Москва - Сталинград - Берлин - Прага

Враг был отброшен. Наступила маленькая передышка.

Но, однако, ряды наши поредели. В ротах насчитывалось по 20 - 30 бойцов. Значительные потери имелись и в командном составе. Боевой техники тоже стало меньше. Несмотря на это, моральный дух войск был на высоком уровне. Командиры, политработники и штабы принимали энергичные меры к восстановлению боеспособности войск. Восполнялся недостаток в командном составе. В те дни начальником штаба армии был назначен полковник Георгий Иванович Хетагуров. Но ему трудно было справляться со своей работой, так как он не имел академической подготовки и часто болел. Здесь нас выручали хорошо подготовленные офицеры штаба, особенно начальник оперативного отдела полковник Михаил Михайлович Бусаров, который часто замещал начальника штаба.

В первой половине ночи подвели итоги боевого дня. Самым опасным было то, что враг вплотную подошел к Ленинградскому шоссе. Бреши в нашей обороне еще больше увеличились (на отдельных участках достигали 6 км), да и с соседями (справа 31-я армия Калининского фронта, слева - 16-я армия) тесного взаимодействия уже не было. Обстановка у них была не менее сложной, чем у нас.

21 ноября в состав армии прибыла 8-я танковая бригада полковника П. А. Ротмистрова. Танков в ней было очень мало, зато люди сражались отлично. Позже бригада заслужила звание 3-й гвардейской. Тогда же в полосе нашей армии появилась отходившая под ударами танков и авиации противника 58-я танковая дивизия 16-й армии, недавно прибывшая с Дальнего Востока. Командование Западного фронта передало ее в состав 30-й армии. Пока что мы вывели ее во второй эшелон.

22 ноября войска продолжали вести ожесточенный бой с танками врага, главным образом на левом фланге. Соседу слева было не легче. В тот день неприятель ворвался в Клин и начал теснить войска 16-й армии генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского.

К вечеру объединенными усилиями противник был выбит. Но наутро он обошел Клин с северо-востока и юго-востока и снова ворвался в него. Мы по приказу командующего фронтом направили туда 24-ю кавалерийскую дивизию и 8-ю танковую бригаду, чтобы ударить неприятелю во фланг. Но выправить положение не удалось: силы были слишком неравны - гитлеровцы имели до 100 танков против наших 15.

Всю ночь самоотверженно сражался окруженный в городе 70-и кавалерийский полк 24-й кавдивизии. К утру он прорвался к своим. Боевое знамя полка спас комсомолец Лаптев. Помощь кавалеристам оказал командир танкового взвода 58-й танковой дивизии лейтенант Балаев, уничтоживший в Клину 12 танков и орудий врага. Не отстали от него и боевые друзья из 117-го танкового полка той же дивизии - старший лейтенант Лапуцкий и сержант Мусеев: они сожгли 10 танков.

Под давлением превосходящих сил противника 16-я армия оставила Клин. Это поставило нас в очень тяжелое положение.

С потерей Клина между 30-й и 16-й армиями образовался 8-километровый разрыв, закрыть который было нечем. По телефону я просил командующего Западным фронтом:

– Дайте хоть одну дивизию.

Генерал армии Г. К. Жуков ответил коротко и ясно:

– У фронта резервов сейчас нет. Изыщите у себя.

Я понимал сложнейшую обстановку в дни, когда над столицей нависла смертельная опасность, и состояние Георгия Константиновича.

25 ноября мороз достиг 30°. Резкое похолодание сопровождалось сильным снегопадом, который затруднял продвижение войск. Однако враг, хотя и замедленным темпом, настойчиво продолжал наступать двумя танковыми группировками: одной - в направлении Солнечногорска, второй - на Рогачево, Дмитров. Сюда, на левый фланг 30-й армии, шли около 200 вражеских танков при мощной поддержке авиации.

Наша оборона с предельным напряжением сдерживала натиск противника. Маневрируя танками, он мог в любой момент пробить в ней бреши. Как воздух нужны были резервы. Но где их взять? Пришлось «почистить» дивизионные и армейские тылы. Из личного состава хлебопекарен, складов, подразделений охраны удалось набрать 8 взводов по 20 человек. Придали им по одному орудию, дали по сотне противотанковых мин. Это уже была сила.

