Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание
Шрифт:
— Да! Точно! — возликовала Вознесенская, вскочив с кресла и на радостях полностью осушила бутыль, — А ты не такая дура, как я думала.
— Чево? — насупилась Лавандышева, оторвавшись от самосозерцания.
— Ладно, проехали. Тогда пошли, чего медлить? Накупим водки и всех кого встретим будем поить!
— Не-е, нельзя, — остановила певица подругу, — всех кто превратился, милиция отлавливает и свозит в спецклинику. Там из них тушенку делают или еще чего…
— Да ты что? — испугалась Эллада.
— Сама в газете читала. Если мы с тобой в таком виде покажемся, нас тут же загребут!..
— А мы всех перехитрим! — с этими словами Эллада спешно
— Да ведь так по улице никто не ходит, сразу раскусят.
— Ходят, — твердо заявила телеведущая, — Медсестры так ходят!
— Ну а мы то с тобой что медсестры? — спазматически захрюкала Лавандышева.
— Чего ржешь? Дура!
Вознесенская направилась к шкафу и, покопавшись в нем, извлекла недвузначный наряд. На вешалку нанизана была белоснежная форма медицинской работницы, предназначенная вовсе не для работы в лечебном заведении, но для постельных утех. Лавандышева, всегда подозревавшая подругу в страсти к изощренным секс-играм, склизко улыбнулась и порозовела.
— Правда у меня он один, — оповестила Эллада, невольно вспоминая свою практику по освоению интимного ремесла, давшего такой большой карьерный взлет, но тебя можно нарядить в это… — вслед за костюмом медсестры из шкафа появился кожаный комбинезон со множеством металлических заклепок и шнурков.
— Это что?
— Женщина-кошка! — гордо заявила Лавандышева, — Елознер очень меня в нем любил.
— Этот старый хрен? Ну ты даешь, — похвалила подруга, — и его значит окучивала?
— Ага, — кивнула телезвезда, — аналитик — сифилитик. Он в своих загранкомандировках такую экзотику порой подхватывал, что не знала прям как лечить. Денег угрохала вагон! У него еще кличка была — «Коллекционер». Слышала?
— Слышала. Только я думала, это потому что он коллекционирует матрешек. У него их говорят дома несколько тысяч, — отозвалась Катерина, придирчиво рассматривая кожаный костюм.
— Ага, матрешек… Мандавошек!
Обе перевоплощенные хрюшки визгливо прыснули.
— Мне великоват будет, — заявила наконец подруга телезвезды протягивая порно-костюм обратно хозяйке.
На это Вознесенская отреагировала злобным сопением и взглядом, от которого у Лавандышевой похолодели кончики пальцев.
— Хотя нет, — тут же поправилась певица, быстро переоценив размер, — в самый раз! Мы же с тобой как сестрички, — улыбнулась она примирительно.
— Одевайся.
Через двадцать с небольшим минут, из подъезда элитного дома на улице Тверской, вышли две замаскированные светские львицы, видом своим ничем не отличаясь от работниц интимных эскорт — услуг. Вознесенская — в образе медсестры, с сексапильной марлевой повязкой на лице, в почти прозрачном белом халатике, таком коротком, что розоватые половинки ягодиц слегка подернутые целлюлитом, задорно выглядывали из под него и доступны были для обозрения каждому.
И Лавандышева, обряженная в черный кожаный комбинезон, эффектно подчеркивающий притягательные формы певицы. Безобразное лицо Катерины пряталось за кожаной шапочкой-маской. Маска полностью скрывала новообретенный певицин нос и видны окружающим были только ее бесстыжие глаза и ярко накрашенные пухлые губы.
Первой шла медсестра Эллада, на плече у которой покачивалась белая кокетливая сумочка с красным крестом, а внутри нее булькала последняя литровая бутылка водки.
— Вот шалавы, совсем стыд потеряли! — заявила старушка у подъезда, сидящая в компании еще двух
пенсионерок. Сами старушки жили в соседнем доме, вовсе не элитном и не таком благоустроенном, но сидели всегда непременно у этого. Почему? Потому что сидя возле подъезда привилегированного строения всегда можно было встретить какую-нибудь знаменитость, проживающую здесь или спешащую к кому-то в гости и обсудить ее, полив с ног до головы грязью. Для старушек занятие это было сродни работе творческой, доставляющей огромное душевное удовлетворение, но не приносящей ни копейки. Как, например, написание картин для какого-нибудь неизвестного художника.— Небось от Шмульгина идут, — предположила вторая старушка, злобно глядя на молодых стройных девиц, цокающих по асфальту непомерно длинными каблуками.
— Всю ночь кувыркался, поди? Композитор — кобелище! — подтвердила третья, мечтательно закатив глаза, к композиторским окнам, выходящим во двор.
— Тьфу мерзость! — поставила резюме первая пенсионерка.
Подруги остановились напротив сплетниц и Вознесенская, шатнувшись, развернулась к ним.
— Чего пялишься? — пьяно выговорила Эллада. Она услышала последнюю фразу, обращенную в их адрес, и это ее задело, — Чего не нравиться старая кляча? Сидят тут, кошелки…
Старушка, нисколько не страшась молодой потаскушки, нагло уставилась на нее уперев руки в бока.
— Уу-у блядища! Иди, иди, пошевеливайся! — огрызнулась старушка. Она совершенно не узнала в столь развратном обличии известную телеведущую, чьи передачи любила всей душой и смотрела регулярно.
Эллада вдруг, будучи уже сильно пьяной, обиделась страшно на это народное непризнание и воинственно прихрюкнув, заявила:
— Да ты хоть знаешь кто я? Я звезда!
Старушка матершинно ответила в рифму, кто она по ее мнению.
— Что? — опешила Вознесенская.
— Пойдем, пойдем, — потянула подругу певица, — что ты с чернью всякой общаешься?
Однако оскорбленная знаменитость, отступать не собиралась.
— Ну-ка повтори? — потребовала она.
И старушка, с особенным удовольствием, повторила.
— Ах ты сука старая! Птеродактиль в платье! — завопила Вознесенская и решительно двинулась к скамейке. Пенсионерки, вероятно предчувствуя, что дело может дойти до рукоприкладства, проворно вскочили и, сдав неприятелю оккупированную скамеечную территорию, заверещали на весь двор;
— Это что ж делается! Граждане смотрите скорее! Вот до чего сучки-проститутки дошли, на пожилых людей кидаются! Звоните в милицию, щас их быстро определят!..
Эллада остановилась, в растерянности глядя по сторонам. Старушечьи вопли и впрямь привлекли внимание праздно сидящих во дворе жильцов, которые живо повернулись в сторону замаскировавшихся звезд. Это было крайне не желательно. Привлекать к себе столько внимания в планы коварных свинооборотней не входило. Эллада, погрозив крохотным кулачком старушке-матершинице, взирающей на нее как на какую-то тлю, бессильно отступила, хрипя проклятья.
Подруги быстро покинули двор, под завывания победоносных пенсионерских голосов, и насмешливые взгляды разомлевшей от жары публики. Затаившись в тени арки, Вознесенская хлебнула водки и немного успокоилась.
— Ну я этой мымре еще покажу! — пригрозила она.
— Да будет тебе, — успокоила подруга, — Кто она и кто ты!
— И то верно, — горделиво согласилась Вознесенская. Она еще раз хлебнула живительной влаги, — Если кто спросит, мы тут недалеко в кино снимаемся, а сейчас в кафе идем, перерыв у нас. Поняла? — наставила подругу она.