Москва-Ростов-Варшава

– Ты чего орёшь? Не знаешь, что и у стен уши есть?

– Ой! Что расстреляли? Арестовали?

– Да кто его знает? Пропал и всё тут.

– Да, много людей пропало. Так выходит, мальчик совсем сирота?

– Сирота, правда, дядька есть. Паша. Я его с детства знаю. Баламут такой был. Только ему детей не отдадут.

– А чего так? Всё же лучше, чем детском доме.

– Так сидит он. Скоро выйти должен.

– А вы мальчонке кто, тётка?

– Да если бы. Соседка. Дружили мы с покойницей. И с детишками я с рождения возилась. У меня самой не получилось своих детей иметь. А эти мне, как родные.

– Так себе взяли бы.

– Взяла бы, если бы отдали. Так не замужем я. Говорят, малоимущая, не положено. А как я без них? Катеньку, сестричку его, уже в детский дом забрали. Ой, беда!

Максим так и не видел маму, лежащей в гробу, в отличие от отца, которого побитого, но без следов пулевых ранений, разрешили похоронить на городском кладбище. Возможно, от этого, в его детском сознании остались воспоминания болезни, но, ни как не смерти мамы. Чувство, что она где-то рядом, сопровождало Макса всю жизнь. И хотя он понимал, взрослым разумом, что мамы уже давно нет, но сны…

Сны, в которых ему постоянно являлась она, были такими реальными, что казалось, он чувствует прикосновения её рук, её дыхание. Иногда после таких снов, он просыпался весь в поту, и долго не мог прийти в себя, ощущая присутствие матери, запоминая слова, советы которые она ему давала во сне. Это потом, уже в Афганистане он понял, что мама его Ангел хранитель. Там, в этом кошмаре, в самые трудные для себя минуты жизни, он закрывал глаза и просил:

– Мамочка приди ко мне, подскажи, как быть, что делать? – и она приходила, она успокаивала.

Максим с Катей попали в детский дом. Через год его привели в кабинет директора детского дома, где стоял высокий статный мужчина в красивом плаще, костюме и шляпе. Валентина Ивановна, директриса, кивнув на него, сказала:

– Максимка, это твой родной дядя. Дядя Паша. Теперь ты с сестрой будешь жить с ним.

– Не дрефь, Макс, всё будет путём! Давай пять! Дядька сказал, дядька – сделал, – мужчина погладил мальчика по коротко стриженым волосам.

И действительно, дядя Паша делал всё, для того, чтобы Максим и Катя росли, не зная нужды. Наверное, своей заботой о племянниках, он компенсировал отсутствие своих детей.

Глава 15

Пока дядя Паша отбывал свой срок, за организацию «подпольного цеха пошива верхней одежды», как значилось в обвинительном заключении, Макс успел закончить школу. Поступать в институт не стал. Пошёл в ПТУ. Лена разрывалась, работала, где могла, но следила за его учебой. После окончания училища Максим поступил также с помощью Лены в институт, хотя и сопротивлялся её деятельности по организации его обучения.

– Лен, чем такие деньжищи отдавать «на лапу», лучше я тебе помогать буду. Катька подрастёт, мы её обучим. А нам с тобой надо ещё и дяде помочь.

Но Лена, после первой отсидки дяди, вышедшая за него замуж, была стойкой в этом отношении. Поэтому Макс окончил институт и даже успел устроиться в НИИ, но пришлось идти в Армию, что он и сделал под горькие слёзы Лены и уже подросшей Кати, которую также как и Максима заставила учиться.

– Лучше бы женился, чем в Армию идти, – плакала Лена, – чует моё сердце, добром это не кончится.

Как в воду глядела. Восьмидесятый год. В Москве Олимпиада. В Афганистане война. Что потом с ним было, Максим никому никогда не рассказывал, от себя гнал воспоминания.

– Чую я ты не только с хорошей вестью приехал, – такими словами встретил дядька Максима, когда тот приехал из Ростова, получив повестку из военкомата.

– Правильно чуешь, дядька.

– Народ гудит, что ребят всех под гребёнку угоняют. И ты под разбор попал?

– Попал. Попрощаться приехал.

– Ты, брат, это слово забудь. Запомни, что бы ни случилось, ты должен вернуться. Ты матери слово дал, что Катьку не бросишь.

– У неё вы есть, если что.

– Ты, это, вот, что. Мы уже в возрасте. Да и десять лет лагерей, не считая всего остального, никуда не выбросить. Я уже потрепанный кадр. А ты всегда думай о Кате, о Лене. Она вам мать заменила.

– Дядь Паш, так ведь пуля – дура.

– А ты будь умней её. Всегда верь в жизнь. Я паря, в таких передрягах побывал. С уголовниками сидел. Не поверишь, среди них друга себе нашёл. Так вот он, в трудную минуту, всегда говорил мне, что надо представлять завтрашний день, тогда всё, что случится сегодня, пережить можно, и завтра для тебя обязательно наступит.

– Вы что так заболтались, что и звонка не слышите? Катя, наверное, пришла, – в комнату вошла Лена, а следом за ней вбежала повзрослевшая Катя.

– Максим, братишка! Ты чего так долго не приезжал?

– За стол, всем за стол! – скомандовала ласково Лена.

– Вот это хорошо. Выпьем, мои дорогие, чтобы наши расставания всегда заканчивались быстрой и тёплой встречей, – дядька разлил по бокалам вино.

– Какие это ещё расставания? – Лена испугано смотрела на мужчин.

– Мам Лен, моя дорогая, ты только не плачь, – стал успокаивать ей Макс.

– Макс, и тебя в Афганистан? – спросила Катя.

– Какой такой Афганистан? Не пущу!

– Лен, ну чего ты. Не отвертишься тут, – дядька положил свою широкую ладонь на плечо Лены.

– Он зачем диплом получил, чтобы его в гробу домой привезли? Не пущу! – Ага, мам Лен, придут и заберут. Нашим ребятам и диплом не дали получить. В один день пришли, забрали и увезли. Сказали, что если не поедут, посадят, – Катя подошла к Лене и обняла её.

– Куда посадят? – глаза Лены наполнились слезами.

– Мать, куда у нас сажают? С них не убудет, – грустно заключил дядька.

В восемьдесят втором году, отряд, в котором служил Максим, вёл ожесточённый бой около важной магистрали. Последнее что он помнил, это сильный удар, который отбросил его далеко в сторону. Сколько времени он пролежал, засыпанный землёй, смешанной с пылью и человеческой кровью, он не знал. Медленно сознание возвращалось к нему. Сначала Максим понял, что лежит лицом вниз. Он стал задыхаться и попытался повернуть голову, чтобы вобрать в себя воздух.