Москва в начале ХХ века. Заметки современника

Никаких расписок от посыльного не требовалось — нужно было только запомнить номер бляхи и вручить ему небольшую оплату. Все посыльные были членами артели, и она отвечала за неисполнение и пропажу. Обычно посыльный получал вторую мзду от получателя.

Чистильщиков сапог было много, почти на каждом углу оживленных улиц. Они имели небольшие шкафчики, табуретку и подставку для ноги. Стульев или кресел для клиентов не было, во время чистки ботинок они стояли. На открытых дверцах шкафчика развешивались шнурки и плетеные соломенные стельки, на полочке выставлялись банки с гуталином.

Газетных киосков не было. Их заменяли стоявшие у стен домов шкафчики, почти такие же, как у чистильщиков обуви. На дверцах натягивались веревочки, на которых, с помощью деревянных бельевых зажимов, развешивались газеты, журналы и неизбежная бульварная литература, вроде бесконечно продолжавшихся приключений сыщиков Нат Пинкертона, Ника Картера и Шерлока Холмса, не имевшего никакого отношения к Конан Дойлю. [77]

77

… бесконечно продолжавшихся приключений сыщиков Нат Пинкертона, Ника Картера и Шерлока Холмса — Речь идет о бульварной «литературе выпусков», наводнившей Россию во второй половине 1900-х — нач. 1910-х гг. «Вскоре у газетчиков на углах улиц появились разноцветные книжки ценою в пять и семь копеек — эти книжки стали называться выпусками» — вспоминает в кн. «Родители, наставники, поэты» Л. Борисов. «А так как газетчиков в те годы было значительно больше, чем сегодня так называемых «киоскеров» (сколько углов, столько было и газетчиков, и не было у них домика, где они сидели бы со своим «товаром»), то скоро выпуски примелькались, как шапка на голове городового: тоже сколько углов, столько городовых. Выпуски эти повествовали о подвигах сыщиков, главным образом американских и английских. Выпуск первый подвигов Ната Пинкертона назывался «Заговор преступников» — это название помнит все мое поколение, ибо с ним впервые появились всевозможные сыщики. За этим выпуском недели две спустя появились такие же книжечки приключений (напечатано было — «похождения») сыщика Ника Картера, в каждой книжечке было не 32 страницы, как в тех, что стоили пятачок, а 48, и цена им семь копеек. Еще неделя-другая, и появился Шерлок Холмс с трубкой в зубах (в медальоне на обложке каждого выпуска) ‹…› и Пат Коннер, и Этель Кинг — женщина-сыщик, и «Победитель Шерлока Холмса Арсен Люпэн», и «Начальник Санкт-Петербургской сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин» ‹…› Появились и такие выпуски, которые стоили три копейки, в каждом выпуске была аляповатая картинка (не в красках), и выпуски в обложке цветной, но уже за пять копеек. Были буквально знамениты «Пещера Лейхтвейса» — 73 выпуска, «Гарибальди» — 71 выпуск, «Палач города Берлина» — 44 выпуска, сильно искаженный и переводом и сокращением роман Евгения Сю «Парижские тайны» — забыл уже, сколько выпусков он занимал». Главным поставщиком этой литературы на книжный рынок было петербургское издательство «Развлечение», тиражи отдельных «выпусков» составляли десятки, а иногда и сотни тысяч экземпляров. По утверждению Борисова, некоторые «выпуски» были ради заработка или развлечения сочинены такими литераторами, как А. Куприн, М. Кузмин и Н. Брешко-Брешковский.

Книжных магазинов было мало. Наиболее крупный был в доме Сытина на Тверской, там же было его издательство, типография (во дворе) и редакция газеты «Русское слово». На базе этого издательства возникли советские газеты «Известия», «Труд» и ряд других изданий. [78]

Если говорить о «сервисе» в Москве описываемого периода, то будет правильным признать, что никакого специально-организованного сервиса не было, кроме указанных посыльных. Конечно, имелось большое количество ресторанов, трактиров, гостиниц и меблированных комнат, сдававшихся в наем с исполнением (по желанию съемщика) разного вида услуг, вплоть до питания. Было достаточно бань, были прачечные, артели полотеров и протирщиков стекол в витринах магазинов и многое другое. Но все это нельзя было назвать организованным сервисом, да и такого слова тогда не было. Все эти услуги возникали как коммерческие предприятия и преследовали единственную цель — прибыль, а не удобство для населения. Качество обслуживания определялось ценой услуг и опасностью конкуренции. Реклама предприятий (контор, артелей) обслуживания была ничтожной. Простой народ — рабочие, ремесленники, приказчики, извозчики и прочие не прибегали к сфере обслуживания, кроме бань, магазинов и трактиров.

