообщение о событиях в связи с резолюцией Коминформа», который подготовил временный поверенный в делах ФНРЮ в Болгарии Бл. Хаджипанзов, начинался с анализа статьи «Здоровые коммунистические силы в Югославии победят» в «Работническо дело», автором которой многие в Софии считали Тр. Костова. Статья вышла 29 июня вместе с материалами совещания Коминформа и в основном повторяла содержание резолюции, обвинявшей ЦК КПЮ в национализме и отходе от марксизма. Хаджипанзов обращал внимание на один из пассажей статьи, согласно которому югославским руководителям удавалось проводить свою «неправильную и вредную» политику благодаря тому, что «они это делали за спиной партии и народа», но с появлением резолюции партия и народ «узнают правду и сделают правильные выводы» [99] . Югославский дипломат проанализировал все материалы, связанные с совещанием Коминформа, появившиеся за этот период в болгарской прессе. Выступления болгарского руководства, посвященные этой теме, концентрировались вокруг тезиса о том, что югославский народ найдет в себе силы для «оздоровления югославского руководства». Об этом, в частности, говорилось на заседании Национального комитета Отечественного фронта, прошедшего под председательством Г. Димитрова, выразившем солидарность с бухарестской резолюцией и надежду на обновление ЦК КПЮ. Свой вклад в толкование резолюции попытался внести и В. Червенков: выступая перед активом Отечественного фронта, он поднял вопрос о роли СССР в освобождении Югославии. Червенков утверждал, что югославские народы не сами освободили свою страну, а это сделала Красная армия, так же как она освободила и другие страны «народной демократии». Утверждение югославского руководства, что советские войска вступили в уже освобожденную Югославию, он назвал неверным. Хаджипанзов особо отметил высказывание Червенкова о существовании такой проблемы в КПЮ, как единство партии и руководства, которого, по мнению болгарина, не было. «Сейчас в Югославии партия, страна, народ находятся по одну сторону, а сегодняшние югославские руководители – по другую» [100] . Югославский дипломат отмечал, что уже 29 июня 1948 г. в Софии и по всей стране прошли собрания партийных активов. В столице Болгарии выступил секретарь горкома БРП(к) Т. Живков, в Пловдиве – секретарь ЦК БРП(к) В. Червенков, в Горной Джумае – министр иностранных дел А. Югов, в Сливене – председатель Исполкома профсоюзов Р. Дамянов. Тодор Живков, приводя набор обвинений из советских писем югославам и бухарестской резолюции, дополнил их новыми фактами, призванными усугубить вину югославских руководителей. Так, например, из выступления Живкова партийцам стало известно, что в Югославии немецкие специалисты получали в три раза большие зарплаты, чем советские. Напомнил он и о неизвестном диалоге М. Джиласа с П. Ф. Юдиным – шеф-редактором газеты «За прочный мир, за народную демократию!» во время пребывания редакции в Белграде. Джилас якобы заявил тогда, что организация югославской армии лучше, чем советской, и по этой причине советские военные специалисты не нужны в Югославии. Отвечая на вопросы из зала, Живков сказал, что политика ЦК КПЮ изменится, возможно, после смены руководства партии, когда к власти придут настоящие коммунисты, как, например, Хебранг и Жуйович, находящиеся ныне под следствием. Смену югославского руководства он связывал и с перспективой дальнейших переговоров о Балканской федерации. Отвечая на вопрос о Пиринской Македонии, докладчик сообщил, что Белград, судя по последним заявлениям председателя правительства Республики Македония Л. Колишевского, планирует «оторвать ее (Пиринскую Македонию. – А. А.) от Болгарии», несмотря на то что там живут болгары. «Если бы был поставлен вопрос о плебисците, этот факт стал бы очевиден», – подчеркнул Живков [101] .

99

КMJ. 1-3-b/147. L. 27.

100

Ibid. L. 31.

101

КMJ. 1-3-b/147. L. 32.

Состоялось обсуждение резолюции и на заседании македонского культурно-просветительского общества «Гоце Делчев». Председатель общества В. Ивановский привел факты грубого вмешательства Белграда в сферу образования. Были предприняты попытки изменить грамматику македонского языка, добиться включения либо исключения из азбуки ряда букв, заимствованных из сербского (эти попытки частично удалось пресечь благодаря личному вмешательству Г. Димитрова, поставившего вопрос об этом в Москве). Давление Белграда коснулось даже проведения в Югославии праздника по случаю Ильинденского восстания. Как сообщил Ивановский, его пытался отменить М. Джилас, заявивший, что такого праздника в НР Македонии не должно быть, так как это болгарское восстание. Колишевский, придерживаясь того же мнения, подчеркнул, что Гоце Делчев «ощущал себя болгарином». Отвечая на вопрос о возможных переменах на предстоящем 5-м съезде КПЮ, Ивановский скептически отнесся к подобной перспективе. По его мнению, партийная масса (в основном армейская и партизанская с соответствующим уровнем идеологической подготовки) готова следовать курсом Тито [102] .

