Москва не принимает

– Хоть на что-то я пригодился, – вздохнул Алексей. – Без меня было бы пятнадцать. И хоть я всего лишь мент, а вовсе не ясновидящий, я скажу тебе, что произойдет дальше. Через десять минут ты будешь орать как подорванная, еще несколько часов трепать себе и мне нервы, потом сядешь в самолет, поклявшись, что завтра пойдешь в суд, а послезавтра обо всем забудешь. И все забудут. Есть у тебя время судиться с авиаперевозчиком?

– Найду! – сверкнула глазами Саша.

– У тебя завтра педсовет, – вкрадчиво напомнил Алексей. – На который ты, кстати, можешь опоздать.

– Постой… А почему ты сказал, что через десять минут я буду орать как подорванная? – сообразила наконец Саша.

«Потому что у меня, в отличие от тебя, дальнозоркость», – хотел было ответить он, но сдержался. Алексей уже видел, как некоторые пассажиры, отоварившиеся по выданным ваучерам питанием, несут своим семьям добычу. И представлял себе реакцию жены.

– Я пошутил, Сашенька, – сказал он как можно мягче. – Ты – молодец! Не принимай это близко к сердцу. Виновата во всем только погода. Москва сейчас в принципе не принимает. Аэропорты закрыты для всех. Понимаешь? Наш голос в общем хоре не слышен. Вы можете сколько угодно терзать Инет, но сейчас об этом пишут все и везде. О повсеместных задержках рейсов. Случившееся с нами – это форс-мажор. Потому авиакомпания и ведет себя так спокойно. А гостиницу не дают, потому что знают: наш самолет могут выпустить из Москвы в любой момент. Вот стемнеет…

– Стемнеет?! – в ужасе воскликнула Саша.

– Ну да, стемнеет.

– Леша, да ты что?!

– Дорогая, питание разберут, ты бы пошла, заняла очередь.

– Потом договорим! – заторопилась Саша и почти побежала, чтобы встать в конец длинного хвоста, тянувшегося в буфет.

– А вы? – обратился он в Катыковой. – Пойдете за талонами на питание? Или Рената Алексеевича пошлете?

– Пойду хотя бы для того, чтобы от вас отвязаться, – Элина встала. – Со своей бы женой разобрались, прежде чем к другим лезть.

– В моей семье убийц нет, – сказал он и тут же прикусил язык. А с чего у них с Сашей все начиналось-то? Оперуполномоченный Леонидов расследовал убийство ее родителей, так и познакомился со своей будущей женой. А с ее родней они до сих пор не поддерживают отношений, как раз из-за этого. Может, потому и Саша такая нервная? Досталось ей тогда…

– Что же вы замолчали? – насмешливо спросила Элина, уловив его замешательство.

– Не хочу вам навязываться, – нашелся он.

– Вот и замечательно! Пойду за бумажкой. Все-таки пятнадцать евро, – сказала она насмешливо. – Нас же трое.

Он посмотрел вслед Катыковой и невольно вздохнул. Не по зубам орешек. Она права: ничего он здесь, в Италии, сделать не может. Даже если она и есть убийца. Вариантов два: либо это Элина убила Мануковых, Людмилу и Геннадия, либо она кого-то покрывает. Мужа или сына. Но она знает правду. В этом Алексей не сомневался.

«Мне надо найти Тему, – подумал он и поднялся из-за стола. – Говорят, в то время, когда убили Геннадия Манукова (предположительно убили), Катыков-младший беседовал под лестницей с каким-то мужчиной. Мне надо найти обоих. Собеседника Темы – на предмет алиби. Чтобы уж окончательно убедиться, что парень здесь ни при чем». Алексей невольно симпатизировал молодым людям, которые даже не подозревали, что они брат и сестра. Но сказать им правду не мог. Не имел права. Это пусть родители решают.

В поисках Темы он подошел к своим детям убедиться, что у них все в порядке. Ксюша уже изнывала от скуки и, увидев отца, начала скулить:

– Па, я хочу молочка. Или супчика. Сережка со мной не играет!

– Я читаю, – отмахнулся тот.

