МИЛИЦАНЕР Что читаешь, товарищ?ОРЛОВ Да вот – последний сборник ПриговаМИЛИЦАНЕР Постой, постой, Пригов… Пригов… А! Вспомнил.Это который такие вроде бы стихи пишет.ОРЛОВ Почему же это, товарищ, вроде?МИЛИЦАНЕР Ну, на таком вроде бы непоэтическом языке.ОРЛОВ А что же это за такой поэтический язык?МИЛИЦАНЕР Как бы вам это объяснить? Он пишет не на русскомязыке, а на некой новоречи. Как если бы я, например,пришел бы к женщине и лег бы к ней в постельв мундире.ОРЛОВ Да, но и во фраке к женщине тоже ведь не ляжешь.МИЛИЦАНЕР Но это все-таки как-то поприличнее, что ли.ОРЛОВ А на пост во фраке выйдешь?МИЛИЦАНЕР Ну, то работа, должность, о ней разговор особый.ОРЛОВ О всем разговор особый,
да один и тот же.(вбегает Поэт, в данный момент под фамилией Пригов)ПРИГОВ Здравствуйте, здравствуйте, товарищи! Что читаете?ОРЛОВ Вот, ваши стихи, Дмитрий Александрович.ПРИГОВ Это какие же такие мои стихи?ОРЛОВ Уж будто и не знаете, Дмитрий Александрович!ПРИГОВ Откуда мне знать, Борис Константинович.ОРЛОВ Ох, уж эти мне поэты, все бы им пококетничать.Но ваши вирши читаем, Дмитрий Александрович.МИЛИЦАНЕР Это он читает, я не читаю.ПРИГОВ А-а-а… вирши. (Косится на милицанера).Да это все так. А вообще-то я лирик. Блок я.МИЛИЦАНЕР Блок?ПРИГОВ А что?МИЛИЦАНЕР Нет, ничего.ОРЛОВ А на мой взгляд, замечательные вирши.МИЛИЦАНЕР Что, правда?ОРЛОВ Правда. Видите ли, в стихе с регулярным размером,мысль кажется вещью случайной, то есть, всегдаощущение какого-то фокуса.МИЛИЦАНЕР Фокус?ОРЛОВ Ну, да. Все думаешь, как это в нужный размер ещечто-то и разумное уложилось. А в виршах мысльявляется конструктивным принципом стиха.Почти физически ощущаешь, как предложениесо всеми оговорками и неизбежной для рефлексииотбеганиями в сторону добегает до неизбежной на этомнескончаемом, затягивающем и самопорождающемсяпути до рифмы. Выходит не мысль в стихе,а стих посредством мысли.МИЛИЦАНЕР (Пригову) И это ваши вирши?ПРИГОВ Нет, нет, не мои. Это его. Он умный.А я бесхитростный, я – Исаковский.МИЛИЦАНЕР Исаковский? А он сказал, что ваши.ПРИГОВ Ах, поэты, поэты! Все бы им пококетничать.Они же патологически скромны. Ужас какой-то!Ведь вот ведь как он все про эти вирши знаети понимает. Точно его. Ах, прежде чем поэта заставишьсознаться, столько всего утечет. Вы его, наверное,напугали, вот он и сказал, что не его.МИЛИЦАНЕР Нет, я его не пугал. Стихи не ругал.ПРИГОВ Не ругали? Понятно. Понятно. Ну, тогда,как бы вам сказать. действительно,это в некотором роде мои стихи.А то, что они не мои, так это я выразился фигурально.МИЛИЦАНЕР Как это фигурально?ПРИГОВ Ну, в том смысле, что я сейчас пишу уже другие стихи.А эти – как бы уже и не мои. Они уже скорее чьи-то,кто их читает, сопереживает им или ругает их, вот,например, Орлова. А я-то тут при чем? А?Я вас спрашиваю, товарищ Милицанер?МИЛИЦАНЕР Как это – при чем?ПРИГОВ А вот так. Я уже другой. Мне они уже чужие.А кому они в данный момент близки – с техи спрашивайте, а кому не близки – с темии спрашивайте. А я сейчас пишу чистую нежнуюлирику. Я уже не Ломоносов. Я сейчас поэтбез малейшей мысли в голове. Я сейчас Есенин.МИЛИЦАНЕР Есенин?ОРЛОВ И напрасно. На мой взгляд, вирши – это лучшееиз всего, что вы написали, Дмитрий Александрович.И как мне кажется, это есть как раз наиболееадекватное выражение вашей поэтической сути.ПРИГОВ Ах, читатели, читатели! Ведь как это страшно бытьузаконенным, даже для самого себя! Хотя, нет.Я неправ. Многие даже из этого некое начальственноеместо себе соорудили. Сидят себе – прямоблагородные Герцены, а тут к ним вдруг в ихлондонскую там, или московскую здесь, квартирув черном пиджачке Нечаев входит и все благородноепортит. И забывают, что сами-то – такие же Нечаевы,а никакие не Герцены.МИЛИЦАНЕР Так вы кто же на самом деле гражданин —Нечаев или Герцен?ПРИГОВ Нет, нет, нет. Вот я кто. (протягивает паспорт)МИЛИЦАНЕР (читает) До-сто-евс-кий. Это что же,вы тот самый знаменитый писатель и есть?ПРИГОВ Он самый.МИЛИЦАНЕР Так, значит, вы все это и выдумали?ПРИГОВ Выдумал.МИЛИЦАНЕР И меня тоже?ПРИГОВ Все, все выдумал! И тебя тоже.МИЛИЦАНЕР И его? (указывает на Орлова)ПРИГОВ И его! И его! Он совсем не такой. Все я выдумал.Весь мир выдумал! И себя тоже! Себя тоже выдумал!Никакой я не Достоевский. Пригов я! Пригов!Слышите вы – Пригов!11 | 00816 Если смысл жизни в нас самих положен То отсюда и вывод непреложен: Смыслов жизни столько – сколько на земле людей А что касается наших детей То из вышесказанного следует непреложно Что утверждение: Дети – наше будущее! – ложно Мы сами свое будущее всегда и везде А чужие будущие живут сами по себе11 | 00817 Всякая мало-мальская свобода Это потом ищет выхода,