102

Ibid. L. 34.

Антиюгославская резолюция позволила болгарам делать заявления, на которые раньше они ни при каких условиях не решились бы. Теперь перед ними открылась возможность касаться ранее табуированных и наиболее болезненных тем, имеющих отношение еще к периоду Балканских войн. Так, тот же Ивановский, как указывал в отчете Хаджипанзов, на одной из конференций в Софии заявил о необходимости помнить, что Югославия всё еще держит в рабстве 400 тыс. болгар в «западных районах» (имелись в виду Цариброд и Босилеград. – А. А.). Югославский дипломат отметил и снятие во всех административных учреждениях портрета Тито [103] .

103

Ibid. L. 34–35.

Спустя три дня после отправки указанного отчета в Белград был отослан новый объемный материал на ту же тему. Хаджипанзов провел детальный анализ антиюгославских материалов в болгарской прессе, сообщил о своих беседах с болгарскими функционерами, которые пытались объяснить своему собеседнику причины ухудшения двусторонних отношений. Один из них, директор Дирекции печати В. Топенчаров, говоря об ошибках югославского руководства, выражал надежду на изменение ситуации в лучшую сторону. В качестве примера он приводил статью Джиласа, в которой тот признавал отдельные ошибки ЦК КПЮ [104] .

104

Ibid. L. 44.

8 июля Хаджипанзов отправил в МИД сообщение о прошедшей в Софии конференции Народного фронта югославов, проживающих в Болгарии. Председатель организации Владо Митев, бывший член КПЮ, а в настоящее время – БРП(к), встав на сторону резолюции Информбюро, попытался вместе со своей группой в 15–20 чел. не допустить свободного обсуждения на конференции материалов ЦК КПЮ относительно конфликта, которые должен был изложить секретарь югославского посольства. Однако в результате настойчивости делегатов была принята проюгославская резолюция, а Митев и член руководства Тасев вынуждены были подать в отставку со своих постов [105] .

105

Ibid. L. 49–50.

Примечателен состоявшийся 25 июля разговор Г. Влахова, заместителя председателя Скупщины, с болгарским послом в Белграде П. Пеловским, во время которого речь зашла об отношениях в Болгарии к резолюции Информбюро. Влахов отметил, что в Болгарии в настоящее время многие готовы критиковать позицию югославской компартии, что вся болгарская печать полна подобными материалами. В связи с этим высокопоставленный чиновник выразил удивление, что в полемику оказались вовлечены такие деятели, как Кимон Георгиев и Георгий Кулишев, бывшие фашистские руководители, члены политической группы «Звено» [106] , а также «дружбаш» [107] Георгий Трайков, которые «выступают в роли адвокатов и защитников позиции болгарских коммунистов по отдельным принципиальным вопросам марксизма». «Жаль, что болгарскому народу лекции о марксизме читают такие люди», – подчеркнул Влахов [108] . В секретариат Кабинета Тито поступала информация от Ивана Караиванова, болгарина, работавшего в свое время вместе с Тито в Коминтерне, после войны проживавшего в Югославии, но сохранившего тесные связи в верхних эшелонах власти Болгарии и получавшего оттуда информацию. Он отмечал, что антиюгославская кампания развернулась в НРБ за несколько дней до появления резолюции и особенно широкие размеры приняла после ее опубликования. В выступлении министра обороны Дамянова, которое, как отмечал Караиванов, «дышало неудержимой злобой», говорилось о старом споре между болгарской и югославской компартиями. В том же духе выступали Тр. Костов и министр финансов И. Стефанов. Караиванов указывал, что рядовые партийцы и общество в целом оказались после появления резолюции в сложном положении, поскольку прежде им внушалось, что КПЮ – выдающаяся партия, вторая после ВКП(б). Массам непонятно, почему руководство БРП(к) обвиняет югославов во всех смертных грехах, ведь еще недавно Г. Димитров говорил, что болгары должны учиться у Югославии. Это обстоятельство заставляет ЦК болгарской компартии начать широкую разъяснительную кампанию по всей стране. Главными аргументами в ней стали тезисы о «неуважении к Сталину» и о «непослушании» югославского руководства. В этой грязной анти-югославской кампании, по замечанию Караиванова, агитаторы теряют чувство меры. Так, Костов, цитируя Сталина, сказал, что «Джилас разбирается в марксизме не лучше, чем осел в сене» [109] .

106

Приведенная характеристика К. Георгиева и Г. Кулишева соответствовала бытовавшим в то время оценкам «Звена» как политической группировки, способствовавшей установлению военно-фашистского режима в стране в результате переворота 19 мая 1934 г.

107

Дружб'aш – член крестьянской партии Болгарский земледельческий народный союз (БЗНС). «Дружбами» назывались первичные организации БЗНС.

108

KMJ. 1-3-b/146. L. 5–6.

109

KMJ. 1-3-b/149. L. 15.