– А ты читай вслух!

– Это английская книжка, – Сережа показал сестре обложку. – Ты же не понимаешь по-английски!

– А ты купи русскую! – разнылась девочка.

– Русских книг здесь нет!

– Почему у них ничего нет? Не хочу больше за границу! – Ксюша не выдержала и расплакалась.

– Дочка, успокойся, сейчас придет мама… – растерялся Алексей.

– Она сказала, что принесет супчика! – Дочь перестала плакать. – Она за ним пошла?

– Да, – тяжело вздохнул Леонидов. Он уже знал, чем отоваривают в буфете по ваучерам. Хотел было улизнуть до прихода жены, но не успел.

– Мама! – радостно закричала Ксюша.

Алексей обернулся: к ним приближалась Саша, держа в обеих руках свертки. Подойдя, она молча свалила добычу на стул, где уже лежали точь-в-точь такие же багеты с начинкой: ветчина, сыр, курица…

– А где супчик? – удивленно спросила Ксюша.

– Видишь ли, дочка… Нет, это безобразие! – не выдержала Саша. – По закону нам положено горячее питание! Зачем мне сэндвичи, которые я и так могу купить?

– Милая, это бесплатные сэндвичи, – попытался успокоить ее Алексей. – В этом и есть их главная ценность. Ты спасла от голодной смерти людей, у которых кончились деньги. Не расстраивайся.

– Ты знал?!

– Я знал, что никто не будет с нами возиться. Ты должна успокоиться и не трепать себе попусту нервы.

– Я есть хочу… – заныла Ксюша.

– Здесь пицца, – Алексей потянулся к сверткам.

– Не хочу пиццу… Хочу молочка…

– Есть же у них кофе с молоком, – сообразил Алексей. – Пойду поклянчу молока без кофе.

К его удивлению, итальянцы отнеслись к его просьбе с пониманием. Слова «чилдрен» и «милк» они прекрасно поняли. Алексей тоже осознал, что непонимание происходит исключительно на уровне властей, хотя у них есть переводчики и масса возможностей уладить возникшую проблему. Но есть такая штука, называется международная дипломатия, вся суть которой состоит в том, чтобы надувать щеки. Так лицо делается заметнее, и все начинают думать: а что это с ним такое, с лицом? Не полечить ли его или хотя бы не задать ли ему наводящий вопрос? А вдруг у него в кармане фига или, не дай бог, кнопка от ядерного чемоданчика? С этим, как правило, разбираются дольше, чем рассосется возникшее недоразумение. Простые же люди таких же простых людей, неважно какой они национальности, прекрасно понимают: все проблемы можно решить на человеческом уровне.

Так застрявшие в Италии русские туристы получили от сотрудников аэропорта поблажки. Алексей был уверен, что разрешения на это у властей никто не спрашивал. Просто тех, кто хотел курить, беспрепятственно выпускали на улицу и даже потом не досматривали. Дети, которые, как Ксюша, терпеть не могли пиццу, получили горячее молоко, хотя в ваучерах оно прописано не было. Там значились лишь кофе, кола и фанта. Никто не запрещал русским пить спиртное, сдвигать столики в кафе и громко говорить. Захоти они лечь – никто бы не запретил стелить на пол газеты.

– Вот, – сказал Алексей, протягивая молоко Ксюше. – Попей и попробуй поспать.

Дочка взяла пластиковый стаканчик с благодарностью.

– Осторожнее, не обожгись, – предупредил Леонидов. – Очень горячее.

Саша почувствовала стыд.

– Выходит, все это время я напрасно сотрясала воздух? – горько спросила она. – Надо было просто пойти в буфет и попросить для ребенка молока.

– Не напрасно, – поморщился Алексей. – Надо же как-то убить время. Некоторые вон пьют, – кивнул он на шумную компанию за сдвинутыми столиками. – Я веду расследование. А вы, кто спиртное не употребляет, за права боретесь. Тоже общаетесь. Иначе с ума тут сойдешь. Так бы ты мне мозг выносила… Ой, извини! – спохватился он. – Саша, я не хотел.