Бой дошел до предельного ожесточения. Наши танкисты огнем, гусеницами и таранными ударами крушили врага: артиллеристы вели огонь бронебойными и осколочными снарядами в упор по наседающим фашистам; пехотинцы не отходили ни на метр, автоматным и пулеметным огнем отрезая неприятельскую пехоту от танков. Командир танкового полка 8-й танковой бригады майор А. В. Егоров лично расстрелял бронебойными снарядами 4 вражеских танка. Мотострелковый батальон Я. М. Шестака уничтожил 5 танков из противотанковых ружей, 4 орудия и до двух рот вражеской пехоты.

Начальник штаба полка капитан В. Калинин сразил четырех гитлеровцев, санитарка Катя Новикова - пятерых. Сражались боевые части, штабы, тылы, даже госпитали легкораненых. Все было брошено на защиту столицы.

И все-таки наше положение ухудшилось, 27-го пришлось оставить Рогачево. Я отдал левофланговым частям и подразделениям приказ отходить на дмитровский рубеж. С начальником артиллерии Л. А. Мазановым мы с трудом проскочили через узкий коридор, простреливаемый пулеметами противника, и чудом добрались до штаба армии.

В эти тяжелые часы Г. К. Жуков прислал в армию подкрепления - противотанковый батальон, имевший 120 противотанковых ружей, и артиллерийскую батарею. В то время это была серьезная помощь. В течение только одного дня батальон уничтожил 14 немецких танков, 3 подбил лично военком батальона Петров. Вечером подошло еще подкрепление - отряд добровольцев из Москвы и Подмосковья. Большинство их прямо заявило: «Не вздумайте посылать нас в тылы. Пойдем солдатами защищать столицу». Я запомнил прибывших из Яхромы Анатолия Алексеевича Волкова, Николая Ивановича Сквознова, Анну Петровну Неженцеву, Анну Васильевну Оболенину, Леонида Николаевича Владимирова, Василия Николаевича Трунова, Ивана Михайловича Хрызина, Екатерину Георгиевну Романычеву. Они стойко сражались за столицу и вместе с частями Красной Армии с боями дошли до Берлина.

...Вечером раздался звонок из штаба фронта. В. Д. Соколовский дал указание к утру 28 ноября перевести штаб армии в Дмитров. Когда я посмотрел на карту, меня очень поразило, что этот город находился как раз против разрыва между 16-й и 30-й армиями и в нашу полосу не входил. Там же вовсе нет войск. Но может, и не случайно командование фронта решило поставить штаб армии именно в Дмитров: мол, тогда уж командарм наскребет подразделения и закроет прорыв.

Так оно и вышло.

Рассвет застал нас в Дмитрове. В городе было пустынно. Наших войск нот, только трехорудийная зенитная батарея стоит на площади возле церкви, неизвестно, кому подчинена. А южнее города, уже на восточном берегу канала Москва - Волга, слышна частая стрельба танковых орудий. Выскочили на машине на окраину и видим, как вдоль шоссе ползет более двух десятков вражеских танков. Перед ними отходит наша мотоциклетная рота, накануне посланная в разведку.

Критическое положение! Противник вот-вот ворвется в Дмитров, а здесь штаб армии, и войск нет.

И тут, на наше счастье, на линии железной дороги Яхрома - Дмитров появился бронепоезд. Он на ходу вел огонь. Машинист то резко бросал его вперед, то так же стремительно уводил назад. Когда бронепоезд подошел ближе, мы с начальником связи подполковником А. Я. Остренко подбежали к нему.

Вскочив на подножку, я постучал по башне. В броне зияли две свежие пробоины и несколько вмятин. Люк открылся, в нем показался человек в кожаной тужурке, какие ранее носили командиры-танкисты, но без знаков различия, лицо его было испачкано мазутом.

– Командир бронепоезда № 73 капитан Малышев, - представился он.
– Веду бой, уничтожил восемь танков.

– Откуда попали сюда?

– Послан был вчера командующим Московской зоны обороны.

– А это кто ведет огонь впереди?

– Это моя вторая бронеплощадка.

Оказывается, поезд состоял из двух самостоятельных бронеплощадок, вооруженных пушками, пулеметами и зенитными орудиями. Единоборство бронепоезда с 20 танками! Редчайший случай.

– Точно «Варяг» против японской эскадры!
– вполголоса сказал Остренко.