78

… доме Сытина на Тверской, там же было его издательство, типография (во дворе) и редакция газеты «Русское слово» — И.Д. Сытин (1851–1934) — виднейший российский книгоиздатель, был причастен к созданию издательства «Посредник», издавал журналы «Книговедение», «Вокруг света», «Военную энциклопедию», широко распространенный «Всеобщий календарь»-справочник, художественную литературу, учебные пособия, песенники и т. д., владел обширной сетью книжных магазинов. Дом Сытина в стиле модерн (Тверская, 18Б) был построен в 1905–1907 гг. по проекту А. Эрихсона, в 1979 г. был передвинут в связи со строительством нового здания издательства «Известия». Либеральная ежедневная газета «Русское слово», начавшая выходить в 1895 г., была приобретена и реформирована Сытиным в 1897 г., тираж газеты до революции составлял 600–800 тыс. экз. «Русское слово» продолжало выходить вплоть до цензурного запрета в ноябре 1917 г. В начале 1918 г. издание возобновило выход; газета издавалась под измененными названиями и была окончательно закрыта в июле 1918 г.

Почти 100 % труда по обслуживанию этой части населения несли женщины — жены, матери, сестры, дочери. Они нянчили своих детей, кухарили, стирали, шили, штопали, наводили посильную чистоту, ходили за покупками в лавки «подешевле» и выполняли все остальные работы по домашнему хозяйству, умудряясь за 24 часа в сутки обслужить свою многочисленную семью, да еще помочь ей заработком по любой профессии, свойственной им по домашним обязанностям.

Все, кто мог оплачивать услуги, получал их в соответствии с затратами: от чистки обуви и услуг банщика до пользования постоянным извозчиком, подававшим свою пролетку в установленное время к месту, назначенному клиентом.

Очень многим можно было пользоваться, не выходя из дома — были бы деньги. Все можно было получать на дом, даже не имея прислуги.

Медицинская помощь была платной для всех, кроме беднейших слоев населения, пользовавшихся городскими больницами [79] или услугами фельдшеров, имевшихся на больших предприятиях. [80] Вообще население пользовалось услугами «частнопрактикующих» врачей, имевших у себя на квартирах кабинеты приема больных, а иногда содержавших небольшие лечебницы на несколько коек. [81] Эти же врачи за определенную плату посещали больных на дому.

79

… городскими больницами — По состоянию на 1912 г. городские власти Москвы располагали 18 больничными учреждениями с 7,011 кроватями, 950 койками в арендованных частных домах, 787 кроватями в шести домах призрения для неизлечимых больных и семью богадельнями с 1,800 мест. Больничную помощь населению также оказывали клиники и институты медицинского факультета Московского университета, больницы ведомства имп. Марии, частные лечебницы и т. п.

80

… фельдшеров, имевшихся на больших предприятиях — в начале ХХ в. в Москве имелось 157 фабричных медицинских учреждений с 839 койками.

81

… небольшие лечебницы на несколько коек — в описываемый период в Москве насчитывалось 88 частных лечебниц.

Случаи торга с больными за оплату лечения мне не известны, хотя неофициальная такса существовала почти у каждого врача и часто оплата не соответствовала средствам пациента. Врачи, пользовавшиеся большой известностью и обслуживавшие главным образом буржуазию, лечили больных по предварительной записи, с предупреждением о стоимости визита или курса лечения.

Вывески у врачей были скромные, небольшого размера, исполненные черными буквами по белой эмали. Иногда на улице не было никакой вывески, и только на двери квартиры имелась латунная дощечка с выгравированной надписью. Наиболее часто встречались вывески врачей-венерологов, иногда крайне лаконичные, вроде: «Сифилис 606 и 914 по Эрлиху. [82] Триппер хронический», дальше следовал краткий адрес и часы приема. Профессия венеролога считалась доходной.

82

… «Сифилис 606 и 914 по Эрлиху» — В 1910 г. немецкий фармаколог и иммунолог, нобелевский лауреат П. Эрлих после испытания 606 соединений объявил об открытии средства сальварсан, позволяющего излечить сифилис. В 1912 г. Эрлих разработал видоизмененный вариант этого лекарства — «препарат 914» или неосальварсан.

Существовала и скорая помощь. [83] Повозка в виде фургона с местами для двух носилок, с задней двойной дверцей, подрессорная, с колесами на резиновых монолитных шинах, с козлами для кучера и санитара, запряженная парой далеко не резвых лошадей, трусила по улице, подавая сигналы ударами звонка, действовавшего от педали. Цвет фургона — темнокоричневый или темно-синий, по бокам надписи золочеными буквами — «Скорая помощь». К услугам «скорой помощи» прибегали крайне редко, предпочитали пользоваться извозчиками.