а сначала она ищет входа Сначала она на небе сидит Вниз так строго и внимательно глядит Когда кого подходящего заметит – сразу слетает и внутрь входит А потом начинает томиться и выхода себе не находит И тяжко, тяжко тому, кто ей вместилищем служит Выход-то уже – постарались! – завалили да и приперли снаружи А тот, в ком нет ни выхода ни входа Тот говорит: Свобода – ясная вещь! А что – Свобода?11 | 00818 Восточные женщины рая Весьма беспомощны мужчин выбирая Потому что это дело не их: В природе их выбирают самих А западная женщина ада Выбирать и свободна и рада И поскольку выбирает она сама То терпит в мужчине и слабость и преизбыток ума11 | 00819 Как страшно жить в безжалостной истории Словно на неподвластной истине и оправданию территории Так Борис Годунов по прошествии стольких чужих слов и дел И сам в результате уверовал, что царевича убил и даже съел А другие, кто действительно был замечен при жизни в этом деле Уверились, что святые, что только и делали, что постились – не пили, не ели11 | 00820 Канадец грозный как под Ватерлоо стоит Но наш спокойно в шлеме и с клюшкой на него глядит Что ему нужно в такой от Родины дали Не отдадим ему ни пяди нашей земли Но покроем себя славной несчетной А коли силы неравны – погибнем все, так и не узнав окончательного счета11 | 00821 И вдруг я делаюсь на миг вечно свободен Хотя вроде бы и не умирал и не делал даже шага в сторону вроде Но нету уже во мне ни великости, ни малости Но главное, что нету, хотя есть как и прежде – в полной мере – и даже больше, ни капли жалости Ни жалобы, словно у какой геометрической фигуры (хотя у нее, фигуры, вполне возможно, что есть), а у меня – нет И выходит – что я лишен всяческих примет11 | 00822 Душа незаметна, потому что легка как дымка А может быть она есть чистая выдумка Может быть все, что про нее пишут – душа страдает, душа ликует – все это ложно Но дело не в том, что может быть или не быть, а в том, что быть должно А душа быть должна Хотя может и не быть – как случаются холостяки, в то время как у всех прочих есть жена11 | 00823 С трагическим усердьем слежу я за нашим временем И нету горшего занятия, большего бремени Вот вижу: какие уж времена проходят А все государство с народом, или хотя бы народ с государством, согласия не находят Лезут в одну дырку пихаясь и толпясь И возникает между ними при этом вроде бы тесная связь Но кто-то из них занимается не своим делом Как если бы душа возжелала стать вторым телом11 | 00824 Вспоминаю свое далекое, но вполне конкретное детство Ведь было! – так куда же оно умудрилось деться? Были дом и сад и точное детское тело Но что-то не припоминаю ни своего детского скелета, ни детской могилки — куда же оно улетело Или до сих пор все это внутри меня отдельным размером сидит Незабываемое, но и недоказуемое, не явное на вид11 | 00825 Дом вокруг печки на четыре стороны стоит Вокруг дома повытоптанная трава лежит А вокруг травы – лесная прогалина, а за прогалиной – леса За лесами – плотный воздух, потом воздух поразреженнее, потом пустота, а за ними – небеса А за небесами в обратной точке тьма стоит А внизу, внутри дома, в центре – человек сидит Он сидит и думает: вот последний мой час настает Сейчас окружающее где-то даст слабинку: дырочка маленькая – и тьма натечет11 | 00826 Когда я размышляю о поэзии, как ей дальше быть То понимаю, что мои современники должны меня больше, чем Пушкина любить Я пишу о том, что с ними происходит, или происходило, или произойдет — им каждый факт знаком И говорю им это понятным нашим общим языком А если они все-таки любят Пушкина больше чем меня, так это потому, что я добрый и честный: не поношу его, не посягаю на его стихи, его славу, его честь Да и как же я могу поносить все это, когда я тот самый Пушкин и есть