Москва не принимает

«Ах ты, щенок! – думал он, вглядываясь в лица сидящих на стульях людей. Алексей искал человека, на которого Тема ссылался, как на свое алиби. – Ну, держись! Я теперь, кажется, знаю твою тайну!»

Семнадцать двадцать

– Вы кого-то ищете, Алексей?

От неожиданности он вздрогнул и резко обернулся: перед ним стояла Анна Васильевна.

– Я? Да, ищу.

– У вас опять такой озабоченный вид, будто вы на работе, а не на отдыхе. Расслабьтесь.

– Да ведь отдых-то уже закончился!

– Он закончится завтра, когда вы пойдете на службу. Если пойдете.

– Вы на что это намекаете?

– Наш самолет так и не вылетел из Москвы. Похоже, Алексей, мы заночуем в аэропорту.

Он испуганно обернулся: где Саша? Если она поймет, что может опоздать на свой педсовет, с ней случится истерика. Хорошо быть человеком ответственным и душой болеющим за дело, но не до такой же степени! Поди докажи жене, что при ее отсутствии на совещании с другими учителями небо на землю не упадет. Конец света не наступит, школа не закроется, Александре даже выговор не объявят, не по ее же вине на несколько дней закрылись все столичные аэропорты? Но она будет думать именно так: это я во всем виновата.

– Кто вам сказал про самолет? – напряженно спросил Леонидов у Анны Васильевны.

– Муж той женщины, что дала Наде успокоительное. Элины. У них что-то случилось? На отдыхе они всегда были вместе. Я еще подумала: какая красивая пара! Она эффектная женщина, и он красавец. Не обижайтесь, но это был самый красивый мужчина в нашем отеле, поэтому я не могла не обратить на него внимание. Их сын тоже хорош, возможно, когда подрастет, будет даже интереснее, чем его отец. Хотя они совсем не похожи. У Артема светлые глаза. Так бывает крайне редко. Ведь у его родителей карие, причем у обоих. А у Нади, вы заметили, глаза темные?

– Да. И что?

– Тоже редкий случай. Я бы сказала, уникальный. Ведь и мать ее, и отец были голубоглазые. Как страшно говорить: были…

– А где вы видели Рената Алексеевича? – перебил ее Алексей. – Ну, мужчину, который сказал вам про самолет?

– У туалетов на первом этаже. Он спросил, как Надя себя чувствует, и с сожалением сказал, что борт еще не выпустили из Домодедова.

– А почему его беспокоит Надя? О сыне ведь он не спросил?

– Нет. Да, странно… Хотя… Тема совершенно здоров. А ей очень плохо. Теперь еще и отец умер. Как страшно! Так кого вы ищете?

– Священника.

– Что? Исповедоваться решили?

– Я хочу найти того, с кем беседовал Артем, когда убили Манукова.

– Ах, батюшку! Да вот же он! – Анна Васильевна кивнула на мужчину с окладистой рыжей бородой, одетого в джинсы и растянутый свитер.

– Черт! А я думал, он в рясе!

– Он же на отдыхе. В рясе-то неудобно путешествовать. К тому же он, кажется, расстрига.

– Что?

– Бывший священнослужитель.

– Тогда как же он собирался исповедовать девушку?

– Так никого больше не нашлось. Но Надя категорически отказалась с ним говорить. Она вообще ведет себя странно. Как только к ней приближается мужчина, неважно, кто он, Надя напоминает натянутую струну.

– Я это заметил. Пойду побеседую с батюшкой. Да, Анна Васильевна, я хотел у вас спросить.

– Слушаю?

– Те симптомы, что вы описали. Ну, когда умирала Людмила Манукова. Могли ее отравить лекарством, которое недавно принимала Наденька?

– Транквилизатором? Что ж, может быть.

– Вы же говорили про сердечные гликозиды!

– Смотря какая доза. Передозировка успокоительного обычно вызывает расстройство психики, некую заторможенность, галлюцинации. Человек становится похож на пьяного. Это же наркотик. Вы представляете себе наркомана под кайфом?

– А Людмила так выглядела?

– Нет. Голова ее была ясной, за исключением зрительных галлюцинаций. И потом: у нее же были понос и рвота. Типичные признаки отравления. Но не транквилизаторами, а скорее ядом растительного происхождения. Мои познания в этой области весьма скромны. Я ведь терапевт, а не эксперт-криминалист, учтите это, Алексей.

– Значит, соврала.

– Это вы о чем?

– Так… Но я до сих пор не нашел человека, который принимает сердечные препараты.

– А как же та дама? С саквояжем, полным препаратов?

– Увы! Она даже не жила в нашем отеле. Я ее впервые увидел в аэропорту. Исключается. Мне нужен сердечник, который жил именно в нашем отеле. К вам никто не обращался по поводу болей в области сердца?

– Нет, – рассмеялась Анна Васильевна. – Да никто и не знал, что я врач.

– Так чем же ее все-таки отравили? Мне кажется, что в этом и кроется разгадка тайны.

– Тайны?

– О! Это страшная семейная тайна, Анна Васильевна! Прямо хоть роман пиши!

– А вы веселый. Шутите, да?

– Нет. Как-никак человека убили. Дело серьезное. Я должен найти того, кто это сделал, – сказал он уже без улыбки.

– Экий вы, Алексей… Дотошный. Ой! Побегу! Надю проведаю!

– Я тоже скоро подойду. Мы все еще не выяснили, есть ли у девушки родственники. Артем говорит, что он в курсе. Надо узнать у него адрес или хотя бы телефон. Надя-то молчит. И рано ей еще сообщать о смерти отца. Как вы считаете?

– Но когда-то ведь придется сказать.

– Я над этим подумаю, – пообещал Алексей. – Надо как-то аккуратно.

– Бедняжка, – вздохнула Анна Васильевна и отправилась к молодым людям.

Алексей же подсел к батюшке:

– Здравствуйте, святой отец!

– И тебе не хворать, сын мой, – с удивлением посмотрел на него бывший священнослужитель.

– Я к вам по делу. И вот по какому. Можно как на исповеди?

– Исповедь, сын мой, дело интимное, – вздохнул его собеседник. – Да и мы не в храме, а в зале ожидания аэропорта, – хитро подмигнул вдруг он. – Людей вокруг больно много.

– Так давайте отойдем. Хоть под лестницу.

– Да что ж сегодня такое! То один, то другой… Я ведь год назад сан-то с себя сложил. Права такого не имею, грехи отпускать.

– А что так? Почему на гражданку ушли? Я хотел сказать, почему вы больше не поп?

– Долго рассказывать. – «А на попа не обиделся… Бывший-то он бывший, но навыки, видать, остались», – подумал Леонидов.

– Так время терпит, – сказал он. – Я могу и послушать.

– Ты не обо мне пришел говорить, – внимательно посмотрел на него бывший поп и неторопливо поднялся со стула. – Ну, идем.