83

Существовала и скорая помощь — Первые станции скорой помощи в Москве были открыты при Сущевском и Сретенском полицейских участках в апреле 1898 г., при каждой станции имелась карета скорой помощи с медикаментами и врачебными инструментами (см. А. Вахромеев, «К истории создания Скорой помощи в Москве»). Выезжали на таких каретах врач, фельдшер и санитар. Радиус обслуживания ограничивался пределами данной полицейской части. Дежурство команды скорой помощи начиналось в 3 часа дня, заканчивалось в это же время на следующий день. К весне 1902 г. в Москве имелось семь станций с каретами скорой помощи, в 1903 г. появилась первая карета для перевозки рожениц, в 1908 г. возникло добровольное Общество скорой медицинской помощи. В 1912 г. общество открыло на пожертвования станцию скорой помощи на Долгоруковской ул. и оборудовало санитарный автомобиль. С началом Первой мировой войны станция прекратила свое существование и Москва оставалась без службы скорой помощи до октября 1919 г., когда была организована новая станция.

9 Звуки Москвы

Москва была полна звуками, полностью исчезнувшими в настоящее время. Эти звуки ошеломляли провинциала, приехавшего впервые в Москву летом и попавшего на оживленные улицы, особенно с ломовым движением. Зимой было тише — снег глушил звуки, а двойные рамы в окнах делали многое неслышным.

Цоканье лошадиных подков по булыжникам, грохот колес ломовых телег; крики извозчиков на лошадей и рассеянных пешеходов; громкие и резкие звонки трамваев, грохот их колес по рельсам, визг и скрежет на поворотах, крики разносчиков, карканье огромных стай ворон и галок, тучами возвращавшихся перед заходом солнца к своим гнездам в парках, бульварах и больших садах, звуки рожков еще редких автомобилей, наигрывающих целые мелодии или просто тявкающих на одной ноте; звуки шарманок, фабричные гудки и гудки паровозов в районах вокзалов и поездных путей к заводам, плывущий над городом колокольный звон церквей, все это составляло специфическую симфонию, которую никому и никогда не придется больше услышать.

Если вы находились в своей квартире, особенно выходившей окнами во двор дома, то звуки были с утра до вечера уже другого рода.

Непрерывно один за другим заходили торговцы-лотошники и бродячие мастеровые, всякие скупщики и люди разных профессий.

Появлялся лотошник с решетами, сложенными стопкой на голове, зычно возвещавший: «Э-э, вот садова малина, вишня-ягода, крыжовник!» Не успевал он выйти за ворота, как раздавалось:

«Шурум-бурум! Старье-верье купаем!» — возвещал татаринстарьевщик с полосатым мешком за спиной и двумя, уже приобретенными шляпами на голове, одетыми друг на друга и скрывающими его собственную ермолку. [84]

84

«Шурум-бурум! Старье-верье купаем!» — возвещал татарин- старьевщик с полосатым мешком за спиной — «Скупленные вещи они выносили на толкучку, продавали их с рук или в старьевые лавочки, приютившиеся в нишах китай-городской стены» — пишет И. Белоусов («Ушедшая Москва»). «У татар- старьевщиков можно было встретить самые разнообразные вещи: старомодный пуховой цилиндр, фрак или вицмундир, вышедшую из моды дамскую шляпу с перьями и цветами, изъеденное молью меховое пальто, распаявшийся самовар и другие самые разнообразные вещи».

Вслед за этим раздавалось: «Кости покупаем, кости!» Затем: — «Рыба, живая рыба!» И так целый день один рыцарь сервиса сменял другого без плана, расписания и прочих способов порядка, словом — стихийно, но поодиночке.

Особую категорию составляли бродячие представители «культуры». То появлялись 2–3 слепых старца, ведомые мальчиком-проводником, одетые в крестьянские сермяги, часто босые, с неизменными длинными посохами. Остановившись всей группой, не снимая рук с плеч друг друга, они начинали «петь Лазаря» старческими голосами, сопровождаемыми дискантом мальчика. Иногда один из них аккомпанировал на скрипучем духовом инструменте, напоминавшем по размеру и форме скрипку без грифа и имевшем несколько клавиш и небольшую непрерывно вращаемую ручку. [85] По окончании «концерта» ждали милостыню, выбрасываемую в форточки — медяки, иногда завернутые в бумажку, а иногда просто так, собирал мальчик-поводырь.

85

… на скрипучем духовом инструменте, напоминавшем по размеру и форме скрипку без грифа и имевшем несколько клавиш и небольшую непрерывно вращаемую ручку — Подразумевается европейская колесная лира, распространенный в России с XVII в. инструмент нищих бродячих музыкантов. Колесо лиры вращается рукой, заставляя струны вибрировать; звучание отдельных струн регулируется с помощью клавиш для воспроизводства мелодии, остальные сопровождают пение лирника монотонным гудением.

To появлялся шарманщик с одноногой шарманкой за спиной и попугаем или морской свинкой, обученными доставать из коробки за пятачок или три копейки «счастье» в виде пакетика- записки с предсказанием судьбы. Иногда в «счастье» был вложен грошовый сувенир — колечко, брошка или сережки, как сюрприз.

Иногда шарманщик появлялся с обезьянкой на цепочке, одетой в курточку или платье и обученной показывать простейшие трюки, вроде «Как Марья Ивановна за водой идет», причем палочка на плечах обезьянки должна была изображать коромысло.